Фазиль Искандер - Паром

Человек цепляется за веру,
Как за ветку падающий вниз,
И когда он делает карьеру,
И когда над бездною повис…

Человек цепляется за веру.
Вечно ищет и искать готов
Темную и теплую пещеру
В каменной пустыне городов.

Он за веру держится, условясь
Жить как люди… Только б не чудить.
Только б несговорчивую совесть
Богу веры перепоручить.

Человек цепляется за веру.
Безразлично, эта или та.
Страшно людям оживить химеру,
Но еще страшнее пустота.

Верующих вечная забава…
Не хватает палок и камней…
От меня направо и налево
Струи человеческих страстей.

И стучит отзывчивая палка.
Иноверец падает, хрипя.
Верующим бить его не жалко.
Потому что бьют не от себя.

Человек цепляется за веру,
Держится пока что до поры,
Потому и можно изуверу
Зажигать высокие костры.

И пока он держится за веру
И готов ей праведно служить.
Тихий дьявол возжигает серу.
Потирает руки: — Можно жить…

Взгляд в долину с горы погружать:
Благодать, благодать, благодать.

Из сует выпадай, выпадай
И в природу, как в детство, впадай.

Электрический — сколько ватт? —
Взгляд у ястреба звероват.

Струи ив над струением вод.
Дева-иволга влажно поет.

Но на дуб, вопиющий от ран,
Обернись, как араб на Коран.

Чтоб из глаза соринку извлечь.
Нужен дружеский глаз, а не меч.

Не нужны доброте кулаки,
А нужны доброте кунаки.

Но от славы (помои в упор!)
Уклонись, как хороший боксер.

Руку павшему дай и молчи.
Сам отчаяньем — не дотопчи.

Приблизительность, нечто, туман —
Для художника страшный капкан.

И невольно ложится на лист:
Победивший романтик — фашист.

Поэт, как медведь у ручья.
Над жизнью склонился сутуло.
Миг! Лапой ударил с плеча.
На лапе форель трепетнула!

Тот трепет всегда и везде
Лови и неси сквозь столетья:
Уже не в бегущей воде.
Еще не в зубах у медведя!

Натруженные ветви ломки.
Однажды раздается хруст.
Вот жизнь твоя, ее обломки
Подмяли ежевичный куст.

Присядь же на обломок жизни
И напиши еще хоть раз
Для неулыбчивой отчизны
Юмористический рассказ.

Здравствуй, крона вековая до небес!
Здравствуй, временем непролитая чаша!
Летний лес, птичий лес, вечный лес —
Это молодость моя или наша?

Начинаются и шорох, и возня
Где-то в сумраке зеленом, в тайных гнездах.
Словно капли дождевые, щебетня
Сквозь мерцающий, пульсирующий воздух.

Переплеск, перестук, перелив…
Я мелодию угадываю все же:
— Рад, что жив! Рад, что жив! Рад, что жив!
— И я тоже! И я тоже! И я тоже!

Дикий голубь, зимородок, соловей…
Я прошу тебя, лесное бездорожье.
Ты печаль мою трамвайную развей!
Все мы были и юнее и моложе.

Переплеск, перестук, перелив.
Голос птицы родниковый и глубокий:
— Рад, что жив! Рад, что жив! Рад, что жив!
Брызжет с веток и охлестывает щеки.

Это песня широты и доброты.
Небо есть. Солнце есть. Так чего же?
— Ну а ты? Ну а ты? Ну а ты?
— Я не знаю… Ну, конечно… И я тоже.

Послушайте, не говорите «бред!».
Еще не поздно позвонить ОРУДу.
Водитель гонит на зеленый свет,
И красное разбрызгано повсюду.

Нет, не нарочно гонит. Не назло!
Он заболел, он должен быть уволен!
Меня догадкой сразу обожгло,
Я только посмотрел и вижу: болен!

Но у него отличнейший бензин.
Да и в запасе целая канистра.
Он выжимает километров триста!
Мне страшно за доверчивых разинь!

Остановить и отобрать права!
Дальтоник он! Он не имеет права!
Вас минуло, так не расти трава?!
Очередная сплетня и забава?!

Там, где цвета не могут различать.
Запомните, не будет исключенья,
А крови цвет имеет ли значенье
Там, где цвета не могут различать?

Ведь не годится для таких затей
Он, человек устроен слишком хрупко.
По городу грохочет мясорубка…
Но главное — предупредить детей.

Остановить! Дать знать издалека!
Иначе, дурень, врежется с разбега!
Нет, нет! Не бить! Не подымается рука.
Жестоко бить больного человека.

