Олег Кириллов - ВСЕ НА ЗЕМЛЕ
— Тимоша, — говорила тетя Клава, — ты человек понятливый, надо понимать… Иначе Галина Сергеевна за тебя б и не пошла… Значитца, был ты человеком… А теперь разбаловался… Как жить-то прикажешь ей? Она-то вишь какая… Слабенькая да крохотная… Да? А ты кто по специальности? Забойщик? То-то и оно… Деньгами, значит, избалованный… А бабе не деньги нужны, не деньги… Бабе мужняя ласка требуется да разговор ладком и без крику… Ты-то небось как домой, так шум поднимал? Во-во… а каково ей с тобой? Думать надо, Тимоша. Уже понял все? Так что ж толку-то? Она теперича тебе просто знакомка. Теперича ты на нее правов никаких.
Сидящие рядом подсказывали наперебой, и тетя Клава вела беседу дальше:
— Вот тут девки мне говорят, что начинай заново ухаживать… Снова как впервой… В кино пригласи. Далеко ехать? Так чего ж ты нам тут голову морочишь, коли далеко? Прощевай. А то мне холл надо мыть, нету времени тут с тобой. И звать я никого не буду, потому как с кавалером она в кино пошла. Вот так, Тимоша.
И клала трубку.
Ряднов однажды зашел в одиннадцатую за чем-то и с той поры стал бывать здесь очень часто. Обычно он приходил, садился на стул в углу комнаты и долго глядел, как рукодельничает Галина Сергеевна. Иногда он ходил в ясли за Алешкой; однако старался, чтобы никто из знакомых его при этом не видел, — больше всего почему-то опасался он встречи с Рокотовым. Иногда Галина Сергеевна тоже приходила к нему в гости, и тогда он старательно наводил порядок в своей комнате, и в этот день, когда предполагался визит, его нельзя было задержать в мыслительной ни на одну лишнюю минуту.
Ему нравилось, когда говорила Галина Сергеевна. У нее голос был какой-то уютный, ласковый, и все в ее комнате было озарено этой домовитостью и устроенностью, и после посещений одиннадцатой ему совсем плохо было у себя, и он шел побродить по городу, чтобы подумать о себе, о деле, о людях вокруг. У него трудно складывались взаимоотношения с окружающими, он был резок, прямолинеен, «недипломат», как иногда говаривал Григорьев. Он привыкал долго к определенному складу жизни, но затем так же нелегко отвыкал. Это его качество и удивительную работоспособность знал Дорошин и приласкал Ряднова, взял его с участка в мыслительную, и теперь Петр был одним из самых старых сотрудников шефа по стажу нахождения в КБ. Одни приходили и уходили на другие участки, как Рокотов, другие, как Григорьев, только недавно стали фаворитами Дорошина, а Ряднов уже пересидел за всеми столами в мыслительной, потому что, когда уходил кто-либо, в комнате начиналось переселение. И вот недавно круг замкнулся, потому что вернулся Петр на то место, к тому столу, с которого когда-то начинал.
Галина Сергеевна понимала его лучше других. После смерти отца минувшей зимой у Ряднова не осталось на свете человека, с которым можно было бы поговорить.
А с этой недавно еще узнанной женщиной у него установились отношения доверия и простоты. Их разговоры были бы для посторонних почти непонятными, во всяком случае странными. Но для них эти скупые, почти неоконченные фразы были своеобразным ритуалом, известным только им, и непосвященность других придавала разговорам этим особую прелесть.
— Ходил в лабораторию… — сказал он, и Галина Сергеевна поняла, что его волнует отсутствие окончательных результатов анализа с Кореневки. Весь комбинат знал, что буровики вчера дошли до слоя богатой руды. Теперь работала лаборатория, и вскоре должно было стать ясно: не мартышкин ли труд заставил делать «мыслителей» беспокойный Рокотов.
— Все будет хорошо.
Она понимала, что Петр пришел, чтобы поговорить на тему, для нее уже давно известную, потому что недосказанное там, на работе, он приносил к ней. Его мучило то, что он нарушает приказ Дорошина, ввязавшись в дело, затеянное Рокотовым. Он как-то даже порывался сходить к шефу домой, но Галина Сергеевна убедила его в том, что это неприлично, что это не только расстроит больного, но поставит под удар и доверие к Петру со стороны Григорьева и Рокотова, потому что может быть воспринято как наушничество. То, что доводы подействовали на Ряднова, Галина Сергеевна увидела потом, в последующие дни, когда Петр даже не заводил на эту тему разговора.
