Анатолий Емельянов - Разлив Цивиля
А только успел Павел позавтракать, пришли неразлучные свояки Элекси и Гришка. Оба слегка подогретые, хотя и стараются не показывать этого.
— Это в честь какого же праздника, хлопцы, так рано вы причастились? — здороваясь со свояками, спросил Павел.
— Как в честь какого?! — улыбнулся Гришка. — А нынче же воскресник, разве забыл?
— Воскресник — работа. Гулять будем потом.
— Мать пиво цедила, ну мы со свояком и сняли пробу, — объяснил Элекси. — А пришли мы по делу: откуда будем начинать, куда саженцы подвозить?
— А уж заодно, — Гришка подмигнул Павлу, — надо бы и бригадирство твое обмыть. Тем более что мы все еще в долгу у тебя: ты в первый же день нас пригласил в гости, а мы и по сей день не отплатили — какой же порядочный чуваш так делает?! — не последними словами вытащил из кармана бутылку водки и поставил на стол.
Вот и разбери: по делу пришли ребята или «обмывать» нового бригадира? Всего-то скорей по делу, но в то же время, должно быть, посчитали неудобным прийти к Павлу просто так, поскольку он только-только получил новую должность… Интересно, не с языческих ли времен ведется и этот укоренившийся обычай?! И ведь откажись — обидятся…
А пока Павел так раздумывал, Гришка уже и за пробку взялся.
— Неси стаканы, бригадир… Сев начнется, не только о выпивке — о жене забудешь.
— Спасибо, ребята, — Павел положил свою руку на Гришкину. — И почему бы и в самом деле не отметить нынешний день. Воскресники не часто бывают. Но… но сделаем это вечером, как следует, не спеша. А сейчас — за дело. Делу, говорят, время, потехе час. Нас с вами небось уже ждут.
— Что ж, до вечера так до вечера, — легко согласился Элекси.
А Гришка — скорее, наверное, для вида — тяжело вздохнул и сказал:
— Ладно, подчиняюсь большинству. Только ведь теперь до самого вечера горло чесаться будет, — и первым же расхохотался.
Со смехом, с шутками они все вместе вышли на улицу.
— Ого! — воскликнул Элекси. — А мы и в самом деле опаздываем. Смотри-ка, кто-то… не Володя ли? Да, пожалуй, Володя, его трактор… уже и везет саженцы.
Элекси показывал рукой за Цивиль, по берегу которого шел из Салуки оранжевый трактор Володи с саженцами на прицепе.
Молодец все-таки этот Володя! И весельчак, и балагур, а дело никогда не забывает, умеет работать до седьмого пота… И Гришка с Элекси — тоже безотказные работяги. На таких вот трудолюбах, наверное, все и держится… Бутылку они, конечно, зря притащили. Они, может, даже и сами знают, что не в бутылке дело, да куда денешься — так заведено, заведено издавна… Просто диву даешься, как трудно прививается что-нибудь доброе, хорошее, и как цепко держится в нашем сознании, в наших обычаях и привычках то, чему бы уже давным-давно следовало бы уйти в область предания…
Павел шел к мосту через Цивиль, и сюда же с разных сторон тянулись цепочки людей с лопатами на плечах. Нынче и завтра все село будет работать. А как пройдет Большой день, равный целой неделе? Не будут ли сявалкасинцы, следуя не им установленным обычаям, перегуливаться всю неделю из дома в дом и глушить специально сваренные к празднику брагу и корчаму? Скорее бы выехать в поле: работа — лучшее средство от пьянки. Тогда — правильно сказал Элекси — на сон и еду времени не останется, не то что на выпивку…
По улице, тоже направляясь к мосту верхом на одной лошади и держа в поводу другую, ехал Вася Гайкин. Лошади волочили по уличной грязи перевернутые вверх зубьями бороны. На Васе все новое — и ватник, и светлая кепка, и резиновые сапоги. И сам Вася светится, как новый пятак.
— Здравие желай, Павел Сергеевич, — нарочно коверкая слова, отдал Вася честь и даже остановил коней.
— Желай, — передразнил парнишку Павел. — Не умеешь сказать как следует — нечего и браться, зачем Смолоду слова портить… А только подожди-ка, Василин Тимофеевич: куда ты это направляешься? Сегодня же воскресник, а ты вроде бы комсомолец.
— Я, кто? Я — Гайка, — продолжал дурачиться парень. — Кто ни подошел, тот и крутит… Санька сказал, чтобы я ехал боронить озимые. Я ему: пойду на субботник-воскресник, а он: ты, птица, в моих руках, куда пошлю, туда и полетишь… Вот и скажи, кого мне слушаться? Я так думаю, дядя Павел, что сейчас начальников в деревне развелось больше, чем надо… Тпру! Тпру, я тебе говорю! Застоялась за зиму, а теперь и закусываешь удила, как наш бригадир Санька…
Вася — хитрый парень! — делал вид, что осаживает свою конягу, но в то же самое время наподдал ей каблуками в бока и тронулся дальше. Как говорится, от греха подальше. А то, чего доброго, вернет дядя Павел на воскресник, а кому охота копаться в земле, когда под тобой конь.
