Музафер Дзасохов - Белая малина: Повести
Слезы у меня подкатили к горлу. Царадзон побежал набрать соломы — подстелить теленку. Он понимал мое состояние. Я вытер глаза. Мне было очень жалко теленка. И Дзыцца жалко. И себя. Вот уж сколько лет подряд у нас телята не выживают. А ведь они не хуже соседских, и корма даем им довольно, и пасутся вместе с другими телятами. А все равно — проходит какое-то время, и теленок у нас заболевает. И ветеринар не спасает. Правда, и приходит-то он, когда теленок уже мертвый. Составит акт. Дзыцца потом в какую-то контору шкуру отнесет, получит несколько рублей. И все.
А теперь вот Гыдзо… Почему мы такие невезучие? Дзыцца не зря говорит, что когда распределяли счастье, наш дом обошли.
Гыдзо я любил больше всех наших телят. Он появился в трескучие морозы, но был крепким, ел хорошо и рос быстро. Дзыцца другим телятам обычно насильно совала в рот отруби или куски чурека. А этого никогда не нужно было упрашивать. И вот, пожалуйста… Неизвестно, выживет он или нет. У несчастий дорога проторена в наш дом, иначе почему именно нашего теленка нашла в зарослях собака?..
Мы вернулись в село. Я остался за огородом. Царадзон побежал за тележкой.
Все-таки он хороший парень, Царадзон. Знает, что у нас вышло с его отцом, но дружбу со мной не порвал. Правда, отца он остерегается, старается, чтобы Гадацци не видел нас вместе. И за тележкой один побежал — наверно, боялся, что если Гадацци увидит меня, то и не даст тележку.
Гыдзо лежал все так же, как мы его оставили. Изо рта у него шла кровь. Что будет с Дзыцца, когда она увидит это? А как будут плакать Бади и Дунетхан… Чтоб тебе боком вышло наше горе, Цымыржа!..
Мы с трудом подняли теленка и положили на тележку. Дорога неровная, с колдобинами. Мы стараемся везти его медленно, осторожно, там, где помягче, по целине…
От Дзыцца уже больше нельзя было скрывать того, что случилось. Я позвал ее. Втроем потихоньку внесли теленка в сарай, опустили на солому.
До полуночи мы с Дзыцца просидели около Гыдзо. Дзыцца обмыла его раны теплой водой.
— От укуса собаки, говорят, хорошо прикладывать ее шерсть, — сказал Дзыцца, — но где теперь найдешь этого зверя… Чтоб его хозяина волки съели!..
Я принес из сада свежей травы, но Гыдзо не притронулся к ней. Приготовил пойло из кукурузной муки — он даже не посмотрел.
— Оставь, не до пойла ему, — сказала Дзыцца. — Счастье не догонишь, если оно само не идет за тобой… Пусть не будет удачи этому самому Богу, который мне такую судьбу предопределил!
Эти слова так и резанули по сердцу. Я все еще думал, что заботливые руки Дзыцца поднимут на ноги Гыдзо. Но если Дзыцца уже не надеется, значит, его не спасти. Неужели нет такой силы, которая бы спасла Гыдзо?
Значит, нет. Иначе бы Дзыцца не сидела тут, рядом со мной.
Лампа горит всю ночь. Нынче мы и керосин не экономим. А мысли только вокруг Гыдзо…
Была зима. Мы с Дзыцца той ночью совсем не спали. Шауи должна была вот-вот отелиться. Дзыцца все время ходила проведать ее — холода стояли сильные и она боялась, что теленок замерзнет. И я с ней ходил, держал лампу. Наконец мы увидели теленка. Теленок показался мне каким-то противным — голова да ноги, мокрый… Но Дзыцца принесла соли в чашке, осыпала теленка. Шауи тут же принялась его облизывать своим шершавым языком. И теленок сразу стал другим. Утром я уже не мог им налюбоваться.
Бади тогда болела — где-то опять простудилась и уже несколько дней не вставала с постели. А в это утро, когда родился Гыдзо, она сразу выздоровела.
— Добрая скотина, — сказала Дзыцца, радуясь, — как появился у нас в доме, так и малышка моя выздоровела!
А теперь Гыдзо умирает…
Маленький он тогда был, еще не умел щипать траву. Он так весело скакал по двору. Разгонит всех кур и бежит в сарай, высоко подбрасывая ноги. А то еще вот как было. Иду из школы и вдруг вижу — на задворках Гыдзо сосет Шауи. Видно, кто-то забыл закрыть за собой калитку, он услышал мычание матери и прибежал к ней. Я бросил сумку, кинулся отгонять его. А он будто и не слышит. Тогда я хлопнул Гыдзо ладонью по боку…
Лучше бы я и не вспоминал об этом. Опять комок застрял в горле. Зря я тогда ударил его. Если бы знал, что с ним случится, я бы даже и не замахнулся на него ни разу…
Как я хотел, чтобы Гыдзо выздоровел! Я бы ему таскал такую траву, какой ни один теленок на нашей улице не пробовал. Водил бы его к речке, где мы купаемся — пусть бы пасся вдоволь! А собаку Цымыржа я бы наказал как следует.
