Фазиль Искандер - Паром

Испепелившийся факир
Восстал из пепла. Он — банкир.
Народ ограбивший банкир
Испепелился, как факир.
Кто он? Как там его? Мавроди?
Он вроде грека, мавра вроде.
Милиция сулит полмира
За горстку пепла от банкира.
Прокуратура ищет лица.
Способные испепелиться.
И вдруг сама, испепелясь,
Налаживает с ними связь
В соседних виллах во Флориде.
Загадка, что ни говорите.

Как славно умереть и испариться.
Вчера ты был, сегодня нет тебя.
Друзей и близких опечаленные лица.
Как хорошо! И выпили, любя!
Но техника и сущность перехода
Неделикатная гнетет меня.
Больное тело требует ухода.
И дальше с трупом грязная возня.

Испытываю к небу благодарность
Не потому, что утешает твердь.
Но в ритуалах веры санитарность,
И только вера очищает смерть.

Улыбка — тихое смущенье,
Начало тайны золотой.
А смех — начало разрушенья
Не только глупости одной.

Что помню я? С волною сшибка
В далекой молодости той.
И над водой твоя улыбка
Промыта страхом и волной.

Язвительного варианта
Подделку вижу без труда.
Улыбка, как сестра таланта.
Не длится долго никогда.

Улыбка Чаплина, Мазины,
Робеющая без конца.
Преодоленный плач отныне
Нам будет разбивать сердца.

Вокруг хохочут жизнелюбы.
Как будто плещут из ведра.
Твои раздвинутые губы
Как бы процеженность добра.

И даже ангелы, что вьются
Над жизнью грешной и земной,
Не представляю, что смеются,
Но улыбаются порой.

И у меня был отец
Тем нескончаемым летом.
Господи, это конец!
Разве я думал об этом.

Ссылка. Вокзал. Поезда.
Нас навсегда разлучили.
С лязгом колеса тогда
Детство мое раздвоили.

Это не поздний укор.
И вспоминается слабо.
Вас узнаю до сих пор,
Недосказавшие: «Папа…»

Зигзаг любви, паденья и осечки,
Восторг, затишье, хаос мировой!
И вдруг над бездною — вниз головой!
…А надо было танцевать от печки.
Милее мельница, шумящая на речке.
Огромных, глупых крыльев ветряной.

Город или мир в тумане?
Полночь. Смутный силуэт.
Пьяный роется в кармане
И бормочет: — Басурмане,
Ключ нашел, а дома нет.

Не великие ученья,
А совсем наоборот:
Первобытный способ тренья
Искру жизни создает.

Но невидимое глазом
Той же техники приплод:
Тренье разума о разум
Искру мысли создает.

…Сдыхаю от тоски. И вдруг письмо поклонника!
Я встрепенулся. Как Христос покойника,
Он оживил меня, нежданный адресат.
Как ты узнал? Как вовремя мой брат
Неведомый склонился к изголовью.
Все угадав далекою любовью.
Не раньше и не позже, в нужный миг
Любовь пересекает материк.
Вот чудо из чудес. Любовь есть Бог.
Из праха я восстал и вышел за порог.

Когда я выключаю свет.
Внезапно вспыхивает разум.
Чтобы найти незримый след
Всего, не видимого глазом.

Вопросы эти или те,
Неодолимые, нависли.
Но хищно разум ловит мысли
Кошачьим зреньем в темноте.

Вот памятник античности. Прекрасно.
Должно быть, римлянин стоял со мною рядом.
Глядел я долго на него. И не напрасно.
Я каменел. Он оживал под взглядом.

Я каменел, он оживал под взглядом.
Так что же будет? Дальше, дальше, дальше!
Но я решил — давно конец балладам.
Не надо мне потусторонней фальши.

Не оживив античного мужчину,
В конце концов я отвернулся, братцы.
Я выкинул из жизни чертовщину.
Да и в стихах не хочется мараться.

Чтоб от горя и заочно,
И впрямую и побочно
Не осталось ничего,
Надо точно, очень точно
Словом выявить его.
Только слово в мире прочно.
Прочее — житейский вздор.
Горе, названное точно.
Как сорняк летит в костер!

Средь споров мировых и схваток
Себя вдруг спросишь: — Назови,
На чем стоит миропорядок?
На дисциплине? На любви?

Но здесь от страха гнутся спины
И я кнуту не прекословь!
Где мощный мускул дисциплины.
Там изгоняется любовь.

Сойдись, любовь и дисциплина,
Создай порядок и покой!
Где золотая середина?
Нет середины никакой!

Меж дисциплиной и любовью
Который год, который век,
Порой отхаркиваясь кровью.
Метаться будет человек?

И лишь пророки-исполины
Напоминают вновь и вновь.
Что жизнь без всякой дисциплины
Дисциплинирует любовь.

Да, государство с государством
Хитрит, не ведая помех.
И здесь коварство бьют коварством,
У них один закон на всех.

Но грех чудовищный и низкий
На дружбе строить свой улов.
Ведь близкий потому и близкий.
Что защищаться не готов.

Любовь, разлука, ностальгия —
Ряды обиженных мужчин
Повсюду пьют. Но лишь в России
Своя особенность причин.

История — сплошное блядство:
Борьба злодея с дураком.
Зато и равенство и братство
У нас за пиршеским столом.

Свобода! Как не расстараться.
Как не подняться на волне! —
До дна! До дна! Свобода, братцы!
Вдруг бац! И сами все на дне.

Спасайся от хандры и сплина,
С парами алкоголя — ввысь!
У нас такая дисциплина:
Нам, не допив, не разойтись.

Все пьют и даже бьют посуду
Недорогого образца.
И только мы всегда, повсюду
Все допиваем до конца.

Не то чтобы от страсти пылкой
Горазды выпить тут как тут,
Томит сомненье над бутылкой:
Грядет запрет? Или сопрут?

И кто осудит нашу склонность?
У нас национальный стиль!
Достигнутая завершенность —
Опорожненная бутыль!

Над нами шаткость и непрочность,
Сердца пустуют и казна.
Тем неизменней наша точность —
Бутылку допивать до дна.

Какая жажда нас изводит?
Чем россиянин одержим?
Объем обиды превосходит
Объем посуды со спиртным.

Долой ханжу или невежду!
О полной трезвости потом…
Сначала выпьем за надежду
На паузы между питьем!

В Париже на публичной казни
В толпу Тургенев окунулся.
Но сей сюжет кроваво-грязный
Не выдержал и отвернулся.

В Париже на публичной казни
Быть Достоевскому случилось.
Глядел он прямо, без боязни,
Как с плахи голова скатилась.

Кто был добрее и честнее.
Неужто спорить нам до гроба?
Страны родимой ахинея.
И невдомек, что правы оба.

Тот страшный мир, где мы замкнулись,
Я разомкнул и ужаснулся:
Там все от казни отвернулись.
Или никто не отвернулся!