Георгий Суфтин - След голубого песца
3. Считаю необходимым констатировать, что редактор выездной газеты в тундре «Нерденя» тов. Голубков занял неправильную линию, направленную на смазывание подрывных действий подкулачника Ясовея. Получив копию направленного Юрбеем в окружном партии заявления, Голубков вместо того, чтобы надлежащим образом, со всей остротой и непримиримостью раскритиковать вредные действия подкулачника, занялся выяснением обстоятельств дела с целью оправдания Ясовея. Как свидетельствуют показания многих опрошенных мною лиц, такая оппортунистическая позиция редактора Голубкова объясняется тем, что он в течение продолжительного времени находится в приятельских отношениях с родственником кулака — Ясовеем.
Выводы:
1. Вопрос о партийности Ясовея считаю необходимым поставить на бюро окружкома. Привлечь к ответственности за гнилую оппортунистическую линию редактора Голубкова.
2. Необходимо командировать ответственных работников на место с тем, чтобы оформить организацию нового товарищества и выделить ему лучшие пастбищные участки.
К сему инструктор Коопсоюза Лестаков.»
2
Пока секретарь окружкома читал эту бумагу, на его лице поочередно отражались недоумение и изумление, гнев и сомнение. Бросив бумагу на стол, он жирно подчеркнул красным карандашом подпись инструктора и уставился на Лестакова:
— Лестаков, это правда всё, что тут написано?
— Яков Иванович, ну как же не правда! Я сам всё досконально проверил. Конкретно фактически вопрос встает так, Яков Иванович...
— Подожди ты, конкретно фактически, — секретарь дёрнул плечом и выпятил губы, ощетинив рыжую бабочку усов, что он делал всегда в трудных случаях, потер ладонями гладко выбритую голову. — Придется их, видимо, вызывать... Ты хорошо знаешь Ясовея, Лестаков?
— Как облупленного, Яков Иванович. У него заскоки не первый раз. Ещё когда загон организовывался, он тоже палки в колеса пытался вставить...
— Какие там палки?
— А они хотели привлечь кулацких оленей, тестя его. Так он всех сбил, против выступил...
— Мм-да... А ещё что?
— Администрировать любит. В школу ребят чуть не силком отбирал у родителей. Есть факты, когда он взятки брал...
— Даже взятки?
— У меня точные данные, Яков Иванович. Взял взятку пушниной с Вынукана...
— Так, дальше.
— По непроверенным пока что данным, мне проверять было некогда, Яков Иванович, спешил, у него, — Лестаков понизил голос, — не все благополучно и в быту. Говорят, он с новой докторшей...
— Ну, хватит, — стукнул секретарь по столу пучком зажатых в кулаке карандашей. — Тебе бы, Лестаков, в милиции работать...
Лестаков мелконько засмеялся.
— Мы что же, можем и в милиции. Всё под окружкомом ходим...
— Ладно. Сейчас в тундру не проберешься, распутица уж вовсю. Кончится распутица, придется этим делом заняться. Я знаю Ясовея...
— Конечно, знаете, — угодливо прервал Лестаков. — Вы, поди, всех коммунистов наперечет знаете, Яков Иванович...
Секретарь махнул рукой.
— Давай иди. Сводку там подготовь по пушнине. Квартал кончился, а сводки всё ещё нет.
Лестаков бесшумно вышмыгнул из кабинета.
Секретарь прошелся несколько раз из угла в угол, щетиня усы. Взял телефонную трубку.
— Шурыгина. Ты зайди-ка ко мне, Николай. Нет, без всяких материалов... Посоветоваться надо...
3
Лёва Семечкин в совике и малице сидел на солнцепеке у входа в палатку, щурился, глядя в сизую мерцающую даль. Вид тундры, такой знакомый, приевшийся за долгую зиму, начал заметно меняться. Сопки с южной стороны полысели, на равнине там и сям стали появляться рыжие проталины. Забереги у речки посинели, набухли водой. С наступлением весенних оттепелей Лёва загрустил не на шутку. Палатка надоела, потянуло на простор, к людям, захотелось в город. Душу бередил весенний шум. И Лёва не расставался со своей заветной тетрадкой, мусолил карандаш и мучительно морщил лоб, ища рифму. Стихотворные строчки получались не очень гладкими, но точно передавали настроение незадачливого поэта.
Мох да болота, вода да яра,
Больше не видно нигде ничего...
Лёва вздыхал и закатывая глаза в ожидании новой волны вдохновения. А она, как назло, не появлялась. В голову лезла наскучившая проза: надо ещё набрать три заметки да клише набить, а колодки подходящей нет. Скорей бы уж кончать всё и отправляться в город. Но разве теперь уедешь, такая распутица. И редактор где-то застрял, не иначе, — нет уже который день. Лёва нехотя поднялся и полез в палатку, неуклюжий, похожий в своих меховых одеждах на старого медведя.
