Борис Миллер - Под радугой (сборник)
— Смотрите, не проговоритесь при моей старушке… Ладно? — подмигнул он мне с видом заговорщика.
Ночью поезд прибыл в Новосибирск.
1956
Фонтан и звезды
Давно возвышается на площади у вокзала фонтан. Под снегом замирает он зимой, а весной и летом, окруженный низко подстриженной густой яркой зеленью, неустанно журчит, высоко взметая хрустальные струи воды. В жаркие дни тут прохладно.
В быстро растущем дальневосточном городе к фонтану привыкли и перестали его замечать.
Не замечал его и я, пока однажды не очутился здесь со своим пятилетним сыном. Мы ждали ночного поезда. Я ехал в командировку, а сына должен был на промежуточной станции оставить погостить у бабушки.
Был поздний час. Сын недовольно хныкал спросонья. Дома еле удалось его разбудить й кое-как одеть. Но пока мы дошли до вокзала, ночная свежесть и предвкушение поездки приободрили его и разогнали сон.
До поезда оставалось около часа. В небольшом зале ожидания все скамьи были заняты дремлющими и спящими людьми. У их ног громоздились чемоданы, баулы, корзины. Пахло жареным мясом, клюквенным морсом, пивом и дешевым одеколоном: тут же был буфет и привокзальная парикмахерская.
— Мне жарко! — пожаловался сын, и мы вышли на площадь.
Тут-то, как будто впервые, я увидел фонтан. Вернее, первым увидел его сын.
— Папа, фонтан говорит? — вдруг обратился он ко мне.
— Как говорит? — не понял я.
— Ну, говорит! — В его голосе послышалось раздражение: до чего несообразительны эти взрослые!
Я прислушался: действительно, фонтан говорил… Площадь, освещенная прожектором, была пустынна. Только у здания вокзала стояло два-три человека, вышедших, как и мы, освежиться. С противоположной стороны пустыми проемами окон смотрело большое строящееся здание. Над ним фантастической стрелой устремилась к небу вышка подъемного крана. Фонтан нарушал тишину равномерными, неутомимыми всплесками.
— А сегодня ты мне не рассказал сказки, — вспомнил Володя, когда мы остановились у фонтана.
В свободные вечера перед сном я всегда рассказываю сыну сказку. Иногда он, долго не засыпая, просит рассказать еще, а чаще засыпает, не дослушав до конца.
В тот вечер, занятый приготовлением в дорогу, я действительно не успел ему ничего рассказать.
— Хочешь теперь?
— Нет, не надо, — великодушно отказался малыш, прислушиваясь к журчанию фонтана.
Мы присели на ограду.
— На этом самом месте, где мы с тобой сидим, — тихо сказал я, — когда-то была тайга.
— Давно?
— Не очень. Лет тридцать тому назад.
В глазах, глядящих на меня, я заметил что-то похожее на недоумение.
— А меня еще не было?
— Конечно, нет.
— А тебя?
Я утвердительно кивнул головой.
— Ты был маленький? Такой, как я?
— Почти…
— Ну, это было очень давно!
— Пожалуй… Ехали тогда люди из разных мест, много людей.
— И ты?
— И я.
— И мама?
— И мама.
— И мама была маленькая?
Это было до смешного невероятно.
— Да, и мама была маленькая.
— И бабушка приехала?
— И бабушка. Приехали люди с лопатами, топорами, машинами.
— А какие машины?
— Тракторы, грузовики.
— А «Москвичи» и «Волги» были?
— Нет, «Москвичей» и «Волг» не было.
— А «ТУ-104» был?
— И «ТУ-104» не было.
— Что же было?
— Тракторы были — не гусеничные, как теперь — колесные, маленькие. Грузовики засасывала тайга. Стали тайгу корчевать. Жили в палатках. Комары и мошкара донимали, но люди работали. Вырубили лес, проложили дороги, стали строить город…
— Вот этот, наш?
— Этот.
— Здесь, где мы сидим, тоже палатки были?
— Были. А вокзала не было вовсе и этих домов вокруг.
— И фонтана?
— И фонтана…
Сын помолчал, смешно наморщив выпуклый лобик под рыжей челкой. В мозгу его шла напряженная работа.
— А есть еще места, где ничего-ничего нет — ни домов, ни дорог?
— Есть.
— Когда я вырасту, буду там строить.
— И здесь еще много надо строить. Видишь, сколько будет новых домов? — и я показал на большое строящееся здание, на стрелу над ним.
Сын долго смотрел в ту сторону, затем спросил:
— А стрела говорит?
— «Заберусь высоко-высоко, до самых звезд…»
Малыш хотел еще о чем-то спросить, но над площадью раздался голос диктора — прибывает поезд.
