Юрий Пронякин - Ставка на совесть
— Старшина, — бросил Кавацук через плечо, — найди там карточки.
Скрипнула койка, и из-за байкового одеяла, служившего занавесью, выглянул старшина, взлохмаченный, с заспанными глазами, в линялой майке.
— Вот, — он протянул пачку карточек и скрылся за одеялом. Снова скрипнула койка.
Кавацук послюнил большой и указательный пальцы и стал перебирать карточки на манер кассира, считающего деньги. Ивин молча наблюдал за ним. Было тихо. На запыленном окошке нудно зудела муха.
Кавацук нашел карточку Сутормина и подал ее Ивину:
— Тяжелый солдат. Всю роту назад тянет.
Ивин взял карточку. Та сторона, куда должны заноситься поощрения, пустовала, зато для взысканий уже не хватало места.
— Убедились? — проговорил Кавацук и добавил таким тоном, словно следователь не мог не разделять его точки зрения: — Каким пришел он в армию, таким остался… Одна беда с ним. Сейчас его в роте нет — так просто все отдыхаем.
Ивин, ничего не сказав, продолжал изучать взыскания, наложенные на Сутормина за два года службы.
— Неужели как-то иначе нельзя было воздействовать? — недовольно проговорил Ивин.
Кавацук повернулся к нему всем корпусом:
— Вы когда-нибудь командовали ротой?
— Нет.
— То-то… Со стороны оно всегда…
Тон реплики уязвил Ивина. Он резко сказал:
— А вы пытались подобрать ключи к этому человеку?
— А… — вырвалось у Кавацука.
Ивин хотел было объяснить, что вскрывать причины нарушения законности, предупреждать эти нарушения — обязанность военных следственных органов. Но колючая неприветливость командира роты удержала его, и он стал задавать вопросы о Сутормине: какой у того характер, как себя вел Сутормин, с кем дружил. Кавацук отвечал, не вдаваясь в подробности.
— В каких отношениях Сутормин был с Ващенко?
— В нормальных.
— Они не ссорились?
— Кто их знает…
— О таком человеке следовало бы знать.
— У меня их целая рота.
Чрезмерно лаконичные и не всегда вежливые ответы капитана Кавацука стали раздражать Ивина. «Как так, командир роты, к тому же немолодой, и ничего толком о своих подчиненных не говорит!» Ивин решил прекратить беседу и спросил, где можно увидеть непосредственных начальников Сутормина.
— Лейтенант Перначев на гауптвахте…
— За что? — удивился Ивин.
— За то самое… Не обеспечил безопасность. А командир отделения сержант Бригинец на занятиях.
— Когда освободится?
Кавацук поглядел на часы:
— Через тридцать пять минут.
— Не скоро. — Ивин забарабанил пальцами по столу. — Нельзя ли его вызвать?
— Можно. У нас все можно.
Кавацук нехотя поднялся, вышел, распорядился разыскать Бригинца и вернулся в канцелярию.
Некоторое время оба молчали. Кавацук, считая, что гостя надо чем-то занять, сказал:
— Таких, как Сутормин, я бы к армии на пушечный выстрел не подпускал. Какая от них польза? Мало сказать, сколько крови он всем перепортил, так теперь человека чуть не угробил. И какого человека!.. — Кавацук сокрушенно умолк и невидяще посмотрел в окно. Ивин почувствовал, что командир роты, показавшийся ему вначале равнодушным и даже черствым, на самом деле глубоко переживает случившееся.
— Товарищ капитан, — обратился он к Кавацуку, — когда придет командир отделения, мне необходимо будет побеседовать с ним наедине. Где я смогу это сделать?
— Можете здесь. Мне все равно сейчас на занятия, — с неожиданным великодушием сказал Кавацук (он был доволен, что разговор окончен), повернулся к занавеске и распорядился: — Старшина, пойди в какую-нибудь палатку, а когда капитан уйдет, закроешь тут…
— Ваш старшина, видимо, не прочь поспать, — не без ехидства заметил Ивин, когда старшина покинул тенистую каптерку.
— Как всякий солдат… Он нынче всю ночь работал. Баржу разгружали…
Ивину стало неловко.
— Зачем же вы его потревожили?
— Ничего, выспится. Найдет, где и когда.
Кавацук стал собираться на занятия. В это время в дверях возникла высокая фигура сержанта Бригинца. Он четко доложил о прибытии. Кавацук кивнул на Ивина:
— Тут вот товарищ капитан, следователь, насчет Сутормина с тобой хочет… Не стесняйся, выкладывай все.
Кавацук нахлобучил фуражку, взял сумку и вышел.