Но все мои мечты и решения были напрасны. Гыдзо так больше и не взглянул на меня, не услышал моих слов…
Я лежал в постели и плакал. Дзыцца меня утешала:
— Не плачь, Габул! Что поделаешь… пусть все наши беды уйдут с ним. Лишь бы вы у меня здоровыми были, а так не пропадем. Что поделаешь, не везет…
Цымыржа не признался, что выпустил собаку. Мы с Дзыцца вместе ходили к нему. А он еще и нас самих обругал. Дзыцца, конечно, ругаться с ним не могла. Только сказала:
— Пусть наше горе, наши беды все к тебе перейдут. Вот мое лучшее пожелание!
Наступила зима. Я нетерпеливо ждал Нового года. Но время тянулось так медленно!
И вот наконец Новый год пришел. Дзыцца, как всегда, поднялась раньше всех. Мы даже и не слышали, когда она встала. Меня разбудил скрип двери. Это Дзыцца вошла со двора. В дверь дохнуло таким холодом, что я спрятал голову под одеяло.
— Чтобы столько лет жили весело! Чтобы столько счастья пришло к вам!
Так у нас начинается каждый Новый год. Тот, кто первым выйдет на улицу, должен, вернувшись, что-нибудь принести с собой — щепок, кукурузных зерен, семечек… Все равно что — лишь бы было много.
Я высунулся из-под одеяла. Что принесла Дзыцца?
— Чтобы столько лет жили весело! — приговаривала Дзыцца, рассыпая по полу кукурузу. — Чтобы столько счастья пришло к вам! Чтобы вы прожили столько лет, сколько зернышек покатилось по углам!
В прошлом году у нас кукурузных зерен даже для ручной мельницы не было. И тогда Дзыцца набрала побольше щепок в сарае и с ними вошла в дом.
Хорошо, что кукуруза у нас теперь уже не такая редкость. Того, что мы с Дзыцца получили на трудодни, хватило нам до Нового года. Кроме того, у нас есть овощи, что в огороде вырастили. Если даже не хватит нам до нового урожая, все-таки в этом году куда легче, чем в прошлом. Наверно, поэтому мне так приятно слышать, как стучат зерна, падая на пол. Пусть они себе катятся, все равно не пропадут. Сметем веником в кучку и отдадим курам.
Вчера мы сидели допоздна. Дзыцца, как всегда под Новый год, напекла нам из теста разных фигурок — забавных человечков, туров с большими рогами, кур, уток… В прошлом году для этого кукурузной муки и то еле наскребли. А вчера Дзыцца пекла из пшеничной. Люблю я смотреть на эти фигурки. Однако на этот раз я ни одной не взял себе, отдал свою долю Дунетхан и Бади. Я уже не маленький. Бади была очень довольна. А Дунетхан теперь будет целую неделю играть этими фигурками.
— Вставайте! — сказала Дзыцца. — Скажите Новому году:
«Здравствуй!» Агубе тебя обставил, Габул: он уже давно развел костер!
Ох, кажется, я в самом деле отстал. Я вскочил, быстро оделся и принялся за костер. Вот этот «стреляющий» бурьян я еще осенью заготовил, и теперь он совсем сухой. Жаль, что Агубе опередил меня, его костер горит вовсю. Даже мне слышен треск. Но ничего, мой костер будет лучше, пламя до неба достанет, а трещать будет — дай Боже!
— Разжигай скорее, — торопит меня Дзыцца, — пускай все наши беды сгорят в этом костре! Вот, возьми на шашлык.
Она протянула мне несколько кусков фиу — коровьего жира.
А кто-то на своем новогоднем костре жарит шашлык из свежей баранины. У нас баранины нет, опять, как в прошлом году, кусочки фиу — и все.
Ну ладно. Дзыцца говорит, что в первый день Нового года грустить нельзя. Костер Агубе уже сник, и за плетнем его не видно. Сам Агубе отошел от него и молча наблюдает за моим костром. Бурьян разгорелся, и его треск далеко слышен.
— Дзыцца, это тот самый бурьян, который я принесла! — с гордостью заявила Бади.
Я скосил бурьян за нашим огородом. Он был мягкий, высохший. Дал охапку Бади. Она, пыхтя, доволокла его до сарая. И теперь гордится, глядя на костер.
Мы, кажется, зажгли костер позже всех. Но, по-моему, это получилось даже лучше — его все увидели. Соседские мальчики пришли к нам — у них костры уже потухли. Первым прибежал Агубе. Потом появился Хаматкан. Костер у меня разгорелся так жарко, пламя поднялось так высоко, что до верхушки его я уже и палкой не доставал.
— Близко не подходите! — кричит нам Дзыцца. — Обожжетесь!
А я и вправду чуть не обжегся. Хотел перепрыгнуть через костер, разбежался, а в последнее мгновение раздумал. Но уж занес над костром ногу, и огонь тут же подхватил мою штанину. Я еле сбил пламя.
После обеда мы отправились в Уалмардтыбыл. Здесь хорошо кататься на санках. Так весело лететь с высокого бугра! Правда, потом подниматься с санями наверх мало приятного. Но что поделаешь!..
