Музафер Дзасохов - Белая малина: Повести
Интересно, если бы мы с Царадзоном бежали сейчас наперегонки, обогнал бы он меня? Раньше он всегда обгонял. А вот сейчас, пожалуй, я опередил бы его.
Сегодня я хотел после уроков позвать Царадзона на реку. Но вместо этого мы завернули в нашу разрушенную школу. Как пришла весна, ребята снова стали здесь собираться. Кто греется на солнышке, кто играет в деньги. Хаматкан, конечно, уже тут. И Бешагур, и Мыширыко… Мыширыко опять всех обыгрывает.
Мы подошли ближе. Мыширыко и Хаматкан так увлечены, что даже не заметили нас.
— Подожди, подожди, — говорит Мыширыко, — сейчас пальцы как следует растяну.
И отогнул большой палец назад. Ни у кого нет таких длинных пальцев, как у него. И выигрывает он ловко. Нужно бросить монету в стену так, чтобы, отскочив, она упала рядом с лежащей на земле. Расстояние мерят пальцами, а пальцы у Мыширыко вон какие! Да еще он их как-то растягивает.
— Подожди, подожди!
Это Бешагур остановил игру. Он присел на корточки и, положив мизинец на пятак Хаматкана, с трудом, но все-таки дотянулся до своей монеты.
— Выиграл! Выиграл! — закричали ребята.
До конца лета теперь не перестанут звенеть медяки. Как бы ни бранили ребят, они все равно играют. Гоняют их отсюда, а они опять собираются. Дзыцца тоже в тревоге из-за того, что я сюда хожу.
Я эту школу, когда она еще не была разрушена, чуть-чуть помню. Мы с Баппу мимо нее ходили в магазин. Немцы, как стали отступать, разрушили ее. Только стены остались.
— Пойдем домой, — зову я Царадзона. А он уже не слышит меня.
Мне и самому интересно смотреть, как идет игра, но я побаиваюсь Дзыцца. Кто-нибудь обязательно скажет ей, что я здесь, да еще что-нибудь и добавит.
Хаматкан стал у стены, приготовил пятак. Ребята расступились. Он взмахнул рукой, ударил, пятак отскочил от стены и упал мне под ноги. Проиграл!
— Я больше не играю, — сказал Хаматкан, звеня монетами в кармане.
— Так не пойдет! — закричал Мыширыко.
— Меня дома ждут.
— А когда выигрывал, тебя никто не ждал!
Я еще не видел Мыширыко таким сердитым. Наверно, много проиграл. А больше всего Мыширыко, как видно, задело то, что обыграл его Хаматкан — Хаматкан ведь моложе его.
— А ну играй, а то плохо будет!
— А если я не хочу?
— Должен играть. Должен играть, пока я хочу. Понял?
Я почувствовал, что дело идет к драке. Сколько раз ребята дрались, играя на деньги. Мыширыко даже свой пятак забыл поднять. Он схватил Хаматкана и повалил на землю. Хаматкан засунул руки в карманы, чтобы не дать вытащить деньги. Но Мыширыко так рванул его за руку, что карман затрещал. Хаматкан заплакал:
— Ты мне штаны разорвал!
Но Мыширыко будто и не слышал. Он молча собрал рассыпанные медяки. Потом вывернул карман. Но там уже ничего не было, и он отпустил Хаматкана.
Хаматкан посмотрел на разорванные штаны, заплакал еще сильнее и схватил камень. Но ребята его удержали. С Мыширыко не стоит связываться, а то он еще и поколотит.
Мне стало жалко Хаматкана. Сколько здесь ребят, и никто за него не заступился. Все боятся Мыширыко, он любого отлупит.
А Хаматкану дома еще и за штаны попадет. Теперь Дзалмышша на все село будет кричать, поносить Хаматкана. Уж как только она не обзывает его каждый раз! Бедный Хаматкан, никто о нем не позаботится, никто его не защитит. И, как говорит Дзыцца, никто не скажет про него — «это мой».
Для Дзыцца это самое страшное. Когда она очень за что-нибудь рассердится на нас, то говорит: «Пусть про вас никто не скажет — „это мой“»!
Какой ты тогда безжалостной бываешь, Дзыцца! Какие жестокие говоришь слова! Как задумаешься над ними, так сердце сжимается. Не дай Бог остаться без матери. Кому тогда о горе поведать? Кто утешит? Без Дзыцца я бы, наверно, и дня не прожил. И учиться бы не смог. К кому бы я бежал вечером похвастаться, что получил пятерку? Дзыцца всегда рядом. Она не даст споткнуться. Она всегда укажет верную дорогу. Если я ее не слушаюсь, так сам же потом жалею, потому что Дзыцца страдает из-за меня.
А сколько горя она перенесла в жизни! Трое моих братьев у нее на руках умерли. Двое в одну неделю скончались. От кори.
