Влас Иванов-Паймен - Мост
Лишь секунду старик был озадачен. Еще раз пристально посмотрел на коробейника и спокойно спросил:
— Чей же ты, откуда? Вроде не чулзирминский, да и в Вязовке не встречал таких пройдох. Или ты чуваш, знающий татарский и башкирский, или башкир, выучившийся по-чувашски. С коробейниками это бывает, хотя и сдается мне, не коробейник ты вовсе.
— Да Румаш я, дядя Хрулкки. Сын Таймана Захара. Не узнали… И я бы не сразу признал вас, если б не лаптеносые сапоги. Ведь таких сапог нет больше на свете — у вас да у моего отца.
Тут Ятросов, запрокинув голову и вобрав весь солнечный свет в узкие щелки глаз, от души засмеялся. Ему вторил Румаш.
Теперь Румаш рассказал все о себе без утайки. Учитель слушал, одобрительно кивая головой.
— Яблоко от яблони недалеко падает, — промолвил он, выслушав парня. — Но так говорили старики, в наше время бывает и по-другому. У вас же, у Тайманов, все но пословице вышло. Твой отец одним из первых пошел по правильному пути. Ты же и без него хорошо разобрался, сразу нашел дорогу. Л я вот, старый, долго плутал. Э, да что говорить! Отец-то где сейчас?
— Не знаю, дядя Хрулкки, я об отце ничего не слышал.
— Помнишь Кояша-Тимкки? — спросил Ятросов. — Так вот он сказывал, что при нем направили твоего отца в распоряжение товарища Подвойского, в отряд по охране железнодорожного моста… Когда белочехи шли к Самаре. Будем надеяться, что Захар жив и здоров.
Помолчали. Румаш невольно подумал о возможной гибели отца.
— А где теперь Кояш-Тимкки? Я должен с ним встретиться — так наказывал отец.
— Торопиться не надо, — может, и встретишься, — загадочно проговорил учитель. — Как ты считаешь, сколько верст от Вязовки до Каменки?
— Это смотря для кого, Фрол Тимофеевич, — преодолевая печаль, пошутил Румаш. — Ежели, скажем, для вас нынче, то все сорок наберутся.
— То-то и оно. Смекалистый ты, я вижу. Потому и не задавай лишних вопросов. Что нужно, сам скажу. Вот сижу и соображаю, куда тебя направить: прямо в Вязовку или все-таки через Ягаль…
Еще малость посидели они под кустами ивняка. Румаш узнал о лесном ревкоме и о том, чего ждут от Каменки. Оружие есть у бывших фронтовиков. Да и сельчане волнуются, митингуют, властям не подчиняются. Вот-вот нагрянут туда каратели: потому и идет в Чулзирму учитель-разведчик… И он напомнил Румашу еще одну пословицу: «По прямой дороге — угодишь в болото, по окольной — на клад наткнешься».
— Я ведь и сам член ревкома, — признался наконец учитель. — Да и ты прошел огонь и воду. Давай-ка решим вместе, как быть дальше. Каменка Каменкой, но и в Ягали есть срочное дело. Ягальские призывники Комвуча от карателей в лес сбежали — на Вильитрав. Слыхал про такое место среди болот?
— Слыхал. Отец рассказывал.
— А смог бы туда пробраться?
— Постараюсь.
— Сослужишь ревкому большую службу. Я хотел сам после Каменки туда пойти. Да боюсь, будет поздно. Разбредутся, черти безусые, по лесу, а хуже того — вернутся в деревню, надеясь на авось да небось. Нужно задержать их на Вильитраве.
Ятросов рассудил: «Из Стерлибаша сюда сумел дойти, дойдет и без моих советов до Вильитрава», но кое о чем решил предупредить:
— Остерегайся дядюшки, Куштана-Теменя. Вредный старикашка!
— О, Теве[31] кукку я знаю. Будьте покойны, вокруг пальца обведу, если придется с ним встретиться.
— И еще. Коммунистов Ягали изничтожили враги. Но среди бежавших на Вильитрав есть сочувствующие: чуваш Шур-Прагань и Ларион Дятлов — русский. Ждите там связного от нас, да не забывайте об опасности: если молодые ягальцы нашли туда дорогу, — найдут и каратели. Им помогут такие старики, как твой дядя или Дятлов Аристарх…
— А я другого боюсь, — задумчиво сказал Румаш. — Займут каратели тропинку на Вильитрав и возьмут людей измором. По-моему, чем скорей вывести оттуда беглецов, тем будет лучше.
— Ну что ж! — повеселел учитель, окончательно уверившись в сообразительности сына Захара, — Если смо-же!шь, валяй выводи. Только не вздумайте пока пробираться в нашу сторону. Целиком можешь положиться на Шур-Праганя. Пусть его отец приезжает ко мне лечиться.
Путники обнялись на прощанье и разошлись. Через несколько шагов Румаш оглянулся: дорога за мостом была пустынна. Учитель как сквозь землю провалился.