Павел так и не понял хитроумного намека Васи насчет начальников: просто так, для красного словца, сболтнул или в его огород камешек кинул…
Полноводен, шумлив Цивиль весной. Но не меньше полноводны и ручьи и речки, которые впадают в него с той и другой стороны. Вон Муталка: летом и на реку-то непохожа, зарастает вся лопухами мать-и-мачехи и только где-то, по самому дну, тихо струится полоска воды, которую и курица вброд перейти может. А погляди на нее сейчас — стремительный поток заполнил глубокое ложе, на поворотах бьет в берега, подмывает их, с шумом и ревом обрушивает в свою пучину. С каждым новым половодьем все ближе и ближе подступают берега Муталки к полям и огородам, а кое-где уже и прихватывают их.
И таких речек, как Муталка, только в пределах Сявалкасов пять. И каждая по весне торопливо, вприпрыжку бежит в Цивиль, словно спешит обогнать своих соседок, каждая по пути рушит, раздвигает свои берега. По берегам Муталки снует народ; несут саженцы, копают ямы.
— Эге, парторг! — окликнул Павла председатель колхоза. — Опоздал!
Трофим Матвеевич одет по-рабочему в коричневый свитер и галифе, на ногах кирзовые сапоги. Кожаная куртка лежит немного поодаль на траве. Видно, что председатель в хорошем настроении, держится не начальственно, особняком, а со всеми вместе, копает свою ямку в одном общем ряду.
Павел подошел, поздоровался.
— Долгонько спишь, — еще раз укорил Трофим Матвеевич, но сказал это не сердито, а скорее весело.
— Молодому парню и поспать чуток не грех, — заступился за Павла рывший яму рядом с Прыгуновым Санька.
— А помните, в песне поется: последние часто передних позади оставляют, — отшутился Павел.
— С твоей силенкой да отстать — земля не выдержит, — подал голос подходивший с лесной стороны реки кузнец Петр. — У нас пока народу маловато, не управляемся.
— Подожди, подойдем и к вам, — ответил председатель. — И тех, кто будет подходить, тоже буду направлять на вашу сторону.
Нелегкая вроде бы работа копать землю. А шла она сейчас споро, весело. Люди двигались вдоль берега дальше и дальше, оставляя за собой кусты и небольшие деревца. Ближе к воде сажали ветлы и тополя, подальше — липы и клены.
Тот берег реки подступил в одном месте к самым гумнам. Приходится посадки делать прямо на них.
— Трофим Матвеевич! — кричит с того берега Анна. — Хозяева выйдут — ноги нам переломают.
— Не бойтесь, — отвечает председатель. — Я тут. Если не посадить деревьев — на будущий год полгумна вместе с сараем уйдет в реку. Сходи-ка, позови самих, пусть тоже выходят, вам помогают.
— В этом доме комсомольцев нет, — кричит Анна.
— А нынче колхозный, а не только комсомольский воскресник…
Павел в охотку копал одну ямку за другой, не чувствуя усталости. Его опять, как и на вывозке удобрений, охватило радостное чувство общей артельной работы, и молодая, рвавшаяся наружу сила, казалось, с течением времени не убывала, а наоборот, все прибывала и прибывала.
— Смотри-ка, на ладонях уже мозоли обозначились, — Трофим Матвеевич подошел к Павлу, воткнул в землю лопату, — Отвыкаем от физического труда, хоть и не белоручки. Отвыкаем. Не столько руками, сколько котелком приходится работать, — и сдвинул на самый затылок свою каракулевую шапку.
— А вы бы и не копали, — по-доброму сказал Павел. — Народу и без вас много.
— Э-э, если бы мы с тобой не вышли, думаешь, столько бы народу было?! Ты только посмотри, посмотри кругом — все Сявалкасы здесь. Так только разве в страдную пору бывает. Учителя и те в стороне не остались — это, поди, твоя работа, — послал я их на берег Цивиля. Вот только… — Трофим Матвеевич сбил еще дальше свою шапку и поскреб в затылке. — Только как бы весь этот наш труд не оказался мартышкиным трудом. Не понятно?.. Я говорю про то, что если саженцы оставить прямо так — козы и овцы ни одного деревца в целости не оставят.
— Что верно, то верно, — согласился Павел. — Вблизи села саженцы придется обвязывать или лубом, или…
— Правильно, — не дал ему договорить председатель, — старыми мешками. А еще правильнее — и тем и другим. Худых мешков много ли, мало ли на конюшне наберется, а у озера штабелек прошлогоднего луба лежит… Решено!