Когда я родился, их уже не было в живых. Хадижат тогда завернула меня в сырую свиную шкуру. Боялись, что я слабенький. Если мол, не жилец на этом свете, так пусть уж сразу покинет его…
А потом родилась Дунетхан. Ее в шкуру уже не заворачивали. Девочки, говорят, выносливее.
К тому времени Баппу уже отстроил наш кирпичный дом. Жить бы да жить. Но началась война. Через несколько дней пришла похоронная на брата Дзыцца. А что стало с Баппу, до сих пор неизвестно.
— Хорошо, что хоть вы мне горя не доставляете, — часто говорит Дзыцца.
Только что я жалел Хаматкана. А теперь вдруг стал жалеть себя. Вспомнив, где я нахожусь, я толкнул Царадзона. Он опять отмахнулся от меня. Я не стал его больше ждать. Лишь бы Дзыцца не узнала, что я был здесь. Как-то однажды я тоже попробовал играть в деньги. Проиграл-то немного, но все равно Дзыцца сильно из-за меня расстроилась.
Я ушел один. Путь мой лежал мимо дома Гадацци — тут до нас намного ближе. Но по привычке свернул за угол и решил заглянуть в магазин. Только я поднялся на первую ступеньку лестницы, открывается дверь и выходит из магазина наш директор Хаджумар. В левой руке несколько пачек папирос. Конечно, «Беломор». Он других не курит.
Я посторонился, дал дорогу Хаджумару.
— Ты, кажется, еще домой не дошел? — сказал он, окидывая меня взглядом.
Даже и спрашивать не надо было — матерчатая сумка для книг висела у меня через плечо. Хаджумар посмотрел в сторону разрушенной школы. Увидев ребят, он понял, что и я там задержался.
— Хотя у нас теперь новая школа, вы, кажется, к прежней с большей охотой идете? Что же ты так рано бросил своих дружков? Они как раз в самый азарт вошли.
— А я в деньги не играл.
— Тогда, значит, болел за них или арбитром у них был?
— Там Хаматкана били.
— Кто?
— С Мыширыко в деньги играл. И они подрались.
Директор не стал расспрашивать, как это было. Но, как бы разговаривая сам с собой, сказал:
— Во всем Дзалмышша виновата. Не дала учиться парню. А ведь способный был ученик… Да что теперь говорить!
Мы с Хаматканом учились в одном классе. У него очень хорошая память. Стоило ему внимательно послушать учительницу, как на следующем уроке он отвечал без запинки. Он и уроков-то никогда не готовил. А как ему готовить? Ведь у него не было ни одного учебника. А Дзалмышша и думать об этом не хотела!
Потом Хаматкан начал пропускать уроки, стал хуже учиться. А потом и вовсе бросил школу. Хаджумару все это было известно. Он несколько раз приходил к ним домой, но разве с Дзалмышша можно о чем-нибудь договориться? Мало того, она на все село распустила слух, что им от директора житья нет. Хаджумар и это вытерпел.
— Отпустите его ко мне года на два, — сказал он Дзалмышша, когда был у них в последний раз, — и вам легче будет и Хаматкан школу закончит. А потом он опять вернется к вам. Я знаю, сейчас всем трудно…
Дзалмышша, услышав это, запричитала во весь голос:
— Ты своих детей не можешь ничему хорошему научить, а еще берешься воспитывать чужого ребенка! Или ты хочешь из него себе батрака сделать? Не выйдет! Ты думаешь, если он сирота, то уж и совсем бездомный? Нет! Он сирота, но наш сирота. Больше, чем мы, о нем никто не печется, и оставьте бедного мальчика в покое!..
Хаджумару так и пришлось уйти ни с чем.
— Иди, — сказал мне Хаджумар, — и чтобы я больше никогда не слышал, что ты был в разрушенной школе.
У меня сразу будто камень с плеч свалился. Я тут же направился домой. Хотелось поскорее скрыться с глаз директора. Я даже и побежал бы, если бы посмел.
Но не успел я отойти от магазина, как услышал, что меня зовут. Оглянулся и вижу — меня догоняет Бимболат. Через плечо у него перекинута уздечка.
— Ты куда так торопишься, Казбек?
Я подождал его, и мы пошли рядом.
— Вы-то меня не заметили, а ведь я весь ваш разговор с Хаджумаром слышал, — сказал Бимболат, — истину он тебе говорит. Умный он человек, а умного человека надо слушать.
Директор намного моложе его, но Бимболат очень считается с его мнением.
— Ведь он не для себя старается, — продолжал Бимболат. — Хаджумар и Хаматкана предостерегал, уговаривал не бросать школу. А видишь, что получилось? Директор ваш сам сиротой рос. Он знает, что такое сиротская доля, потому и принимает чужое горе так близко к сердцу. Хаматкана ты лучше чем я знаешь. Он с тобой учился, он с тобой и после уроков бывал. Тебе также известно, что он вечно в лохмотьях ходит, а после того, как бросил школу, совсем стал на бродягу похож. Растет без матери, без отца. Пожалеть его некому. А ведь он тоже человек, ему ласка, как никому другому, нужна. Вот и жалеет его Хаджумар…
