Геннадий Семенихин - Летчики
Истребитель Спицына дважды наклонился с крыла на крыло и стал снижаться. «Теперь моя очередь», — подумал Мочалов и снова вызвал «Родину».
— Я «Чибис-один», — сдерживая волнение передал он. — Бензин кончился, идем на вынужденную в квадрате номер…
Но на аэродроме его так и не расслышали: непонятно, откуда на несколько секунд возник раздирающий эфир скрежет, наполнил наушники, заглушил голос летчика. Повторять было поздно. Гул мотора резко оборвался. Земля бежала навстречу снижающемуся самолету серыми глыбами утесов, неласковая, пугающая. А на далеком от горного хребта аэродроме подполковник Земцов безнадежно дул в микрофонную трубку и с неодолимой настойчивостью повторял:
— «Чибис-один», «Чибис-один», повторите номер квадрата посадки… повторите номер квадрата посадки. Как меня слышите?..
Никто не откликался на его зов…
В этот вечер Наташа грустила. Дома все ее нехитрое имущество было уже упаковано и подготовлено к отъезду. Впереди — дорога в Москву, но странное дело, вместе с радостью неясная печаль владела девушкой. Наташа думала об Энске, и он не казался ей скучным и однообразным, вспоминалось лицо Бориса.
Наташа привела в порядок каталоги и читательские формуляры перед сдачей дел… Почему-то никто сегодня не заходил в библиотеку. Даже Спицын, обещавший забежать сразу после полетов. Полеты закончились к обеду: хорошая погода к середине дня внезапно испортилась, на Энск опустился густой, непроницаемый туман, а Спицын не пришел. Наташа видела, как приехали с аэродрома летчики, как прошли они мимо окон библиотеки в столовую. Возможно, Бориса наказали за то, что он сделал над аэродромом «бочку»? Наташа видела эту «бочку». Она стояла у входа в клуб, когда истребители со звоном взмыли вверх и один из них перевернулся с крыла на крыло в морозно-безоблачном утреннем небе…
«Зачем он? — возбужденно подумала Наташа, но другой голос наперекор возразил: — Пускай, это же для меня».
Не пришел Борис и вечером.
Только перед закрытием зашел лейтенант Пальчиков. Без обычных шуток и без задиристой своей улыбки он спросил:
— Мне четвертый номер «Большевика» за прошлый год.
Взяв журнал, он поспешно направился к двери с нахмуренным, озабоченным лицом.
— Товарищ Пальчиков, — несмело окликнула его Наташа, — напомните лейтенанту Спицыну, что за ним должок. Книги он сдать обещал.
— Не придет Спицын сегодня, — буркнул Пальчиков и сердито затворил за собой дверь.
В другое время на ее вопрос он сразу посыпал бы шутками и колкостями, но сегодня отчего-то и смешливый Пальчиков был сух и сдержан. Наташа прождала лишние полчаса, но Спицын не появился. Один раз ей даже показалось, будто за окном раздался его голос, но это проходил начальник клуба Палкин, на ходу споря с кем-то из офицеров.
Закутав голову платком, Наташа вышла из библиотеки, закрыла ее и пошла домой.
Небо было невидимым, беззвездным. Косо мела поземка. Ветер усиливался, предвещая сильный снегопад. Наташа услышала возбужденные голоса летчиков, стоявших у входа в клуб.
— Правильно дали ему, — раздавался простуженный баритон Карпова, — будет знать, как соваться без спроса. Рубанули здорово, что и говорить!
— Ребят только жалко, — сокрушался другой. — Там горы на десятки километров, разве сядешь… Беда!
— Чего раньше времени панихиду справляешь, техник, — гневно перебил кто-то третий. — Не знаешь — так молчи. И в том районе три площадки есть. Если они хоть на одну вышли, так обойдется.
— Вполне возможно, что невредимыми останутся.
— Обязаны остаться, — прозвучал бас. — Завтра с рассветом искать будем. Я первый приду к подполковнику Земцову в полет проситься. Лишь бы погода наладилась. Главное, место посадки быстрее обнаружить.
Девушка замедлила шаги. «А если это про Борю?» — подумала она, и тревога сжала сердце. Наташа не знала, что делать — остановиться или идти прямо к летчикам. И вдруг какая-то сила толкнула девушку вперед. Она оказалась в толпе говоривших. Голоса летчиков сразу смолкли. Наташа почувствовала на себе напряженные взгляды. Растерявшись, она спросила:
— Товарищи, возможно, кто видел лейтенанта Спицына, он мне книги должен сдать…
Молчание. Хмурые, сосредоточенные лица. Наконец кто-то обронил:
— Не будет сегодня лейтенанта Спицына, девушка. И завтра не будет… У него задание… — Говоривший по,-молчал и глухо прибавил: — Особое!