Под вечер приехал редактор, нагрузил Лёву набором, а сам лег в постель, стуча зубами.
— Кажется, простудился я, Лёвушка. Дай мне лепешечку аспирину...
Лёва потрогал редакторский лоб, испугался. Голубков пышет жаром. Вот беда, что ж теперь делать? Надо за доктором ехать.
— Ты набирай, не отвлекайся от дела, — сказал Голубков, угадав намерения Семечкина. — Завтра утром соберутся у нас оленеводы. Кто-нибудь съездит за врачом. Эх, не вовремя заболел, черт бы её побрал болезнь... Ты знаешь, какая ерунда получилась, скандал на всю тундру...
Лёва оживился.
— Люблю скандалы. С ними как-то веселее живется...
— Тебе бы всё веселье. А тут, брат, в пору матушку репку петь. Понимаешь, этот балда ветеринар не побеспокоился вовремя вакцину в тундру завезти. Только сейчас обнаружилось, что нет её нигде. А как же отправлять стада на летние пастбища без прививок? Это же грозит знаешь чем! Может ужасной катастрофой закончиться вся эта история... — Голубков жадно опорожнил стакан, поуспокоился. — Пригласил я актив завтра в редакцию. Придется что-то предпринимать...
Всю ночь Голубков провел в беспокойном сне, бредил, часто просыпался. Лёва всю ночь работал. К утру он набрал почти весь номер. Меланхолии как не бывало.
Чуть свет стали собираться один за другим оленеводы. Приехали не только колхозники, но и многие единоличники. Вопрос о вакцине всех касается. Большинство ненцев уже поняло значение прививок. У всех в памяти тот год, когда противившиеся прививкам оленеводы потеряли чуть не всех своих оленей. Ныне уж таких не найдется.
Палатка дополна набилась людьми. Многим места не хватило, они сидели у открытого входа. Голубков, не вставая с постели, начал совещание.
— Давайте, товарищи, подумаем, как нам быть. Без прививок, сами понимаете, мы не можем оставить стада. Надо достать вакцину до выхода стад на летовки. Но сейчас связи с городом нет. Можно ли добраться до Нарьян-Мара сейчас, я не знаю. А ещё меньше знаю, есть ли возможность привезти оттуда вакцину. Вы люди опытные, скажите своё слово.
— В город сейчас ехать попусту. Реки разливаются, болота раскисают. Попадешь в такое место и не воротишься, — сказал Хатанзей, теребя завязку ворота, будто она ему мешала. — Видно, придется уж без прививок нынешней весной обойтись, что поделаешь...
— Надо бы достать вакцину, шибко надо бы, — сказал Вынукан. — Да кто поедет в такое бездорожье. Своя жизнь каждому дорога!..
— Ох, худо. Вовсе худо! Пропадут олени и сами погибнем. Что сделаешь, Нума просить придется, чтобы сохранил оленей, — заговорили оленеводы вразнобой, не глядя друг на друга.
Голубков не смог улежать, поднялся весь красный, взлохмаченный, с лихорадочно блестящими глазами.
— Нет, это неправда, товарищи. Вакцину надо достать во что бы то ни стало. Если никто не решится поехать, я сам сегодня же, несмотря на болезнь, запрягу оленей...
Наступила тишина. Слышно было, как трещит на ветру флаг над крышей палатки. И в этой тишине негромко прозвучал из угла голос Ясовея.
— Лежи, Михайло Степанович. Куда ты больной! Найдется кому и без тебя съездить...
Он обвел глазами оленеводов.
— Собирайте со всех упряжек лучших пелеев. Запрягу самых лучших и самых выносливых, поеду...
Скоро упряжка была собрана. Хатанзей привел передового поджарого, но сильного оленя с крепкими копытами, с вытянутой вперед мордой, будто устремленной навстречу ветру.
— Возьми. На него надейся, как на самого себя. Послушен так, что пошевелишь пальцем, он знает, чего хочет хозяин. Лёгок на бегу, что птица. Силен, как медведь... С ним плохая дорога лучше станет.
— Спасибо, Хатанзей. На такой упряжке хоть на луну уехать можно...
На сани нагрузили продовольствие, положили запасный тынзей, приторочили ружьё. Упряжка помчалась по насту, который блестел нестерпимо под яркими лучами весеннего солнца.
— Ой, как он доедет, как доедет? — беспокойно переговаривались оленеводы, глядя вслед упряжке.
4
Вынукан перепугал Нюдю до смерти. С порога ещё он закричал во весь голос:
— Доктора в палатку надо. Где хабеня? Пусть скорей надевает свою белую малицу...
— Что случилось, Вынукан, толком скажи, — пролепетала Нюдя, держась за сердце. — Где Ясовей, что с ним?
— Голубкова нутряной огонь палит. Лечить человека надо...
— А Ясовей?..
