Анатолий Емельянов - Разлив Цивиля
3
Павел прошагал все село, вышел за околицу.
Там, где сельская дорога выходит на шоссе, уже собралось много народу, подошли подводы. А вот и подъехали к повороту груженные удобрениями машины. Работа закипела. Мешки с суперфосфатом начали перегружать в телеги, в бестарки, брички. Подводы одна за другой потянулись в село.
Со стороны шоссе подошел трактор с доверху груженной тележкой на прицепе. Из кабины вылез Гриша, подошел к Павлу.
— Вагон с суперфосфатом закончили, однако народу на станции маловато, и чтобы не было задержки…
— Все ясно, — понял Гришу Павел. — Ты поезжай прямо к дворам, а я прихвачу пять-шесть молодцов из тех, что грузят на подводы, и вон с той машиной — на станцию… Давай-давай, торопись и других торопи. Сегодня же все три вагона должны быть выгружены…
Павел уехал на станцию и проработал там весь день. Возвращался в Сявалкасы последним рейсом близко к полуночи. Возвращался голодным, усталым, но очень довольным. Ему все еще не верилось, что все три вагона очищены иод метелку, что вся эта гора удобрений со станции перевезена в Сявалкасы. И если бы не такая дружная работа всех, кто с ним был в этот день, — как знать, может, и в самом деле нм бы не успеть. Легко сказать: три пульмановских вагона!
Автомашину, в кабине которой ехал Павел, от шоссе буксировал своим трактором Гриша. При свете фар видно, что весь трактор залеплен грязью, видно, как из-под гусениц она льется сплошным, непрерывным потоком, а местами весь трактор по самое пузо окунается в черную жижу, и кажется: еще немного, еще чуть-чуть, и засосет, затянет весенняя хлябь и трактор, и машину, что у него на прицепе… Нет, не просто было перебросить по такой вот дороге три вагона за один день!
А еще и тому радуется Павел, что нынче он работал не сам по себе и не с кем-то из своих товарищей-трактористов, а со всеми вместе. Чувство артельной работы, наверное, извечно живет в человеке и потому, может быть, всегда радует.
Свет фар напомнил ему непроглядные зимние бураны в казахстанской степи. Там всю зиму они тоже возили удобрения. Возили за девяносто километров. Только там все было по-другому.
Здесь удобрения ценятся на вес золота, колхозники нынче подметали вагоны вениками. И если бы понадобилось — они готовы были бы притащить туки в котомках и грязи бы не побоялись. Там, в Казахстане, все станции завалены удобрениями, там из них образовались целые горы. Там, на целине, при нехватке рабочих рук они попросту пропадают; здесь есть кому их взять, но нечего взять, ведь эти три вагона — манна небесная…
А сейчас в газетах шумят, чтобы туки в первую очередь применять на черноземах, что они якобы дадут большую отдачу. Интересно, что за умный человек додумался до такой глупости! Почему меньшей будет отдача земель Центральной России, в том числе и наших чувашских подзолов? И уж по крайней мере они бы здесь не пропали, как пропадают на той же целине.
Совхоз, в котором работал Павел, получал самые высокие урожаи по области. Кондиционные семена? Высокая агротехника? Ничего похожего. Просто генерал сам не спал и всю зиму не давал спать механизаторам. В жгучие морозы, в непроглядные бураны они возили удобрения и прямо с саней разбрасывали по полям. Бывало, что на один гектар попадало по тонне. Ведь на станции не разбирали, чьи это удобрения, возили и свою долю и тех соседей, кого не брала управка. А начальник станции был даже рад, что хоть есть один совхоз, помогающий очищать железнодорожные пути, — удобрения-то всю зиму прибывали и прибывали…
Сюда бы — сюда бы те, оседающие по обеим сторонам пути, белые горы!..
К утру изрядно подморозило. Даже тяжело груженная машина прошла поле, ни разу не забуксовав.
Нина — Павел впервые после смерти Виссариона видел ее на работе — залезла в кузов и ведрами стала подавать оттуда аммиачную селитру. Колхозники пришли в поле кто с чем: кто с лукошками, кто с севалками — и сейчас, наполнив их удобрением, зашагали одни за другим по полосе. Они мерно и широко взмахивали руками, разбрасывая по полю содержимое своих лукошек, точно так же как когда-то их отцы и деды разбрасывали из этих лукошек хлебные зерна. И беловатое облако шло по полю вместе с сеятелями.
Озими перезимовали хорошо. Л теперь, после такой подкормки за них и вовсе беспокоиться не придется.
Солнце только еще показалось из-за горизонта, еще только пятый час, п, значит, еще много можно успеть до ростепели, до той поры, когда солнце отогреет землю и сделает ее непролазной.
Одна машина опросталась. Вторая. Третья…
Четвертая-таки засела в соседнем овраге. Пришлось вытаскивать ее трактором.