Не сказав «до свидания», плохо разбирая дорогу, Наташа нетвердо зашагала по улице. Теперь она знала: это говорили про Бориса, это с ним что-то произошло… Серьезное, может, непоправимое…
В шесть часов вечера, или в восемнадцать ноль-ноль, как принято говорить на военном языке, капитан Ефимков снял с рукава красную повязку дежурного по гарнизону и передал ее младшему технику-лейтенанту Рудневу, молоденькому, недавно прибывшему в часть офицеру. Вместе они зашли в кабинет командира части.
— Капитан Ефимков дежурства сдал!
— Младший лейтенант Руднев дежурство принял!
Подполковник выслушал офицеров стоя. Взгляд его черных выпуклых глаз был озабоченным. Жестом он задержал Ефимкова. Едва закрылась дверь за Рудневым, Земцов сухо сказал:
— Вам, товарищ капитан, придется на несколько дней принять на себя командование эскадрильей.
Кузьма упрямо встряхнул головой. Неожиданное приказание вызвало в памяти ссору с Сергеем. Это заслонило собой все. Ефимков даже не подумал, чем вызвано приказание.
— Я бы просил, товарищ подполковник, поручить это кому-нибудь другому. Майору Мочалову не по душе стиль моей работы. — Ефимков помолчал и хмуро закончил: — Не могу я его замещать. Опять он скажет, что я не на уровне, что эскадрилью не туда веду и все такое прочее.
Земцов устало провел ладонью по лбу, переставил на письменном столе массивное пресс-папье из белого мрамора. Затем заложил руки за спину и подошел к окну, за которым надсадно выл ветер. Не поворачиваясь к Ефимкову, он медленно и громко произнес:
— Принять эскадрилью на несколько дней придется все-таки вам. Дело в том, что майор Мочалов… — Земцов медленно обернулся, и Ефимков заметил, как дрогнуло его спокойное лицо и длинные линии морщин стрелами легли от углов рта вниз к подбородку… — Дело в том, — еще медленнее повторил подполковник, — что майор Мочалов и лейтенант Спицын не возвратились из учебного полета.
Ефимков отшатнулся. Нет, он не ослышался. Подполковник произнес именно эти страшные слова, какие так редко говорились летчиками после войны: «Не вернулся из учебного полета!» Это значит вынужденная посадка, авария, возможно смерть! Мускул на левой щеке забился как в лихорадке. Потом стриженная под «ежик» голова с крутым затылком наклонилась так низко, что подбородок уперся в шершавый воротник шинели. Перехваченным от волнения голосом Кузьма Петрович спросил:
— А Сережа… Мочалов жив?
Земцов ответил не сразу:
— Пока неизвестно.
— Что произошло? — встревожился Ефимков еще больше.
— Вам сообщить некоторые подробности могу. Мочалов и Спицын встретили над главным хребтом иностранный самолет, нарушивший границу. Дали сигнал идти на наш аэродром. Все мы думали, иностранец просто заблудился. А оказалось, он должен был сбросить двух диверсантов… Сигналу нарушитель не подчинился, открыл огонь. Наши вели бой.
Ефимков весь напрягся:
— И как?
— Успешно. Экипаж иностранного самолета захвачен нашими пограничниками.
— А летчики?
— Мм не хватило горючего над главным хребтом.
— Значит, пошли на вынужденную?
— Это было последнее сообщение, принятое от Мочалова, — вздохнул Земцов. — Майор назвал номер квадрата. Но его не разобрали из-за сильных помех. Помню, что окончание «надцать». Но ведь на «надцать» кончаются и двенадцать, и тринадцать, и еще несколько цифр. Из соседней эскадрильи вылетели на поиски два истребителя, но погода внезапно ухудшилась, перевал оказался закрытым туманом. А сейчас уже ночь…
Ефимков стоял с искаженным лицом, полузакрыв глаза. Тяжелые руки обвисли вдоль туловища бессильно, как плети. Он-то хорошо знал, какими дикими, пустынными и страшными для вынужденной посадки выглядят тупые вершины гор, когда пролетаешь над хребтом. Он зябко повел плечами при одной мысли о том, как свирепо гудит там сейчас ветер. Но вдруг вспомнил:
— Там есть три мало-мальски пригодные площадки. Их геологическая экспедиция подготовила летом.
— На них вся надежда, — произнес Земцов. — Если бы Мочалов их нашел да смог спланировать…
— Товарищ командир, — тихо, но с необыкновенной решимостью заговорил Кузьма. — А что, если бы я вылетел на поиски?
— Сейчас, ночью?
— Да!
— Но вы послушайте! — командир части кивком головы указал на окно. Ветер выл за ним, переливаясь на несколько ладов, как плохо слаженный духовой оркестр, швырял в стекла жесткий снег. — На земле восемнадцать метров в секунду. А что делается там, над перевалом? — Земцов ткнул пальцем в белый сводчатый потолок кабинета, словно это и был перевал. — Нет, Ефимков, ночью невозможно.