Ну хорошо. Не столковались мы.
Я буду здесь стоять, как столб дорожный.
По крайней мере, будьте осторожны.
Сограждане, особенно с детьми…

Но что это? Рассвет? Зеленый свет…
Сестра, простите, я сорвал повязку,
Я болен, доктор? Лихорадка? Бред?
Простите, доктор, это неувязка…

Но главное — предупредить детей.

И, отходя ко сну в тиши.
Вздохнуть и прочитать, расслабясь.
Всех помыслов дневных души
Непредсказуемую запись.

И молвить, счастье затая.
Оценивая день свой в целом:
— Сегодня, слава богу, я
Особых глупостей не сделал.

— В чем остроумия природа?
— Души внезапная свобода.
«Меня, — кричит нам, — изреки», —
И, словно рыба из реки,
Выпрыгивает с языка
На радость нам и остряка!
— А вот наш друг к нам ходит в гости,
Он остроумен только в злости.
В чем остроумия секрет.
Верней, чем пыл его согрет?
— Вот вам ответ, если угодно:
Во зле душа его свободна!

И я любил веселый грохот
Дымящих, как вулкан, пиров.
И смех, переходящий в хохот,
Землетрясенье животов.

Небезуспешные потуги
Юнца, задиры и враля.
Попасть в объятия подруги.
Отталкиваясь от Кремля.

Порой насмешливая лира
За горечь молодых утрат
Дотягивалась до кумира,
Но и кумир давал под зад.

Не голос праведный с амвона
И не молящиеся лбы,
Свалили башню Вавилона
Захохотавшие рабы.

Что делают вавилоняне?
Обломки башни продают
Или, как добрые славяне.
Усевшись на обломки, пьют.

И рассуждают об эпохе,
О славе башни говорят:
— А было все-таки неплохо.
Когда кумир давал под зад.

Да и куда глаза корячить.
Когда грядущее темно.
И глупо дураков дурачить.
Смеяться стало несмешно.

Веселью с грохотом и стуком —
Заткнись, — кричу, — не до забав!
Блаженство — с выключенным звуком.
Башкой к столешнице припав…

И если веры остается
Последний, маленький оплот —
Не в тех, кто все еще смеется.
Скорее в тех, кто молча пьет

И думает: не глас с амвона
И не молящиеся лбы.
Свалили башню Вавилона
Захохотавшие рабы.

Восстаньте, города и пашни,
Чтобы избыть вселенский грех:
И глупость вавилонской башни,
И этот вавилонский смех!

Склероз бывает благородный.
Душе таинственно угодный.
Забылась, слава богу, каста.
Мой мозг, и это не секрет.
Освободился от балласта
Всех баллистических ракет.
Я не находка для шпиона,
Скорей подпорка для пиона.
Не помню меры своей лепты:
Все формулы ушли в рецепты.
Да, в наше время каждый физик
Был в дамском обществе маркизик…
Как там? Де Сад? Или Садко?
Чтобы ходить недалеко.
Сейчас в науке рубят суку.
На коей двигали науку.
Науку опустили в люк.
Должно быть, бериевский трюк.
К чертям! Податься бы на юг!
Но некуда. По слухам, балты
Отгородились вплоть до Ялты.
Нельзя сказать народу:
— Мал ты! Но и нельзя сказать:
— Велик ты! Все это, знаете, реликты.
Народ отнюдь не богоносец.
Ему вредна такая лесть.

Другое дело — богопросец —
Такому и окажем честь.
Но актуальнее сейчас
«Критическая масса» масс.
Народ не радует реформа
Без ясной формулы прокорма.
Хранят ее какие сейфы?
Напрасно дразните гусей вы!

Пейзаж России после битвы,
Хотя снега не замели,
Понять возможно, если кит вы
Или китиха на мели.
А что же, если вы не кит?
Просить у Запада кредит?
Или с дистанции ума
Сойти, но не сойти с ума?
Все это значит — сильный ум
Устал быть пулею дум-дум.
…Я видел на экране Думу,
Как бы умов народных сумму.
Но Менделеева таблица
Лишь одному могла присниться.
Вот ключик к этому замочку:
Всяк думающий — одиночка.
Стал забывать среди людей
Сначала имена вождей.
Потом начальников своих.
Как звать его? Или как их?
Иван Иваныч или как там?

А ведь встречались позже как-то.
Он все переходил на спич
И зажигался, словно спичка.
Он был начальник-невеличка.
Ну как его? Иван Ильич?
А может быть, Илья Иваныч?
Мне вредно напрягаться на ночь.
Был в наше время в моде Беккет.
Теперь другой. Какой-то Рэкет
В любом киоске, говорят.
Опасный автор для ребят.
Сулят такие тиражи
Неслыханные мятежи!
Тем более турецкий курд
Готовит мировой абсурд.