Мамед Ордубади - Подпольный Баку
Повсеместно владельцы предприятий были бессильны противостоять стачечным комитетам рабочих.
18 апреля началась всеобщая стачка типографских рабочих. На следующий день в Баку не вышла ни одна газета.
Подготовка к первомайской демонстрации стала делом десятков тысяч бакинских трудящихся. Это очень помогало центральному стачечному комитету.
С двадцатых чисел апреля на крупных заводах и фабриках Баку начали проходить рабочие собрания, на которых представители стачечного комитета разъясняли, как должна быть организована первомайская демонстрация.
Подпольная типография заранее отпечатала множество листовок; для одного только стачечного комитета было заготовлено 2900 листовок на русском языке, 2100 — на армянском, 1000 — на грузинском. Помимо этого, листовки были выпущены Бакинским комитетом РСДРП — на трех языках.
26 апреля стачечный комитет обнародовал воззвание к рабочим, которое призывало всех принять участие в предстоящей демонстрации. Тогда же появились листовки на азербайджанском языке.
Демонстрация 27 апреля отличалась от предыдущих тем, что в ней приняли активное участие рабочие-азербайджанцы.
К демонстрации готовились не только бакинские рабочие, но и бакинская полиция. На многолюдных улицах, в районе Набережной и Парапета были выставлены усиленные наряды полицейских, из которых многие разгуливали в штатском. Наводнившим город шпикам не было счету.
С утра 27 апреля по улицам разъезжали конные казаки, запугивая жителей города, не давая им возможности присоединиться к рабочим-демонстрантам.
В свою очередь стачечный комитет сделал все возможное для нейтрализации полицейских мер. До последнего момента в строжайшей тайне держалось место, где должна была начаться демонстрация. Чтобы сбить с толку полицию, демонстранты собрались сразу в нескольких местах.
Основные силы полиции были сосредоточены в районе Солдатского базара, там, откуда направлялись к Молоканскому саду многие колонны мартовской демонстрации.
Стачечный комитет заранее решил, что демонстрация начнется в районе Парапета. Это место было выбрано потому, что к Парапету выходит несколько улиц, по которым мог пройти каждый, кто хотел бы принять участие в демонстрации.
В назначенный час на Парапете взвился над толпой красный флаг.
Раздались возгласы:
— Долой самодержавие!
Это был сигнал группам рабочих, рассеянным для отвода глаз полиции по близлежащим улицам. Группы эти, не теряя времени, сошлись и двинулись совместно к Парапету. Полицейские пытались было помешать им присоединиться к толпе на Парапете. Но в этот момент с Николаевской улицы к Парапету устремился многолюдный поток рабочих.
Почти одновременно в полицейское управление поступило сообщение о том, что демонстрация началась и на Петровской площади, причем здесь горожане большими группами присоединяются к демонстрантам.
Полицейские власти пришли в смятение. Многие городовые стали поспешно выбираться из толпы демонстрантов и ретироваться в незанятые колоннами улицы.
Уже не один, а десятки красных стягов развевались над морем людских голов!
Обитатели лачуг и сырых подвалов повергали в страх жителей богатых домов возгласами: «Да здравствует свобода!»
Всевластными хозяевами улиц и площадей стали демонстранты и им сочувствующие. В рядах рабочих можно было увидеть студентов и даже гимназистов. В толпе было много девушек и женщин.
До самой Набережной демонстранты, можно сказать, не чувствовали противодействия городских властей. Но, когда передние колонны демонстрантов подошли к Губернаторскому саду, здесь их встретили казачьи плети и выстрелы солдат.
Бакинский пролетариат не дрогнул, не обратился в бегство. Возгласы казачьих офицеров: «Взять!… Бейте!… Разогнать!» не повергли рабочих в страх.
Особенно яростному натиску полицейских и жандармов подвергались знаменосцы. Однако рабочие дружно защищали свои красные стяги.
У Губернаторского сада началась рукопашная схватка рабочих с полицейскими. Один из знаменосцев, получив сабельную рану, выронил древко из рук. Но флаг не достался врагам — его подхватили рабочие руки и опять подняли над толпой.
Уступая натиску вооруженных солдат, конных казаков и полицейских, демонстранты покинули Набережную. Теперь главным местом демонстрации стала Телефонная улица,
В пять часов дня движение рабочих колонн по улицам города еще продолжалось.
