Анатолий Рыбин - Трудная позиция
— Кончай курить! В колонну, по четыре, ста-а-но-вись!
С первых шагов батарея взяла свой обычный, строевой темп. Только с песней что-то не получалось: начали вяло и вразнобой, и старшина приказал прекратить.
В казарме, перед тем как лечь отдыхать, Винокуров достал из тумбочки блокнот, который завел еще в школе, в девятом классе. В блокноте — схемы различных ракет и пояснения, сделанные учителем физики — руководителем школьного кружка юных техников.
— Ты над чем колдуешь? — спросил Яхонтов, заглядывая в блокнот приятеля. — Задачу решаешь, что ли?
— Ага. Орбиту вокруг Луны рассчитываю.
— Нет, правда?
— Показать тебе хочу, какие мы ракеты в школьном кружке делали.
— Покажи, покажи. Деловой ты, Саня, человек. И схемы у тебя, как у инженера. А вот насчет разговора Крупенина с майором Шевкуном ты все же соврал мне.
— Зачем же! Какой мне интерес? — Винокуров опустил блокнот и серьезно посмотрел на Яхонтова. — Прямо так и говорил старший лейтенант, что первый курс должен быть ближе к технике, что надо пересмотреть с этой целью нашу учебную программу.
— А майор как реагировал?
— Вот этого я не понял.
— Ничего ты, Саня, тогда не понял. Фантазии у тебя много. Начитался.
— Ну, можешь не верить, дело твое, — сказал, вздохнув, Винокуров. — А между прочим, гидростанция на Енисее, о которой ты рассказывал, тоже была когда-то фантазией. И еще, Серега, имей в виду, Ленин говорил, что фантазия есть качество величайшей ценности.
Яхонтов удивленно взглянул на Винокурова:
— Чего это ты переключился?
— Да вот интересно получается. Повидал ты Енисей, в тайге побывал, а вот медведя не поймал.
— Хороший ты парень, Саня, находчивый.
— А меня, Серега, дед учил: «Держись ершом, Сашка, в любой речке».
— Толково учил, — улыбнулся Яхонтов.
Появился Красиков, молча вынул из тумбочки мыло, взял полотенце и направился умываться.
— Давай, давай, Коля, смывай грехи-то, — бросил шутливо Винокуров. Но Красиков даже не обернулся.
— Послушай, Саня, — сказал приятелю Яхонтов. — Возьми-ка ты его на буксир как соседа.
— Не выйдет, — замотал головой Винокуров.
— Почему?
— Ни один трос не выдержит.
— Да я же серьезно тебе говорю.
— И я серьезно. Ты же видел, какой он ко мне ласковый.
Яхонтов весело подмигнул:
— А ты понастойчивее, как дед учил.
12
Тишину учебного корпуса нарушил звонок, резкий, привычно деловой и, как всегда, точный. Закончился первый час самоподготовки. Курсанты, покинув классы и лаборатории, высыпали в коридор, освещенный матовыми плафонами, похожими на подвешенные к потолку гигантские одуванчики. Топот ног, разноголосый говор, шутливый молодой смех быстро заполнили все уголки коридора, живо растеклись по ступеням широкой лестницы до самого вестибюля.
Лишь курсанты первого взвода стояли у своего класса, непривычно притихшие и очень озабоченные. Даже самый неутомимый балагур с веселыми колючими глазами Винокуров был явно не в себе и часто поглядывал в глубь коридора. Потянув за рукав стоявшего рядом Иващенко, он тихо спросил:
— Ну что, Олесь, на горизонте не проясняется?
— Ничего не бачу, Саня, — так же тихо ответил Иващенко. — Ты побеги, пошукай сам.
— Чего шукать-то? — вмешался в разговор Яхонтов. — Без того ясно.
— Яка же ясность? Це дило проверить трэба.
— А он со своей пусковой установки все видит, — покосившись на длинную фигуру товарища, сказал Винокуров.
— При чем тут пусковая установка? — обиделся Яхонтов.
— А как же: самая высокая точка на стартовой позиции.
— Молодец, ставлю пятерку, — съязвил Яхонтов и потрогал Винокурова за узкие плечи, на которых так сияли новенькие золотистые погоны, что не заметить их было просто невозможно. — Ох и вид у тебя, Саня, ослепнуть можно, — сказал Яхонтов. — Ну генерал вылитый.
На шутку никто не успел среагировать. Винокуров, вскинув руку, сказал с грустью:
— Все, братцы, мирный период кончился. Идет командир взвода:
— А Красикова нет с ним? — спросил Яхонтов.
— Один вроде. И кажется, злой.
Подошел лейтенант Беленький, торопливо скомандовал:
— Все в класс, живо!
— Так звонка же не было, товарищ лейтенант, — заметил вездесущий Винокуров.