На тракторе Павел и вернулся в село.
Около кузницы толпились ребятишки. Один из них наперерез Павлу что-то волочил по земле на веревке. Павел пригляделся: два гусеничных трака.
— И что ты с ними собираешься делать? — спросил ои парнишку.
Пара зеленых глаз зыркнула на Павла и опять уставилась в землю, на траки. Парнишка шмыгнул, вытер нос варежкой и опять посмотрел на Павла.
— Ага, ты немой… Ну, тогда скажи, кто это тебе велел притащить?
— В школе сказали, — вот только когда заговорил малец. — Железо собираем.
— И кто вас заставляет собирать?
— Елена Егоровна. Вон она у кузницы…
Траки, прямо сказать, совсем износившиеся, не нужные. Но если тащить все без разбора, и нужная вещь может в металлолом попасть.
— Ты чей будешь?
— Сын Элекси.
— Тракториста?
— Да, да, — наконец-то парнишка осмелел, заулыбался.
— Ну, тогда давай знакомиться. Я тоже тракторист.
Вместе с мальчиком они подошли к кузнице.
Здесь школьники складывали в одну кучу всевозможный железный хлам: старые ведра, поломанные вилы, негодные лопаты, сточенные лемеха и бороньи зубья, ржавые обручи — да всего и не перечесть. В толпе ребятишек — Лена с кузнецом.
— Ты говоришь, бороний зуб… А я из него для фермы длинный гвоздь на стену делаю. Лопата тоже пригодится, она на поделку дверной защелки пойдет… Вот вилы — вилы, пожалуй, можете взять. Ну и вот этот хлам можно. А остальное мне самому нужно.
— Скупердяй ты, Петр, — укоризненно выговаривает ему Лена. — Металлолом пойдет на строительство тепловоза, а тот тепловоз со временем повезет тебя в Москву…
«А такая красивая демагогия мне не нравится, — в тон Лене подумал Павел, — хотя и слышу я ее от красивой девушки…»
— При чем тут тепловоз?.. А вот и парторг на подмогу пришел. Помоги, Павел, среди бела дня грабят.
Лена обернулась и, еще не дав ничего сказать Павлу, затараторила:
— Ты посмотри, Павел, на этого Плюшкина. Не хочет помочь родной школе. Помнишь, как с Володей брали у нас кислород и…
— Кислород тут ни при чем, — почти так же, как Петр, ответил Павел, разве что сказал он это мягко, тихо. — Зачем тащить в металлолом то, что ломом еще не стало и еще может пойти в дело? Так можно бы и мой трактор сдать на свалку…
Лена обиженно поджала губы. Еще бы не обидеться: она была уверена, что Павел поддержит ее, а вышло все наоборот. Павлу даже стало жаль девушку, но что он мог поделать…
— Не огорчайся. Вот я лето проработаю на своем утильсырье, а осенью мы его и в самом деле сдадим — вот будет помощь родной школе!..
Быстро же меняется девичье настроение! Лена уже вся сияет, улыбается и счастливым голосом кричит ребятишкам:
— А теперь — в школу!
Все такая же сияющая обернулась к Павлу:
— Вчера все удобрения вывезли?
«Зачем это ей?» — подумал Павел.
— Все. Нынче уже вносить начали.
— Значит, теперь можно и на танцы время выбрать.
«Вон, оказывается, зачем!»
— Ну, если на те танцы собирается Лена — придем и мы.
— Приду, — Лена выдернула из кучи вилы с обломанным рогом и погрозила ими Петру. — А ты мне теперь на узенькой дорожке лучше не попадайся.
— Да, страшновато, — серьезно ответил Петр. — А еще и то плохо, что на тепловозе мне теперь в Москву уже не уехать, придется пешком идти.
— Ах ты, злыдень, ты еще и насмехаешься. Ну, подожди же! — Лена говорила эти сердитые слова, а сама по-прежнему вся светилась, пыталась хмуриться, а вместо этого улыбалась.
Все это, конечно, Петр не мог не заметить, и, когда Лена убежала вслед за ребятишками, он подошел к Павлу, хлопнул по плечу и сказал с тихой завистью:
— Везет же тебе на баб! — помолчал немного и уже другим, деловым голосом уточнил: — Когда свадьба?
— С чего это ты взял, Петро? — удивленно развел руками Павел, но удивление это получилось не совсем естественным.
— Да что я — слепой? Не вижу? И ты будто тоже не видел, какими глазами она на тебя глядела? Да еще бы немного, да не будь меня рядом — она бы тебя проглотила.
— Скажешь тоже.
— Как раз по тебе: стройная, высокая. С твоим ростом Лизук замуж не возьмешь… А я вот никак не могу найти по душе, — Петр тяжело вздохнул.