Она знала его товарищей досконально, потому что слышала от него много рассказов о них. Знала, что он уважает Григорьева за ум и талант, но презирает его за приспособленчество. О Рокотове Петр говорил немного, и из этого Галина Сергеевна сделала вывод, что для самого Ряднова некоторые поступки его товарища были непонятны. Одно было бесспорно: Петру не нравилась борьба между Дорошиным и Рокотовым. Она как могла смягчала его хмурость и настороженность, специально купила новую яркую лампу и прикрепила ее к стене над столом в его комнате, чтобы он не портил зрение при обычной лампочке на потолке. Он взглянул на нее благодарно, и она была в достаточной степени вознаграждена этим взглядом, потому что ждать от него чего-либо другого было бесполезно.
Были в их отношениях темы, которых они не касались. Это о ее бывшем муже и о семье Ряднова. Она знала, что каждое воскресенье, в любую погоду, он уезжал на хутор, где жила его мать и другие родственники. Возвращался оттуда в понедельник на заре, и Галина Сергеевна не знала, спит ли он вообще в эту ночь, потому что он как-то проговорился, что от ближайшей железнодорожной станции до хутора свыше десяти километров. Недавно он уехал, завернув в мешковину два розовых куста. «На могилу отца», — пояснил он, и она даже не рискнула сказать ему, что в середине лета никто не садит розовые кусты, что они не примутся, погибнут.
— Бузит Володька… — Петр глянул на нее, будто спрашивая совета, и Галина Сергеевна стала его убеждать в том, что Рокотова сейчас понять можно, он хочет как можно скорее узнать смысл всего сделанного ими за эти полтора месяца. Ведь днями выйдет Дорошин на работу. В комбинате говорят, что на следующей неделе. Это значит, у Рокотова пять дней, а лаборатория ничего ему не дает, они не торопятся, потому что руководит делом жена Михайлова.
Ряднов усмехнулся. Если б Галина Сергеевна знала то, что знает он! Два дня назад, прогуливаясь вечером, увидел он две тени в рокотовском окне. Потом одна исчезла. Осталась вторая: тень одевающейся женщины. Ряднов подумал о том, что Володька когда-нибудь загубит себя этой кавалерийской лихостью, потому что при его положении сейчас нельзя давать пищу для рассуждений досужим кумушкам. Он прошел до угла, размышляя о дренажной системе, которая не давала ему покоя вот уже несколько дней. Если пробурить в той же последовательности, как на старом руднике, все села вблизи окажутся без воды. Значит, надо закладывать в проект водопровод в Красное, которое ближе всего к Кореневской площадке. А где брать воду? Он понимал, что его репутация специалиста по коммуникациям и дренажу требует какого-то оригинального решения, но как его найти? Он присел на лавочку в сквере, закурил. Сигарета была плохая, и он тотчас же затоптал ее. Поднялся и пошел обратно. Из дверей рокотовского Дома вышла женщина, глянула по сторонам, словно скрываясь от кого-то… Из окна выглянул Володька. Она махнула ему рукой и быстро пошла навстречу Петру. И хотя свернула за два дома от того места, где они могли встретиться, Ряднов узнал ее. Это была жена Михайлова, Жанна, старая любовь Володьки. Не-ет, она не будет затягивать анализ. Видно, результат не такой, какой ждет Рокотов. А вот это уже будет обозначать для Ряднова почти катастрофу, потому что сделанная уже часть работы может оказаться бросовой. И Кореневский вариант, с которым так носится Володька, станет фикцией. Им хорошо, они теорию считают с Григорьевым. А он как жук навозный считает дренаж и коммуникации. Этим, по-хорошему, должны заниматься десятки людей. А все лежит на безотказном Пете Ряднове. Нет, дураки перевелись на этом свете. Все теперь умные и даровой работы делать не будут.
Он бурчал тихо, хотя его никто не слушал. Задачка с этим дренажом. Вот выкрутить бы идейку. Дорошин, конечно, сразу же потребует расчеты, когда вернется. Мужик он справедливый, хоть замысел Володьки для него как пугало. Петр представлял себе, как шеф глянет его эскизы и расчеты, а там уже есть на что глянуть, и скажет:
— А все-таки ты умница, Петька… Умница… Бог.
И не надо Ряднову от него больше ничего, даже той однокомнатной квартиры, которую обещал Дорошин ему еще четыре года назад, а теперь делает вид, что не помнит о своем обещании, а он, Ряднов, не напомнит ему об этом никогда, даже если ему придется жить в общежитии еще пять лет.
На следующий день после вечерней встречи Ряднов зашел в лабораторию. Жанна сидела у себя в кабинете, заполняя очередную сводку для Крутова. Увидав его, засмеялась:
— И ты, Брут? Тут уже были и Григорьев, и Паша… Всем хочется знать, на что можно рассчитывать после возвращения Дорошина. Не волнуйся, Петя, тебе, кроме матов, ничего не достанется. Ты, как всегда, только исполнитель.
