Галина Башкирова - Рай в шалаше
— Возьмите ребенка, — предложила Таня.
— Во всяком случае, ты-то уж могла бы мне этого не говорить. — Катя насухо вытерла глаза, выпила воды из-под крана, стакан, другой, медленными, ровными глотками — так пьют привычное лекарство, — повернулась к Тане всем своим начинавшим уже подсыхать, подбираться к ранней старости телом. — Ты-то уж могла бы промолчать, мне кажется. — Поглядела на Таню почти враждебно: быстрая расплата за неумеренную откровенность. И тут же нейтральным голосом вопрос: — Кстати, почему вы с Денисовым не взяли с собой Костю? Дима так высоко его ставит.
5— Можно к тебе на минуту? Ты не спишь? Я только что проводил Димку.
...Таня давно уже разделась и легла, по возбужденным голосам из кабинета догадавшись, что Денисов с Ковалевым могут проговорить сегодня до утра. Катерина по телефону подтвердила, что Димыч собирался к ним надолго и был обеспокоен Валькиным звонком, немедленно к Денисовым призывавшим, попросила Таню: «Постели ему, пусть остается у вас ночевать, Димке полезно проветриться».
— Он хотел у нас остаться.
— Почему ты мне раньше не сказала? — в голосе мужа послышалось огорчение.
— Зачем тебе срочно понадобился Димка?
— До сих пор не поняла?
Таня приподнялась на подушке, вопрос она задала просто так, лишь бы что-то спросить, вовсе не для того, чтобы начать объяснение.
— Нет-нет, я имею в виду мои рабочие дела, — уточнил муж и, отвернув простыню, аккуратно присел на краешек тахты.
— При чем здесь Димыч?
— То есть как при чем? Ты в самом деле ничего не понимаешь? — Денисов посмотрел на нее с удивлением, обидчиво дернул бородой, проговорил устало: — Помирилась бы ты лучше со мной, вместо того чтобы дуться как мышь на крупу.
— Ничего не понимаю, — пробормотала Таня.
— Ну как же, — разъяснил муж, видимо продолжая прерванный с самим собой разговор. — Димка по своему положению может запросто встречаться с шефом — на отделении, в заседаниях и комиссиях, словом, там, куда простым смертным доступа нету, да даже в буфете Дома ученых, в комнате для академиков, если бы Димка хоть куда-нибудь ходил. Что ты так странно на меня смотришь?
— Я никогда не рассматривала Димку...
— Оставь, Таня, — муж раздраженно поморщился, — я тоже не рассматриваю, глупости, у меня нет выхода. Сегодня я просил Димку, чтобы он поговорил обо мне с шефом, ничего конкретного. Важно не то, что говорят, а кто говорит, ясно?
— Откуда такая срочность, Валя? — холодок в Танином голосе был слишком ощутим, и она добавила уже помягче: — У тебя же все хорошо, что тебе надо от шефа?
— Ты серьезно или притворяешься? — Муж сидел на тахте осторожно, бочком, как гость, сознающий свою незваность. Кожаная куртка, галстук — униформа делового человека. Так и не успел переодеться с утра. И даже при свете ночника заметны мешки под глазами, и разглядела вдруг Таня морщинки — первые, робкие, едва заметно тянулись они вверх от густых, словно нарисованных бровей. И настолько не шли к молодцевато-спортивному облику мужа, что тоже казались нарисованными.
— У тебя усталый вид.
Он досадливо махнул рукой:
— Тебе в самом деле непонятно, что происходит?
— Дай мне халат.
— Да не смотрю я на тебя, лежи спокойно.
— Мне холодно!
— Брось! — Морщинки обозначились еще резче. — Лежи, — натянул ей одеяло по самый подбородок. — Неужели тебе неясно, что шеф не дает мне развернуться, в одном из лучших институтов страны, с колоссальной репутацией, с колоссальными возможностями, — это унизительно, наконец.
— Ты мне ничего не рассказывал...
Посмотрел на Таню, вздохнул глубоко, хотел что-то сказать, только снова бородой дернул, сдержался.
— Знаешь, что произошло на днях? Подхожу к шефу, приношу результаты экстракласса, предлагаю совместную публикацию, он же, не говоря ни да, ни нет, уклоняется. Димка не поверил, но это правда. И это при том, что эксперименты подтверждали правоту одной его давней мысли, — все равно не пожелал.
— Почему?
— Видишь ли, Таня... — Валентин задвигал плечами, словно стряхивая с себя куртку, куртка неприятно, тяжело заскрипела. В ночи, когда слышен каждый шорох, скрип ее, казалось, заполнил все вокруг, комнату, постель, гудевшую спросонья голову. Казалось, скрипит, не желая раскрываться, сама Валентинова душа, никогда не раскрывавшаяся без особой на то надобности. — Видишь ли, однажды, много лет назад...