— Разговорчики! — строго прикрикнул Беленький и пристально, в упор, посмотрел на выделявшиеся винокуровские погоны. — А это что за кадриль? Снять сегодня же!
«Почему снять, я же подновил их только?» — недоуменно пожал плечами Винокуров, но тут поймал на себе лукавый взгляд Яхонтова: «А я что говорил тебе».
Быстро, за одну минуту, притихшие курсанты заняли свои места за столами.
— Кто видел Красикова последним? — строго спросил Беленький.
Курсанты взволнованно переглядывались.
— Видели все, — сказал Яхонтов. — Вместе пришли, строем.
— Знаю, что строем, — сказал Беленький. — А кто видел потом, когда раздевались?
Он пристально посмотрел на Винокурова. И тот подумал с сожалением: «Вот подкинули мне соседа — в строю с ним и в казарме».
— Встаньте, Винокуров! — приказал Беленький сердито. — Пляшете вон как ловко, а встать по-армейски не можете. Ну, что молчите?
Если бы Винокуров видел Красикова в раздевалке, он, конечно, молчать бы не стал, но ему даже в голову не пришло, что Красиков может исчезнуть с самоподготовки и что за ним нужно посматривать.
— Хорош товарищ, — упрекнул его Беленький со злостью. — Наверно, погоны свои только и видите. Лампасы еще генеральские пришейте. Учтите, Винокуров...
Что именно должен учесть Винокуров, лейтенант сказать не успел: в класс вошел Крупенин. Беленький скомандовал всем встать и красиво, как это умел делать только он, вытянулся перед Крупениным. И может, потому, что докладывал он о столь неприятном происшествии со своей обычной спортивной эффектностью, доклад его не очень всполошил вошедшего. Крупенин сразу как-то даже не поверил лейтенанту, переспросил недоверчиво:
— А вы уверены, что Красиков ушел? Может, заболел просто или в библиотеке задержался?
Беленький объяснил, что он уже был в санчасти и в библиотеке и нигде Красикова не обнаружил.
— Ну вот что, — сказал Крупенин как можно спокойнее. — Никакой паники. Занятия продолжать. А вы, товарищ лейтенант... — Он посмотрел на Беленького и сказал почти шепотом: — Пойдемте со мной.
В коридоре Крупенин попросил Беленького немедленно отправиться в город и осмотреть все кафе и буфеты.
— И если найдете, сообщите сразу.
Сам же он заспешил в казарму, надеясь, что там ему удастся узнать что-нибудь о Красикове от дневальных. Однако дневальные знали только, что Красиков ушел вместе со всеми на самоподготовку. Все вещи его — чемодан, запасные подворотнички, тетради, гитара — были на месте.
«Ах, Красиков, Красиков! — все больше досадовал расстроенный Крупенин. — И что он придумал, голова бесшабашная. Как он мог уйти, через забор, что ли?»
Над городком висел иней, холодный, густой, тяжелый. Казалось, выстрели из пушки, и снаряд застрянет в белесой мгле. Попадавшиеся навстречу Крупенину люди вырастали перед ним, словно актеры из-под занавеса, и быстро пропадали из виду. А он останавливался, пристально глядел им вслед, старался в каждом встречном угадать Красикова.
Оставалось все меньше и меньше надежд на то, что Красиков где-то здесь, в училище. Но Крупенина уже не тревожила мысль о том, что скажет теперь Вашенцев, как поступит в связи с этим начальник училища. Волновало другое: «Ох и тяжело же будет Красикову, когда поймет все безрассудство своего поступка!» Было обидно, что он не сможет уже больше постоять за курсанта, что и без того шаткий мостик между ними теперь выбит из-под ног самим же Красиковым.
Окончательно расстроенный, Крупенин не заметил, как подошел опять к учебному корпусу. И здесь, перед самым входом, под тусклым светом фонаря он увидел вдруг Красикова. Крупенин с детства не верил в чудеса, а тут подумал: «Наваждение какое-то, что ли?»
Красиков стоял, понурив голову, и будто не догадывался о поднятом переполохе.
— Это вы, Красиков? — все еще не веря глазам своим, окликнул его Крупенин.
Курсант словно не слышал, что к нему обращаются.
— Что с вами, Красиков?
Обида и злость, что мучили Крупенина все это время, пока он метался по городку, теперь смешались с чувством радости, затеплилась потерянная было надежда помочь курсанту избавиться от мучительных сомнений, не дать ему сбиться с пути.
— Что же вы молчите? Отвечайте, Красиков, где вы были, в городе?
— Не был я в городе, — глухо, еле слышно ответил Красиков. — Тут я был, в училище. Ходил все время вон туда, к учебному полю, и обратно.
— А как же занятия? Забыли, что ли?