15
Скоро после столкновения с Вись-Ягуром Карп Фальшин стал старостой. Правда, не царским, как он мечтал, а только лишь комвучским. «Куды ж денешься! Против рожна не попрешь». А все чего-то недоставало Фальшину — не то царя, не то бляхи. Много раз его сын Васька нырял в Ольховку, железную палку нашел, а бляхи так и не разыскал.
Прошло уже более месяца после драки у моста, а Фальшин все еще не решался перейти на ту сторону. Хотя Вись-Ягура не было, но Палли, бывшие члены Совета продолжали мутить воду — так считал Фальшин. В Чулзирме — бунтовщики, в Сухоречке — тихие смутьяны. А тихие хуже скандальных. Смирные с виду собаки исподтишка кусают. А кузьминовские власти требуют: деньги для помещика собери и рекрутов представь на сборный пункт… Пропадешь ни за грош, как Фаддей Белянкин! Вся надежда на карателей: уж скорей бы явились…
И вот настал день в Каменке. Пришли каратели. Всех шестеро: сынки деревенских богачей и городских купчиков. Старшой у них — усатый бравый офицер. С Назаром знаком, сыном Павла Мурзабая, только называет его теперь Николаевым. Говорит о нем уважительно, но в то же время подсмеивается: уездный, мол, Наполеон. Каратель и сына Хаярова знает. «Небось сами не приехали в Каменку, — злорадствует Фальшин, — других послали. Не хотят, стал-быть, собачиться в родной деревне, родителей своих оберегают». Так прямо и сказал усатому. Тот разъярился:
— Николаев-то?! Черта с два. Отца родного высечет, если надо. Назар Палыч на юг отбыл и Хаярова с собой захватил. Там фронт близко. Мужички бунтуют не как у вас, втихую. Представителей Комвуча убивают, на ваши отряды нападают. Ничего, поручик Николаев в контрразведке выучку проходил. Ох и свиреп, образумит… Отец его, надо думать, такой же ярый патриот, как сын. Позовет, надеюсь, в гос, ти?
— Это Мурзабай-то ярый? — презрительно хихикнул Фальшин. — Нет, в гости он не позовет. Ежель гостеваться желаете, найдутся у нас хозяева посамостоятельней и понадежней.
— Отец поручика Николаева ненадежный? Ин-те-ресно!
— Да не то штоб ненадежный. Рехнулся вроде с перепоя. В одиночку глохчет самогон. Раньше думали, пьет с горя, что сын пропал, а вот и Назар нашелся, — не просыхает.
— Значит, в одиночку? Как Александр Третий. Тоже патриотично, — захохотал усатый. — Ладно, веди к надежным, да не забудь позвать таких же надежных с того берега.
Собрались в доме сухореченского богача Медведева вечером за чаркой первача. Из Чулзирмы были приглашены Хаяров и Смоляков. Сухоречку представляли хозяин дома и староста. Четыре бородача и усатый офицер ломали головы над тем, как побыстрее сломить непокорных мужиков, чтоб расплатились с помещиком за пользование землей… И еще одно: о мобилизации двух возрастов в белую армию… Приказ объявлен больше недели назад, а на призывной пункт в Кузьминовку из Каменки никто не явился.
— В первую голову надо арестовать советчиков, — предложил Фальшин. — Потом поодиночке аль как согнать сюда рекрутов. Пусть с ними погуторят Медведев и Хаяров. Не пойдут сами в Кузьминовку, тады отправим под конвоем! А мужиков соберем нащет платежей опосля, когда в селе не останется ни одного смутьяна. Призывники-то не новички. Они уже воевали по указу Временного правительства, ружье в руках держали…
— Тебя, Карп Макарыч, не старостой, а губернатором надо бы назначить, — хлопнул Фальшина по плечу офицер.
Тем временем Филька, чугуновский «красногвардеец», а по общему мнению сельчан пустомеля и вертопрах, сбегал в Чулзирму, повидался с Киргури и отправился к Чугуновскому омуту «забросить удочку на сома». Забрасывал он ее и вытаскивал, пока не раздался в лесу троекратный короткий свист. Филька, закинув удочку без насадки, скрылся в чаще…
Утром по-хозяйски застучали в ворота Элим-Челима. Палли не спешил открывать, заглянул в саманный амбар, где спал Киргури.
— Пришли! Сматывайся через заднюю калитку. Не иначе как за тобой, дурная башка!
— Вот до чего ты меня довел, — упрекнул старшего младший, — Если б не ты, мы давно были бы у красных. Все кары боялся А кара-то — она и без того тут как тут!
— Иди, иди, потом сочтемся. Пока спрячься, а там уж как знаешь…
Страх Фальшина перед босоногим улыпом был так велик, что к воротам Элим-Челима он решился подойти лишь под охраной трех карателей. Палли открыл калитку. Фальшин все-таки струхнул, столкнувшись лицом к лицу с Палли, юркнул за спины солдат.
— Аль разбогатели на барской земле? — крикнул он. — Инда днем запираетесь. Позови брательника.