Ивин пригласил Бригинца сесть и некоторое время разглядывал его. Так уж у Ивина вошло в привычку: разговор с незнакомым человеком он начинал с изучения его внешности. Да и в ходе допроса или беседы с людьми, которые как-то могли помочь расследованию, он наблюдал за мимикой говорившего. Это иногда позволяло лучше уяснить состояние свидетеля и оценить его показания.
Лицо сержанта Бригинца — узкое, с высоким лбом, заостренным подбородком и прямым, не рыскающим по сторонам взглядом, — это открытое, спокойное лицо Ивину понравилось.
— Который год служите? — поинтересовался он.
— Второй, товарищ капитан.
— В отпуске были?
— Нет. Да теперь и не съездишь. После такого чепе.
— Как же оно случилось?
Бригинец вздохнул и стал рассказывать. Не торопясь, обстоятельно, словно держал в руках экзаменационный билет. По рассказу сержанта Ивин представил дело так. Перед самым выходом на учение разразилась гроза. Земля намокла. Когда взвод разворачивался для отражения контратаки, Ващенко вырвался немного вперед. В этот момент Сутормин поскользнулся и, падая, дернул за спусковой крючок автомата. Раздался выстрел.
— Кто-нибудь еще в то время вел огонь?
— Нет.
— Почему?
— Мы совершали маневр на новый рубеж открытия огня.
— Меры безопасности были приняты?
— А как же, мы поставили оружие на предохранитель.
— Выходит, автомат Сутормина на предохранителе не был?
— Наверное…
— А вы, как командир, сделали солдатам напоминание?
— Да, я подал команду.
— И все ее выполнили?
— В темноте не видно было. Но обязаны были все. Перед выходом мы изучали инструкцию по мерам безопасности. Каждый должен был знать ее!
— Сутормин знал?
— Да.
— Почему же он не выполнил требование инструкции?
— Не знаю, — растерянно ответил Бригинец. Но видя, что такой ответ не удовлетворил следователя, добавил: — Характер у Сутормина такой… Как бы вам сказать?..
— Упрямый, наперекор всем? — подсказал Ивин.
— Не совсем так. Сутормин какой-то неорганизованный, невнимательный, неспокойный. В нем еще много мальчишеской беспечности.
— Следовательно, выстрел — результат преступной небрежности Сутормина. Так?
— Выходит, так, — после паузы согласился Бригинец.
— А не было ли здесь умысла?
— Что вы, товарищ капитан? — Бригинец удивился. — С какой целью?
— С целью мести, например.
Бригинец оторопел. Вопросы следователя, быстрые и конкретные, держали его в изнуряющем напряжении. Яков сидел, как изваяние, под пристальным, проникающим в самую душу взглядом молодого, но дотошного следователя. Уже один факт, что между ними велась не обычная беседа офицера с сержантом, а допрос, заставлял Якова почувствовать огромную ответственность за каждое произнесенное им слово. Если сначала сержант отвечал следователю с уравновешенной обстоятельностью, хотя и не был вполне спокоен, то с последним вопросом самообладание изменило ему. Сколько ни раздумывал он о происшествии, у него ни разу не возникало подозрения, что Сутормин мог умышленно стрелять в Ващенко. Но теперь, после того как своим рассказом он подвел следователя к выводу о преступной небрежности Сутормина, он заколебался.
Видя растерянность Бригинца, Ивин задал наводящий вопрос:
— Вспомните, не было ли между ними каких-нибудь стычек, ссор?
И Бригинец вспомнил. Да, были. Однажды в отделении обсуждали поведение Сутормина. Он отказался выполнить приказание младшего сержанта Карапетяна. И Ващенко, этот честный, прямой парень, первым осудил своего товарища. Да и потом нередко одергивал Сутормина, если тот забывался. Сутормину это не нравилось, он обижался на Ващенко, но быстро отходил. А незадолго до тактического учения с боевой стрельбой они опять повздорили. Случилось это так. В субботу Сутормин и Ващенко патрулировали в селе. («Это за рекой. Вы, наверное, проходили, когда к нам ехали», — сказал Бригинец. Ивин кивнул.) Там Сутормин потянул Ващенко в чайную. Ващенко отказался и стал отговаривать товарища. Тот не послушался. «Все равно, Сенька, жизнь поцарапана. Разжаловать меня уже некуда», — заявил Сутормин: на него иногда находила этакая ухарская бесшабашность. Разумеется, в чайную он пошел не за тем, чтобы попить чаю.
Ващенко не скрыл проступка Сутормина, между товарищами произошла очередная размолвка, и довольно острая.
— Какого числа это было? Примерно, — спросил Ивин.