В купе я, стараясь никого не разбудить, тихо раздел сынишку и примостился около.
Уже засыпая, мальчуган вдруг открыл глаза.
— Что ты мне рассказывал у фонтана, правда?
— Правда.
— И про звезды?
— Да…
— А разве сказки бывают правдой?
— Бывают.
Мирно посапывая, сын уже крепко спал. Я долго лежал с открытыми глазами. Что вчера было сказкой, сегодня становится былью. И звезды кажутся не такими уж далекими…
Поезд шел, отстукивая на стыках, набирая скорость.
1957
Сестрички
Лина и Лена — так зовут сестричек. Так же как их имена, они сами мало отличаются одна от другой: обе подвижные, с темно-русыми косичками, у обеих сероголубые глаза, полные розовые щечки и чуть курносые носики… Только Лена на два года старше Лины. И поэтому Лина, с тех пор как помнит себя, не перестает завидовать Лене.
Лене уже купили школьную форму, портфель, и она пошла в школу, — а Лина еще два года изо дня в день должна была ходить в детский сад. Когда Лина пошла в школу, Лена была уже пионеркой и носила красный галстук…
Сейчас Лина в пятом классе. Но мама до сих пор говорит ей:
— Ты еще ребенок…
Лина очень любит свою маму, она уверена, что другой такой мамы нет на всем белом свете — и не только потому, что она лучший бригадир на швейной фабрике и ее портрет помещен на городской Доске почета… Но вот этих слов Лина никак не может простить своей маме…
Лена уже в седьмом классе. Она сама должна решать свою судьбу: либо остаться учиться в этой школе, либо уйти в педагогический техникум или в медицинскую школу.
— Лена уже человек самостоятельный! Ты на нее не равняйся, — говорит мама.
И этого Лина ей тоже не может простить.
Но никогда еще Лина так не завидовала сестре, как в прошлое лето, когда та ездила в Артек.
Шутка ли, Артек!..
В один из выходных дней, когда Лина с отцом были дома, а мама ушла на рынок, почтальон принес письмо от Лены. Это было первое, и, конечно, восторженное, письмо из Артека.
Своим отцом Лина гордится не меньше, чем матерью. Он — мастер на крупном заводе, уважаемый человек, новатор, о нем пишут в газетах.
Прочитав письмо, Лина долго сидела задумавшись.
— Папа… — наконец проговорила она нерешительно и умолкла.
Ее серо-голубые глаза глядели мечтательно и вопросительно.
— Что, дочка?
Лина положила свою ручку на большую смуглую руку отца.
— Вот хорошо будет, когда всюду-всюду будет такая жизнь, как в Артеке…
Отец посмотрел на нее с удивлением.
— Когда?
— Ну, когда… При коммунизме…
Отец громко рассмеялся и легонько потрепал волосы дочери.
— Весь мир — сплошной Артек? А? — смеялся он. — Вот как…
Когда Лена, вся бронзовая и, казалось, пропитанная морским воздухом, заметно подросшая (как обычно подрастают дети даже за короткое время, если их не видишь), вернулась домой, переполненная удивительными рассказами обо всем, что видела, Лина не отставала от нее ни на шаг, с жадностью впитывала каждое слово и все время просила рассказывать еще и еще…
И больше всего завидовала Лина новому пионерскому галстуку, который привезла с юга Лена… Это был не простой галстук, какой носят подруги Лены. И Лина как будто видит то, что рассказывает ей Лена.
Раннее утро. Солнце только взошло. Ярко-красный солнечный шар, как бы свежеумытый, выкатывается из морской глубины. С тихим шорохом ласкается к берегу вода… Волны синие-синие, а гребешки на них белые. По берегу идут две девочки. Одна из них Лена, другая — Величка. Величка Бакалова. Величка одних лет с Леной. Учится тоже в седьмом классе, только она смуглая, с продолговатыми черными глазами. Когда она говорит по-русски, то ее не сразу поймешь. Величка из Софии. Она была на фестивале и приехала в Артек на две недели. Живет она с Леной в одной комнате, они подружились. Сегодня Величка уезжает. Вот они и пришли вместе на берег моря.
— Давай попрощаемся! — сказала Величка и сняла свой галстук, прижала его к губам и протянула Лене…
А Лена сняла свой и протянула его Величке.
Вот откуда новый галстук у Лены.
Потом она стала получать письма с красными незнакомыми марками. Это были письма из Софии, города, где живет Величка.
…Однажды в конце весны, когда деревья, запоздав, вдруг вспыхнули зеленым пламенем, Лина пришла из школы, и мама ей сказала:
