Елена Коронатова - Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва
За дверью мама, всхлипывая, говорила:
— Что меня такой сделало? Я же просила вас с папой… просила… просила отпустить учиться… Нет, неприлично бегать по курсам… Я могла быть врачом… учительницей, а теперь… Я ничего не умею… неприспособленная…
Бабушка голосом совсем не бабушкиным, а другим сказала:
— Прости, Наташенька…
Нина взглянула на Катю, но та отвела глаза и решительным тоном заявила:
— Идем в детскую.
За вечерним чаем мама все зябко передергивала плечами под старенькой шалью, лицо у нее было усталое, веки красные. К великому удивлению Нины, мама закурила при бабушке, и бабушка ничего не сказала, словно это было самое обычное дело. Как будто сегодняшний день сделал их обеих главными.
Ночью Нине снилась барахолка, парень в плисовых штанах, огромная бабища. От страха она просыпалась.
Глава шестаяДомнушка, она прежде стирала бабушке белье, предложила сменять вещи на продукты, и не в городе, а в деревне. Там у нее сестра живет, вместе с сестрой и походят, уже ее-то никто не обманет. С тех пор в семье Камышиных, особенно дети, с нетерпением ждали появления Домнушки. Как-то следом за Домнушкой из сеней шагнула маленькая фигурка, укутанная по самые глаза платком.
— Вот привела к вам поиграть, — сказала Домнушка. — Дочка моя. Разболакайся, Варюша.
Девочка — большеротая, лоб узенький, волосы чем-то густо напомажены — смотрела исподлобья, недоверчиво. Но зеленовато-карие, под черными бровями глаза хороши.
— Варюша будет вашей новой подругой, — сказала бабушка, — играйте с ней и не обижайте гостью.
Варя, войдя в столовую, присела на край дивана.
— Ты учишься? — спросила Катя.
Варя отрицательно помотала головой. Бабушка так «мотать» им не разрешала.
— Тебе сколько лет?
Они удивились: двенадцать — ровесница Кати, а такая маленькая.
— У тебя книжки есть? — спросила Нина.
— Кого?
— Надо говорить не «кого», а «что», — поправила Катя.
Варя покраснела и ничего не сказала. Нине стало ее жаль.
— Ты к нам еще придешь. Ладно?
— А кто его знат.
Варя так и просидела на краешке дивана, сама ни о чем не спрашивала, украдкой разглядывала игрушки, книги, комнату. Сестрам она не понравилась — скучная какая-то. Но все же они обрадовались, когда Домнушка, уезжая в деревню, привела к ним Варю. Привезла она на саночках два ведра картошки и овсянки на кашу.
— Не отказывайтесь! — заявила Домнушка. — В случае чего не обернусь — Варюша поживет у вас. Откель еще и на нее харчей доставать. Пошла на базар хлеба купить — фунт семнадцать тысяч. Думаю, ладно, обожду маленько, может, какой красноармеец на махорку выменяет. Через час прихожу, а уже двадцать тыщ просят. Сейчас заглянули, а он, хлебушко наш, уже двадцать пять тыщ! Ну, креста на людях нету!
Домнушка уехала. Вечером, когда бабушка ушла в церковь, Варя удивила сестер, неожиданно спросив:
— А танцевать кто из вас умеет? Ага, не умеете!
— Краковяк немного, — сказала Нина.
Варя пренебрежительно фыркнула, ловко скинула пимы, приказала:
— Подайте платочек, — выхватив у Натки платочек, она дребезжащим, но верным голоском запела: — Ты, старуха, на носок, — легонько побежала на носках, — ты, старик, на пятку, — тут Варя прошлась на пятках, — ты, старуха, как-нибудь, я старик, вприсядку. — Прыгала, как мячик, чулки на ней рваные — только голые пятки сверкают.
— Ты хорошо танцуешь, — похвалила Катя.
— А я и по-другому умею. — На цыпочках Варя поплыла по комнате, проделывала какие-то замысловатые движения, сгибалась чуть ли не до полу, крутилась на одной ноге, потом вдруг распласталась на полу.
Сестры кинулись ей на помощь.
— Это же помирающий лебедь! — Варя смерила их презрительным взглядом. — Что, не видите?
Запыхавшаяся Варя уселась на диван.
— Где ты так научилась танцевать?
— А у меня сестра артистка.
— Ты не врешь? — строго спросила Катя.
Варя молча повернулась к иконе и перекрестилась.
— Она с вами живет?
— Не, в великий пост приедет на гастроли.
Слово «гастроли» окончательно сняло подозрения, и Варя в глазах сестер выросла необычайно.
— Мы никогда не были в театре, — вздохнула Катя.
— Давайте играть в театр, — предложила Нина.
В столовой устроили сцену. Для зрителей поставили стулья в детской. Вместо занавеса — двери. Выступали все по очереди. Первой «сцену» предоставили Варе.
