Ахмедхан Абу-Бакар - Избранные произведения
— Какое ничтожество… — вдруг проговорила похолодевшая от ужаса Султанат. — Нет, нет, это я не тебе, Абала. Не бойся меня, иди сюда, что-то ноги у меня подкашиваются.
Абала подошел ближе, она положила свою руку на его маленькие, щуплые плечи. Она еле передвигала ногами. С помощью Абдал-Урши поднялась к себе по лестнице, едва переступив порог, упала на тахту и, уткнувшись лицом в подушку, зарыдала — горько, надсадно. Абала Абдал-Урши, смущенный и растревоженный, стоял в каком-то жутком оцепенении, не понимая, что делать, чем утешить ее, так стоял он, не зная, куда деть руки и самого себя. О, если б он мог успокоить ее, он считал бы себя самым счастливым человеком на свете. Он налил из графина стакан воды, и стакан дрожал в его руке.
Всего этого не знал Ашурали, не ведал он, что происходит сейчас в душе гордой и неуступчивой Султанат. Но когда ему стало известно об исчезновении реки, не мог сдержать своего явного удовлетворения. Ему, конечно, было понятно возмущение Султанат, когда они, почтенные старики аула, стояли на руинах Нового Чиркея, но было и обидно: как это она, девчонка, могла на них, убеленных сединами, кричать?
— Вот вам еще одно проявление воли всевышнего. Исчез, испарился наш Сулак. — Ашурали развел руками, на сей раз искренне поверив, что предсказанное им сбывается, гнев неба обрушился на всех.
— Значит, раз нет реки, — медленно проговорил Амирхан, будто открывал ему одному пришедшую счастливую догадку, — то не может быть и речи о плотине, так? — Он загнул на левой руке мизинец.
— Дурак строит плотину там, где нет воды, — хлопает по плечу Хромого Усмана Дингир-Дангарчу, — хе-хе-хе…
— Значит, — Амирхан загнул второй палец, — раз не будет плотины, не будет и станции.
— Это и ребенку понятно, не на воздухе же крутиться турбинам, — замечает Чантарай, палкой подперев вздрагивающую щеку.
— Значит, — Амирхан заламывает третий палец, демонстрируя свою дальновидность, — раз не будет станции, зачем нужны эти поселки и города? А?
— Не нужны, ясное дело.
— Значит, — уже четвертый палец пустил в ход Амирхан, — раз не потребуется все это, то мы можем преспокойно отремонтировать свои сакли и оставаться в «Гнезде Орла».
— Ты еще одно упустил, главное, — уточняет Хромой Усман.
— Что? Ничего не упустил.
— И не будет здесь никакого моря.
— Да, да, — заломил Амирхан еще и большой палец на руке и, выпрямив их все разом, захлопал в ладоши. — Все это пшик — и нету!
— Этого надо было ожидать.
— Вы знаете, сколько лет стоят эти горы? Тысячи и более.
— Ну и что?
— А то, что они устоялись, крепко упрочились на своих местах, и вот на тебе, приходит человек и говорит: «Ну-ка, потеснитесь немного в каньоне, здесь будет плотина». И вот каков ему, человеку, ответ.
— Что будем делать?
— Говорят, нам оказана помощь: выделили камень и лесоматериалы, чтобы мы восстановили сакли и привели в порядок аул, — спокойно заметил Ашурали.
— Правда? — живо спросил Амирхан.
— Да, утром Султанат сообщила.
— Ну, это явный признак, что нас не сдвинут с родного места и не будет здесь никакой электростанции.
— Дурак! — сказал, вдруг посерьезнев, Ашурали. — Советская власть не так глупа, чтобы швырять на ветер огромные затраты. Не будет воды, ну и что, придут и поставят между скал атомную электростанцию, — заключил он и сам испугался своей догадки.
— Да, коммунисты народ упрямый! Я по своему зятю знаю, — опустив глаза, пробурчал Чантарай. — И послал же мне бог такого зятя. Взял я однажды доску с лесосклада, чтоб починить табуретку, так дочь мне такой скандал учинила, что я готов был табуретку о ее голову разбить.
— А не жалко?
— Кого?
— Табуретку, хе-хе-хе…
Весть об исчезнувшей реке глубоко встревожила всех строителей и в первую очередь главных строителей, как называли рабочих, занятых непосредственно самой плотиной и электростанцией. Помимо них, были здесь и люди особых, так сказать, романтических профессий. Это метростроевцы и скалолазы. На стройке они на особом счету в смысле проявляемого к ним уважения. Все невольно старались подчеркнуть это. Но и те и другие сейчас недоумевали: «Как же так, была река, шумела, пенилась в теснине, и вдруг нет ее. Мистика!» Всеобщее волнение достигло своею, как говорят, апогея. Были крайне озадачены все, начиная от начальника строительства, украинца могучего телосложения — приделай ему усы, и сойдет за Тараса Бульбу — до рядового водителя автокрана. Взволновала эта несть и членов штаба Чрезвычайной комиссии: «Неужели все напрасно, неужто труд тысяч людей пропал зря и придется сворачивать работы на стройке, которую с гордостью все называли самой крупной на Северном Кавказе?»