В этот день Павел и Василий были неразлучны. На Станиславской улице к ним присоединился Мамед.
— Смотрите, ребята, вон по тротуару идет девушка. Не Женя ли?
Павел и Василий обернулись. По левой стороне улицы шла стройная девушка с корзинкой, с какой обычно домашние хозяйки ходят на базар. Светлый платок на голове не позволял разглядеть ее лицо. Девушка шла быстрым, легким шагом, почти не глядя по сторонам.
Павел почесал затылок.
— И похожа и непохожа на Женю.
Мамед высказался более уверенно:
— Она, Женя! Готов сбрить усы, если ошибаюсь.
— Подойди к ней, Вася! — попросил Павел.
Василий перешел на противоположную сторону улицы и ждал, когда девушка в светлом платке приблизится. Да, это была Женя.
— Сегодня жаркий денек, — сказал Василий. — Лучше, если ты будешь соблюдать осторожность и не полезешь в самое пекло.
Женя, не замедляя шага, бросила:
— Оставь свои советы для Павла. Скорей иди к товарищам.
Василий повернул назад.
— Вася! — крикнула Женя вслед ему. — Берегись, за тобой топают!
Василий обернулся и увидел метрах в тридцати от себя двух полицейских. У одного в руках был револьвер. Он узнал в нем знаменитого в Баку пристава Гогоберидзе. У Василия не было при себе даже палки. Мгновенно оценив обстановку, он смекнул, что единственный путь к спасению — это смешаться с толпой демонстрантов. Но колонна рабочих успела отойти далеко, а пристав Гогоберидзе был уже в нескольких шагах.
Женя, видя, что Василия вот-вот схватят, забежала в ближайшую подворотню, достала из корзины увесистый булыжник и швырнула его в преследователей Василия. Камень угодил в голову пристава Гогоберидзе. Тот упал.
Подоспевшие Мамед и Аскер набросились на рослого городового, сопровождавшего пристава, и после короткой схватки вырвали из его рук саблю.
Мамед что было силы ударил ею плашмя по голове городового. Тот рухнул на мостовую.
Из-за угла, неистово свистя и вопя, выбежали десятка два городовых и бросились преследовать демонстрантов.
— Товарищи, сзади полицейские! — крикнула Женя на всю улицу.
Рабочие в задних рядах обернулись. Внезапность нападения была предотвращена.
Завязалось кровопролитное сражение.
Полицейским не удалось выполнить приказ, полученный днем из Тифлиса, от царского наместника на Кавказе князя Голицына. Князь требовал: «Демонстрантов не щадить!» Городовые потерпели поражение и в панике отступили,
Когда на помощь полицейским прискакал большой отряд казаков, демонстранты уже разошлись.
Демонстрация закончилась. Двенадцать рабочих были ранены, многие арестованы.
Вечером губернатор Баку получил из полицейского участка в Балаханах телефонограмму следующего содержания:
«В семь часов толпа рабочих, насчитывающая около трех тысяч человек, с красными флагами, распевая революционные песни, направилась к железнодорожному вокзалу. Против них были посланы конные казаки, которым демонстранты оказали сопротивление, пустив в ход камни и палки. Начальник полицейского участка ранен камнем в затылок. Казаки без предупреждения открыли огонь по демонстрантам. В результате один рабочий убит, пятеро тяжело ранены. Легкораненых — 25 человек, из них 12 — отправлены в больницу. Один казак и один полицейский получили тяжелые увечья. Рабочие проявили в схватке упорство и ярость. Следует отметить активность и храбрость пристава Шамшиева. Арестовано сорок рабочих, среди них известные вожаки Хиндадзе, Абрам Эйренберг, Дроздовский и другие».
XV
Демонстрация рабочих 27 апреля подготовила почву для всеобщей стачки.
Бакинский комитет РСДРП с удовлетворением отметил рост солидарности среди многонационального бакинского пролетариата, стремление рабочих к сплочению.
Охваченные растерянностью, местные власти, вместо того чтобы посоветовать буржуазии согласиться с некоторыми требованиями, выдвинутыми стачечным комитетом, стали добиваться раскола в рядах бакинских рабочих.
Одновременно агенты охранки распространяли среди городских жителей различные провокационные слухи. Упорно поговаривали о возможных погромах. Страхом были охвачены не только еврейские семьи, ожидавшие повторения кишиневских кровавых событий. Над городом встал призрак армяно-мусульманской резни.