— Знамынытый ыврапыйскый таныц каныкан в исполнении звызды сызона Варвары Нежной! — объявила она.
Варя задирала ноги, так что были видны залатанные штанишки, гримасничала и пела песенку, за которую однажды Натка отстояла час в углу.
— Ах, шарабан мой, американка, — пела Варя, как-то странно закатывая глаза, — а я девчонка, да шарлатанка, ах, шарабан мой, шааарабан…
— По-моему, этот танец неприличный, — сказала Катя.
— Это кордебалет. Много вы понимаете, — фыркнула Варя.
Кате нечего было возразить, что такое «кордебалет», сестры не знали.
— Теперь ваша очередь, а я погляжу, — не без вызова сказала Варя.
Катя назидательным тоном прочитала басни Крылова, Натка спела «Травка зеленеет»; стараясь доходить на Варю, она закатывала глаза. Катя ее одергивала: «Не кривляйся».
Свое выступление, или гастроли, как она объявила, Нина оставила напоследок. Закрыла дверь на крючок — пусть не видят приготовления: обмоталась простыней, обсыпала маминой пудрой лицо, чтобы «как мертвец», и только потом распахнула дверь.
— Все васильки, васильки, красные, желтые всюду, — замогильным голосом декламировала Нина. — Видишь! — взвизгнула она и, снизив голос почти до шепота, выдавила — Торчат на стене. Слышишь! — (снова визг) — Сбегают по крыше. Вот подползают ко мне, — тут Нина подпрыгнула, — лезут все выше и выше! — завопила она и шарахнулась в сторону, сделав вид, что лезет на стену.
Натка, закричав: «Я боюсь, я боюсь!» — бросилась к Кате.
— Ну тебя, перестань! Только Натку испугала, — рассердилась Катя.
Нина обиделась на сестер. Одна Варя одобрила, а все потому, что сестра артистка.
Варя стала постоянной гостьей, приходила в субботу, и, как только бабушка отправлялась в церковь, дома начиналось светопреставленье: все сдвигалось со своих мест, цветы ставили на пол — «будто сад». Разыгрывали пьесы, придумывала их Нина. Пьесы назывались «Княжна Джаваха», «Спящая красавица», «Мцыри», в зависимости от того, что в это время Нина читала.
Но лишь раздавался церковный благовест — вещи водворяли на свои места, все четверо чинно усаживались за стол с раскрытыми книгами. Бабушка говорила: «Так и надо себя вести во время всенощной». Катя мучилась: «Обманываем бабушку».
Потом игры в театр прекратились. Сестры дружно заболели корью. От скуки они постоянно ссорились. Днем еще ничего, а вечерами хоть плачь, только ведь не поможет. Длинный-предлинный вечер начинается с сумерек, с противных сизых сумерек, которые в четыре часа дня уже ползут через обледенелое окно, прячутся по углам.
— Хотите, я буду сочинять? — как-то спросила Нина.
Сестры согласились охотно.
— Слушайте, только, чур, не перебивать. Называется драма. В одном замке жил герцог. У герцога была дочка, а матери не было.
— У герцога матери не было?
— Натка, я же сказала — не перебивать. Ну вот…
Каких только страданий Нина не послала на бедную голову маленькой герцогини и, когда уже больше ничего не могла придумать, бросила свою героиню в воду. Помолчав, пусть сестры переживают, Нина прошептала: «И зеленые волны покрыли ее».
— Бедняжка, — сказала Катя.
— Ты больше про страшное не сочиняй, — попросила Натка, — а то я боюсь ночью на горшок вставать.
Нина возмутилась: так все перевернуть!
Наутро Нина решила: раз у нее так легко сочинялась драма, то почему бы ей не сочинить стихи, и она принялась за дело. Стихи придумывать оказалось куда труднее. Никак не могла решить, о чем же сочинять, наконец вспомнила: «В старинном замке скребутся мыши…» А что, если про замок? Писала, зачеркивала… Если бы Катя не уговаривала ее: «Не мучайся, все равно ничего не получится», она бы бросила.
Стихи сочинились вдруг. Дрожащим от волнения голосом Нина прочитала:
Но только спрячется луна за горы,
Как слышно в чуткой тишине
Чьи-то вздохи, вопли, стоны
И виден фосфоричный свет во тьме…
Сначала сестры пришли в восторг от Нининых стихов, но потом Катя сказала, что она читала «очень похожие». А Натка твердила:
— Ну совсем, как настоящие.
Подружек к ним не пускали, но Гранька все же прорвалась, улучив минутку, когда бабушка вышла во двор развешивать белье.
— Че, ишшо не околели?
— А мы не собаки, чтобы окалевать, — сердито отозвалась Катя. — Ты вот можешь заразиться от нас. К нам из-за болезни ходить нельзя.
![Елена Коронатова - Бабье лето [повесть и рассказы]](/uploads/posts/books/134500/134500.jpg)