И пошли разговоры, мудреные слухи, предположения:
— Что бы это все значило?
— Вон в ауле Чиркей говорят, что это предупреждение свыше.
— Чепуха, найдем ее, никуда она от нас не уйдет, из-под земли достанем!
— Вертолет! Вон вертолет летит…
В воздухе появился вертолет, тот самый, на котором летал Мурад, он направлялся к руслу реки — с неба все видно. А в это время пешком по каньону шла экспедиция, организованная Мустафой, с ним самим во главе. Люди шли тихо, прислушиваясь, оглядываясь, — так идут по уссурийской тайге звероловы на тигра. Но водяной «тигр», спрятавшийся в сулакском каньоне, куда страшнее, чем любой зверь. Неизвестно, откуда появится и хлынет всей своей мощью эта могучая река. А вдруг она ушла под землю и сейчас где-то здесь найдет себе выход, вырвется фонтаном и потечет стремительным потоком, сметая все перед собой.
Но вскоре уже стало известно, что река не исчезла, что никуда она не делась. Просто вследствие землетрясения произошел мощный обвал. С левобережного склона выше Чиркея в реку обрушился огромный оползень, за одну минуту природа сама воздвигла гигантскую плотину, и образовалось огромное озеро, емкость которого, судя по всему, была не менее пяти миллионов кубических метров воды.
Радость оттого, что нашли реку, что она живет, бьется, как рыба, в гигантском каменном мешке, была недолгой. Вскоре побывали здесь, на озере, ученые-гидрологи, посмотрели, пораскинули, сделали вычисления и вывели из всех расчетов заключение: беда.
— Опять беда?
— Когда этим бедам будет конец?
— Не слишком ли их много? Сколько можно испытывать людское терпение…
В случае внезапного прорыва запруды озеро угрожало затопить котлован строящейся Чиркейской плотины, снести не только близлежащие аулы, но и уже действующие Чирюртовскую гидростанцию и дальше, на предгорье, станцию «Спутник». Оно грозило прервать водоснабжение столицы Страны гор и затопить населенные пункты в нижнем течении Сулака. Была опасность, и очень серьезная, возраставшая с каждым часом, с каждой минутой; вода накапливалась, и в любое время стихийная плотина могла развязать ей руки.
Во все концы полетели директивы:
«Создать специальную аварийную группу во главе с парторгом Мустафой и направить ее в район обвала».
«Предложить райкомам партии Унцукульского, Гергебильского и Советского районов послать людей на помощь к месту оползня».
«Начальнику аэропорта подготовить вертолеты и другие средства доставки взрывников к месту обвала».
«Всем местным властям немедленно принять меры по эвакуации населения из наиболее опасных зон…»
— Ночью?
— Да, ночью и на рассвете — незамедлительно. Во всем этом самое дорогое, что надо сберечь, — это жизни людей.
Опять тревоги, опять волнения. У некоторых не выдерживали нервы, и они стали быстро собирать свой скарб, говоря: «Нет, с меня хватит, больше здесь ни дня и ни часа, скорее, скорее в машину!»
ЖЕРТВАОткуда было знать лелеющим в своих сердцах надежду на то, что строители скоро уйдут и оставят их в покое, — откуда было знать им, положившимся доверчиво на волю всевышнего, что исчезнувшая река, образовавшая огромное озеро, в первую очередь угрожает их жизни, их существованию. Откуда все это могли знать чиркейцы, вернувшиеся в свои сакли после того, как подземные толчки поутихли. Они с надеждой думали, что волнения и страхи позади.
С вестью о новой беде прибежал к Султанат, которая осталась наедине со своим горем, никого не желая видеть, Абала Абдал-Урши. Он тихо вошел к ней в саклю, зябко поеживаясь от страха. Султанат лежала в постели, небрежно откинув легкое одеяло, обнажив плечи. Она услышала шаги.
Абала Абдал-Урши, едва коснувшись ее взглядом, испуганно отвернулся к окну. За окном качались на ветру макушки тополей. Черные ветки, черные листья и сквозь них — бьющаяся, как рыба в сети, в угрюмых тучах луна. Ее ровный свет падал на Султанат, на ее плечи, шею, оставляя в тени лицо. Абала Абдал-Урши показалось, что она спит, и, осторожно обернувшись, он готов был вот так, не шелохнувшись, стоять бесконечно долго и смотреть на нее. Но тут он неожиданно вздрогнул, услышав:
