Борис Изюмский - Призвание
…Слушателей собралось в Доме учителя много, лекция о международном положении была интересной, но лектор — высокий мужчина с быстрыми движениями рук — несколько позировал, «играл», и это не понравилось Сергею Ивановичу.
Каждый раз, когда лектор театрально замирал, готовя эффектную фразу, многозначительно приподнимал указательный палец правой руки, Кремлеву становилось неловко, он морщился, словно от боли. «Хороший лектор, — досадуя, думал он, — и не понимает, что сила в естественности. Попробовал бы говорить так перед учениками!»
Не понравилась Сергею Ивановичу и склонность докладчика к многозначительным недомолвкам.
После лекции Сергей Иванович попросил своих товарищей подождать его несколько минут у выхода, а сам прошел в кабинет заведующего Дома учителя, где лектор в это время надевал пальто. Больше никого в кабинете не было.
Сколько раз внушал себе Кремлев, что не станет вмешиваться «не в свои дела», но всякий раз нарушал обет, потому что каждое дело считал своим, не мог равнодушно проходить там, где чувствовал, что в состоянии помочь.
Вот и сейчас он подошел к лектору.
— Не посчитайте это за проявление нескромности, — просто сказал он, — но мне хотелось бы дать отзыв рядового слушателя…
— Пожалуйста, — с любезной улыбкой повернулся к нему лектор, готовясь услышать привычные для него похвалы.
Сергей Иванович высказал то, что он думал о лекции.
— Может быть, из ложной деликатности вам об этом до сих пор никто не говорил, и это вводило вас в заблуждение.
Лектор стал серьезным. Ему неприятно было услышать такую критику, но чутье опытного человека подсказывало ему, что она — не от желания поучать, а от честного стремления помочь.
— Спасибо, — искренне сказал он, — я подумаю над вашими замечаниями.
Сергей Иванович нашел своих товарищей на улице.
— Теперь вы меня извините, что я заставил вас ждать, дела, и здесь дела, — шутливо сказал он, обращаясь ко всем, но глядя на Анну Васильевну..
— Догадались мы уже, какие у вас дела, — засмеялась Серафима Михайловна. — Небось, отчитали? И поделом! Хорош, но нуждается в методических советах…
В разговор вмешался муж Серафимы Михайловны.
— Бывает так; и неплохо играет артист, но чувствуешь — он внутренне любуется собой, и невольно появляется неприязнь к нему… Не можешь забыть ни на минуту, что он играет. Или журналист… написал статью… и остроумно, и стилем хорошим, но сквозь строки пробивается самолюбование: «вы поняли, какой я умный… а этот, этот оборотец каков!» И читать не хочется!
— Верно! Так и в нашей профессии, — подхватил Кремлев. — Иной учитель как будто все делает правильно, а тошнит от его действий, потому что он видит не школу, а себя в школе, и все озирается: заметили? Оценили как следует его благородство, дальновидность, самоотверженность?
ГЛАВА XV
Электрические часы у почты показывали без четверти шесть, когда Кремлев, выйдя из трамвая, встретился с Вадимом Николаевичем. Корсунов обрадовался.
— Хорошо, что я тебя увидел. Пойдем ко мне, покажу радиоприемник новой марки…
Кремлев, сожалея, развел руками.
— Не могу… У меня в шесть часов исторический кружок.
— Подождут полчаса… Ничего не произойдет.
— Нет, нельзя, я приду к тебе завтра.
Он пожал руку Вадиму Николаевичу и пошел широким шагом к школе. Как будто ничего особенного и не сказал Вадим Николаевич, а в этом его «подождут» был весь он.
«Если к детям относиться с большим человеческим уважением, — думал Кремлев, — они ответят тем же».
Поднимаясь по лестнице школы, он прикидывал, с чего сегодня следует начать? Наверно, с организационных дел… Затем Костя Рамков сделает политинформацию, Сема Янович покажет аллоскопную ленту «Жизнь Радищева» и прочитает документы о Радищеве. Сергей Иванович помог Яновичу разыскать их в городской центральной — библиотеке. В конце занятия проведем викторину «Кто, где, когда?» Победителю Сергей Иванович решил подарить книгу академика Грекова с надписью: «От исторического кружка».
Интересно, сколько человек прийдет на занятие? Оно было третьим по счету. На первое явилось одиннадцать, на второе — семнадцать… Даже Борис Балашов пришел, — вероятно, чтобы разведать — стоящее ли дело?