Куртка продолжала скрипеть.
— Ты бы переоделся.
— Погоди, помнишь, я перешел в институт сразу после защиты. Шеф, прежде чем меня брать, посмотрел работу, ну и, словом... Ничего не скажу, гениальная интуиция. В одном месте там была натяжка, ты помнишь, я торопился, освобождалась вакансия... один-единственный человек заметил, и это был шеф... С тех пор он мне не верит, какие бы чистые результаты я ни представлял.
— Это был обман? — не успев справиться с собой, Таня, по-видимому, задала вопрос не теми словами.
— Да не то это совсем! — Денисов встал, повернулся к жене спиной, постоял у окна, заходил по комнате, получилось громко. Заскрипели половицы, им тотчас же ответила пружина в старом кресле, в столике сами по себе звякнули обо что-то ножницы — старый дом, неровный пол, настроение хозяев невольно выплывает наружу... Денисов снова сел, наклонился над ней, заглянул в глаза: — Должен был родиться Петька, квартиры не было, денег не было. Хорош молодой муж! И все могло вскоре появиться. Я никого не обманывал, как ты не понимаешь, не было времени до конца гнать эксперимент, подставил теоретически найденную цифру. Так поступают тысячи и... ничего. Самое замечательное, — муж горестно усмехнулся, — я потом проверял — цифра оказалась правильной.
...Таня вспомнила день защиты, она ходила уже с большим животом, после защиты был банкет в отдельном кабинете в «Арагви», денег на банкет дал отец Валентина (он умер вскоре после того, как родился Петька), вспомнила, как Наталья, приглашенная со стороны жены, шипела ей в ухо: «Голые, босые, а тут шашлыки по-карски, убить тебя, Танька, мало, деньги бы у свекра взяла, а банкетик сварганила бы втихаря дома, сказала бы только, я бы все сделала», вспомнилась веселость Вальки в тот вечер и как он все время приговаривал: «Вот все и кончилось, лапонька», ему было не по себе в тот вечер.
— Слушай, это все твоя мнительность, — может, шефу ничего такого и в голову не приходит?
Куртка снова недовольно заскрипела.
— Разумеется, я заблуждаюсь, я все выдумал, но почему же шеф не делает для меня того, что делает каждый порядочный шеф? Это бросается в глаза больше, чем хотелось бы.
— Никому ничего не бросается в глаза, тебе кажется. Твои ребята со мной откровенны, давно бы доложили.
— О таких вещах, лапонька, женам не докладывают, это чувствуют. Достаточно сказать, что шеф ни разу не представил меня сам в «Докладах Академии наук».
— Ну, это случайность.
— Случайность, допустим. Но смотри дальше. Шеф не дает на обсуждение диссертаций в мою лабораторию. Факт общеизвестный. Прислали твой диссер к нам, — значит, беги не к Денисову, а к Третьякову. Почему? Выходит, потому, что шеф не доверяет вышеназванному Денисову ни судьбы людей, ни оценки их работ. Дальше идем. Любимую свою гипотезу он дал проверять не мне, а тому же Третьякову. Допустим, тот провозился зря пять лет — ничего не подтвердилось, допустим, при таком раскладе мне же лучше. Но ведь тоже неприятный симптом сам по себе.
— Почему ты мне ничего не рассказывал?
— По-твоему, об этом приятно говорить? И вот мне уже сорок. А дальше? Конечно, я не Димка, не те мозги, но неплохие, замечу без ложной скромности, мозги. Последние мои результаты — высший класс. У меня сейчас одни козыри на руках, — муж обиженно оттопырил нижнюю губу, — и ты знаешь, сколько я работаю, это несправедливо, наконец.
Это правда, работал Денисов запойно, бывали периоды — сутками пропадал в институте. Таня боялась, как бы он там не подорвался вместе со своими установками, заставляла его по вечерам каждый час звонить домой, он вышучивал ее, но звонил исправно, отдавал им с Петькой распоряжения, командовал, когда им без него ложиться спать... еще летом, до отпуска так было.
— Что ты смотришь на меня? Изучаешь психологию научного творчества? Изучай, это тебе не ваша ботсадовская богадельня: поговорили — разошлись, тычинки-пестики, цветочки-лютики, как поется в популярной песне, социальный масштаб иной, работа пахнет миллионами экономии.
Таня ничего не ответила, хотя муж ждал возражений.
— Хочешь, раскрою тебе один секрет? Года через два я смогу получить премию, да, самую высокую. Обязан просто. Есть все шансы, больше такой ситуации может не сложиться. Считай: высокая наука — раз, выход в практику — два, этому направлению премии давно не давали, — три, наконец, славное имя уходящего зубра, шефа то есть.
