Владимир Малыхин - Наследник
— А почему все бегут?! — спросила другая.
— Те бегуны, у кого штаны полны! — весело крикнул старшина, — баба с воза — кобыле легче!
— Ишь, какой герой нашелся! — зашумели женщины. — Ты, Степка, насчет нашего пола не
очень! — Лучше скажи, когда немца погоните?!
Старшина поднял руки, успокаивая женщин:
— Ладно, ладно! Я же в шутку про бабу. . Надо же понимать! Давайте за работу, бабоньки!
Грузите побыстрее гостинцы для фрицев и, как говорится, смерть немецким оккупантам!
К грузовику подошел бывший начальник сборочного цеха, оставшийся здесь за главного, встал на
подножку рядом со старшиной и крикнул:
— Сейчас машину подадут к заготовочному, там и загружайте! Мы поможем!
Грузовик въехал на территорию завода, за ним шумной толпой заспешили женщины. Анна
Семеновна и Виктор пошли за ними.
— Я им помогу, — сказал Виктор, — и в цех к Андреичу!
— Он тоже остался? — спросила Анна Семеновна и, не дожидаясь ответа, твердо сказала: — Я
тоже иду им помогать. А потом пойду к этому новому начальнику. И пусть он меня немедленно
оформляет на любую тяжелую работу. Я не хуже других...
* * *
Дул холодный октябрьский ветер, над Москвой тяжело нависли свинцовые тучи. Кое-где они
заслонили собой, похожие на толстые сигары, аэростаты ПВО. Девушки-зенитчицы слезящимися
глазами внимательно оглядывали в бинокли неуютное хмурое небо. Улицы города были пустынны,
дома с окнами, кое-как заклеенными бумажными полосками, чем-то напоминали наспех
перевязанного раненого...
По площадям и переулкам опустевшего Кремля шуршали хрупкие от инея осенние листья,
подгоняемые вечными кремлевскими сквозняками. Старый полуседой ворон, тяжело взмахивая
лохматыми крыльями, перелетел с Успенского собора на крышу здания Совнаркома и уселся там на
карнизе, зло покосившись на двух охранников желтым глазом Ивана Грозного.
В тот вечер, 19 октября, Сталин созвал в Кремле экстренное расширенное заседание
Государственного Комитета Обороны. Он был бледен и немногословен, обвел тяжелым взглядом лица
присутствующих и коротко сказал:
— Положение на фронте всем известно. Будем защищать Москву?
Ответом было гробовое молчание. Молотов, нахмурясь, протирал пенсне, Калинин пощипывал
клин бородки, остальные тоже молчали. Не дождавшись ответа, Сталин обратился к Молотову:
— Твое мнение?
— Защищать! — сказал Молотов, надевая пенсне и преданно глядя в лицо Сталину.
— Михал Иваныч?
— Защищать! — кивнул головой Калинин, — обязательно защищать! — повторил он, прихлопнув
ладонью по столу.
Сталин опросил всех присутствующих, в том числе и приглашенных на это заседание
А.С.Щербакова и В.П.Пронина [А.С.Щербаков в то время — секретарь МГК и МК ВКП(б), секретарь
ЦК; В.П.Пронин — Председатель Моссовета]. Все высказались за то, что Москву надо защищать.
— Хорошо, — сказал Сталин, — я другого ответа не ожидал. Маленков предложил Проект
Постановления ГКО по этому вопросу. — Он бросил взгляд на Маленкова, — но этот Проект не
годится. Я предлагаю новый текст Постановления ГКО.
И, прохаживаясь по ковровой дорожке кабинета стал диктовать:
— Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100 — 200 километров от
Москвы поручена командующему Западным фронтом, генералу товарищу Жукову.
Сталин помолчал и продолжил:
— В городе с 20 октября вводится осадное положение. Нарушителей порядка предписывается
отдавать под суд военного трибунала, — он опять помолчал, потом, сделав рукой наотмашь короткий
энергичный жест, закончил:
— А провокаторов, шпионов и агентов врага — расстреливать на месте.
Окинув присутствующих быстрым прищуренным взглядом, спросил:
— Согласны?
Ответы были:
— Да! Конечно!
— Как всегда коротко и ясно!
— Исторический документ!
— Хорошо, — кивнул, головой Сталин, — Постановление ГКО принимается. Отныне Москва на
осадном положении. Надо, чтобы она стала для врага неприступной крепостью. Думаю, это всем
ясно. Заседание окончено.