Сергей Иванович поднялся до площадки второго этажа, мельком взглянул в окно. Внизу черную крышу невысокого дома устилали опавшие листья. Вот и осень глубокая…
Школьный сторож Фома Никитич, сидя на табуретке, недалеко от вешалки, одобрительно смотрел вслед Кремлеву.
«Самостоятельный», — с уважением подумал старик, вкладывая в это понятие свой особый смысл.
Фома Никитич был в некотором роде достопримечательностью школы, частью ее истории.
Раненный в русско-японскую войну, он, после госпиталя, поступил в маленькую частную гимназию, что была на месте нынешней школы. На его глазах, уже в советское время, школу расширили, и он точно помнил, в каком году какой корпус вырос.
Во время Великой Отечественной войны Фома Никитич оказал немалую помощь Волину, оставленному в городе обкомом партии для партизанской борьбы с оккупантами. Фома Никитич прятал оружие, был верным, надежным человеком. Его наградили медалью «За победу над Германией», и в первый день учебы, на октябрьские и майские праздники, он с гордостью прикалывал эту медаль рядом с георгиевским крестом.
Фома Никитич неизменно стоял «на вахте» в вестибюле у часов, давал звонки, а в свободное от службы время столярничал, — делал школьную мебель.
Трудно было бы представить себе восемнадцатую мужскую школу без Фомы Никитича. Его помнило несколько поколений, закончивших эту десятилетку, и если старые друзья-одноклассники встречались где-нибудь после долгой разлуки, один обязательно спрашивал у другого:
— Фома Никитич-то жив?
И тот, кого спрашивали, с радостью отвечал, подражая Фоме Никитичу:
— Еще ба!
И они весело хохотали, вспоминая, как не раз пытались провести Фому Никитича, отвлечь его внимание, улизнуть из школы и как всегда терпели неудачу — он разгадывал все их плутни.
…Сергей Иванович пересек зал. В пионерской комнате репетировал струнный оркестр. За дверью учительской — там заседал родительский комитет — слышался голос Ксении Петровны Богатырьковой:
— Нас двадцать семь человек, да актив… представляете, какая мы сила, если все придем на помощь учителям?
В приоткрытую дверь географического кабинета Кремлев увидел Серафиму Михайловну. Она с малышами мастерила карту. Склонившись над огромным полотном, расстеленным на столах, Бокова командовала:
— Толя — ножницы! Вот здесь мы изобразим новую железную дорогу. У кого фотография Сталинграда?
Войдя в исторический кабинет, Кремлев был приятно поражен: «Ого, да здесь человек двадцать пять!»
В задних рядах сидел Балашов. «Понравилось, дружок, — подумал Сергей Иванович. — Надо будет поручить тебе один из докладов».
Подойдя к столу, Кремлев взглянул на ручные часы.
— Восемнадцать ноль-ноль, — сказал он спокойно. — Начнем нашу работу.
Костя Рамков, быстро наклонившись к Долгополову, шепнул: «Военная точность».
Сергей Иванович достал из полевой сумки общую тетрадь, передал ее Рамкову.
— Здесь прошу отмечать, чем мы занимались. Поручите художнику красиво написать в начале тетради: страница почета. На нее по решению большинства мы будем заносить имена самых лучших и активных историков кружка…
— Сергей Иванович, — принимая тетрадь, сказал Костя, — я думаю, страницу почета надо покрасивее нарисовать: знамена, кругом лента…
— Конечно! Да вот еще что, — обратился Кремлев ко всем, — вы знаете ученого нашего города, профессора Сабурова? Как вы считаете, не следует ли избрать его почетным председателем нашего кружка и поручить трем кружковцам попросить профессора прийти к нам? Он недавно возвратился из очень интересной археологической экспедиции.
Руку поднял Костя Рамков, встал, энергично убрал со лба прядь волос.
— Предлагаю выбрать делегацию из пяти человек.
— Не многовато ли? — усомнился Сергей Иванович.
— Пять! Пять! — раздалось несколько голосов.
Главой делегации избрали Бориса Балашова.
— Он найдет там, что сказать профессору.
— Дипломат… — иронически заметил Костя.
Борис Балашов снисходительно улыбался, но чувствовалось, что ему приятно было это поручение.
— Нам надо, товарищи историки, выработать устав кружка, — предложил Кремлев. — Но по одному принципиальному вопросу следует договориться сейчас. Я думаю — членом кружка может быть только тот, кто по истории имеет оценку не ниже четверки. А это покажут итоги в конце четверти. Каково ваше мнение?
Кое-кто помялся, пробурчал: «А если способности средние?» — но руку за это предложение подняли все.