С этими словами он подошел к аппарату прямой связи "ВЧ" и начал вызывать командующих
военными округами, тыловых районов страны.
* * *
Выскочив утром из подъезда, Виктор увидел на стене дома незнакомую белую афишку, подбежал и
быстро прочитал. Начиналась она словами: "Сим объявляется... Эти непривычные для его глаз и
слуха слова тут же почему-то, мысленно перенесли его в Петроград первых дней Революции. Они ему
чем-то напоминали слог первых революционных приказов и декретов. А слова о том, что
провокаторов, шпионов и прочих агентов врага нужно расстреливать на месте, привели его в восторг.
Именно такие слова он давно хотел услышать по радио или прочитать в газете. — Давно пора! —
радостно подумал он. И ему вдруг вспомнились слова песенки из кинофильма "Человек с ружьем", в
которой рассказывалось о том, как оборонялся от врагов революционный Петроград:
Черные силы метутся,
Ветер нам дует в лицо.
За счастье народное бьются
Отряды рабочих бойцов.
Насвистывая мотив песенки, он бодро и весело зашагал к заводу.
* * *
Скоро Москва стала военным лагерем. Доты, дзоты, противотанковые рвы и ежи, заграждения из
колючей проволоки опоясали и перекрыли не только ближние подступы к столице, но и многие ее
площади, улицы и перекрестки. Зенитные батареи глубже зарылись в землю, на крышах многих
домов зорко насторожились спаренные зенитные пулеметы, по улицам цокали подковами
кавалерийские патрули. Круглосуточно работали оставленные в городе цеха заводов, фабрик,
мастерские. А со стен домов, с телеграфных столбов, заборов, рекламных щитов, цехов и заводских
проходных — черным по белому: "Сим объявляется...".
* * *
О ноябрьском параде на Красной площади Виктор услышал в своем цехе по радио. Все кто
работал, собрались у репродуктора и, затаив дыхание, слушали все, что происходило на площади.
Слыханное ли дело! Москва в осаде, а товарищ Сталин так спокойно и уверенно говорит о разгроме
немцев и грядущей победе! Потом начался парад. Виктор слушал марши и перед его глазами, как в
детстве в библиотеке у дяди Яна, проходили мимо ленинского мавзолея шеренги красноармейцев с
винтовками наперевес, давая клятву отстоять Москву от фашистов. Только теперь они давали клятву
не одному Ленину, но и товарищу Сталину, который, вопреки всяким дурацким слухам, не только не
уехал из Москвы, но и сам назначил и принимает этот парад. И вот короткий парад окончен. Сводный
оркестр под звуки марша "Прощание славянки" покидает площадь. С минуту никто не проронил ни
слова. Потом кто-то крикнул: — Да здравствует товарищ Сталин! — Все зааплодировали. Когда
аплодисменты затихли, вдруг раздался тенорок Андреича:
Слушай, рабочий, война началася,
Кончай свое дело, в поход собирайся!
Смело мы в бой пойдем за власть Советов,
И как один умрем в борьбе за это!
Поначалу все от неожиданности несколько растерялись, но тут же пришли в себя и опять шумно
зааплодировали. А старый мастер, стараясь перекричать овацию в свой адрес, скомандовал: —
Хватит! Хватит! Наши винтовки нынче — станки! Включайте рубильники и к бою, сынки!
На следующее утро Виктор написал еще одно, третье письмо, на имя райвоенкома. В заявлении он
писал: "Уважаемый товарищ полковник! Я опять вынужден отвлечь Вас от важных дел. Но после
парада на Красной площади, с которого они все, наверное, пошли на передовую, я не могу больше
ждать. Если и на это мое заявление ответа не будет, я поступлю по-своему".
* * *
Прошло две недели, но повестки из военкомата все не было. "Что же делать? — думал Виктор. —
Неужели опять идти на поклон к этому полковнику? Но ведь он может запросто и за дверь выставить,
от такого формалиста все можно ожидать. А может плюнуть на эту чертову повестку и обойтись без
нее?..". Но, обдумывая последствия этого шага, решил, что этого делать нельзя. Во-первых, он не мог
быть таким безжалостным к матери, во-вторых, он нарушил бы договоренность с отцом, а в-третьих,
