Леонид Кокоулин - В ожидании счастливой встречи
По шаблонам на трубах он разметил срезы и тогда распалил бензорез. Бензорез долго чихал, стрелял, а нагрелся — и зашелся синим корончатым пламенем. Валерий раскроил трубу, состыковал колено из сегментов и пошел долбить проруби. Распластавшись на льду и прикрываясь рукой от света, Валерий заглядывал в каждую лунку.
— Налимов высматриваешь? — полюбопытствовал Семка. — Видно хоть что-нибудь?
— Темно, как у кита в брюхе.
Валерий поднялся, отряхнул с себя рукавицей снег. Приволок с берега жердь и стал совать ее в каждую лунку, зарубками на жерди отмечая глубину.
— Вот тут самая глубина: сюда бросим храпок.
Валерий завешковал в лунке жердь и подошел к насосной.
— Э-э, мужики, ну что это за выброс, воду закачаем, а она вся в котлован, придется надставить трубы.
Быстро приварили еще трубу. Опять возмущается Валерий;
— Ну куда такую, на выброс, шея журавлиная. Перехватит мороз трубу.
— Валерка, ты что там, ворон считаешь? — кричит от экскаватора Иван Иванович. — Почему не запускаешь?
— Иди запускай. Насос готов. Вот только опустим в лунку храпок…
— Так опускайте, ждете, пока рак свистнет.
Иван Иванович прибежал, потоптался, посовал нос в мотор, обнюхал задвижку, покрутил. Валерий опустил всасывающий храпок, подтянул болты на соединениях. Мастер включил рубильник. Насос взвизгнул, как под ножом, а хватил воды — словно блин начал жевать. По трубе побежала изморозь. На выбросе фыркнула вода. Лед в котловане начал лопаться, оседать. Немного погодя и совсем рухнул, образовалась гигантская воронка. Иван Иванович загнал экскаватор в воронку, и ковш стал черпать это ледяное крошево.
— На бровку бросайте, — приказал Иван Иванович машинистам. — А ты, Семка, отталкивай, да подальше, подальше в русло…
Но тут трубы затрещали, залихорадило на выбросе воду, начались сбои. Валерий бросился к задвижке. Задвижка вмерзла в трубу, и снова в котловане стала резко прибывать вода и подтапливать экскаватор. Иван Иванович побежал к экскаватору и тут же вбухался в наледь. Из кабины Семке было видно, как Иван Иванович, прыгая то на одной, то на другой ноге, смешно колотил себя по бокам. Ну как шаман в кино. Экскаватор дергался на месте, гусеницы схватил лед. Видел Семка, как Валерий подбежал к Ивану Ивановичу и тоже, видать, влип в наледь.
Семка вначале не понял, что это они друг перед другом выплясывают. Валерка длинный как журавль, а маленький Иван Иванович куличком подпрыгивает. Только, морозный парок изо ртов. Погробят машину, дошло до Семки, и он тоже было закричал, чтобы не стояли на месте, но понял: кто его услышит в этом скрежете металла и ветра? Семка спрыгнул с бульдозера и припустил к экскаватору, отталкиваясь от льда и пытаясь подпрыгнуть сразу двумя ногами.
— Ну что ты как кузнечик, — закричал Валерий. — Давай бульдозер, трос.
Семка сообразил, выдрал валенки из наледи и, оставляя куски шерсти на льду, припустил к своей машине. Развернул бульдозер — и к экскаватору. Машинисты, булькая сапогами по воде, завели трос за экскаватор.
— Давай, Семка!! По-ошел, — закричал Иван Иванович простуженным, сиплым голосом.
Семка еще увидел, как Валерий оторвался от наледи, подбежал к бочке, лопатой набрал в ведро солярки. Больше он ничего не мог разглядеть, — навалился от воды туман.
Иван Иванович добрался до экскаватора и по лестнице влез в кабину. Валерий пристроил ведро на проволоке под задвижкой, оторвал от куртки карман, обмакнул в ведро, поджег и снова бросил в ведро. Солярка нехотя разгорелась. Маслянистый, окровавленный язык пламени вылизывал солярку, трубу. Валерка погрел над ведром руки и переместил его из-под задвижки к колену, а задвижку покрутил, и она легко поддалась. Труба снова затрещала, загрохотала, и на другом конце солью полетела паркая вода.
Иван Иванович прибежал с куском войлока, закутал задвижку.
— А ты говоришь — стиляга, — припомнил Валерий и сунул Ивану Ивановичу лопату. — Только усы не подсовывай, а то обгорят, девушки безусых не любят.
— Не зубоскаль, изобретатель, — засмеялся Иван Иванович и подбросил еще солярки. — Ну, я пошел. Ты, Валерий, за старшего будешь, — и передал лопату.
Валерка приставил к ноге лопату, взял на караул:
— Служу Колымскому Мосту!..
Черная рябина
В этот день Валерий с работы в общежитие бежал, как кросс сдавал. Он стремглав влетел на высокое крыльцо, протопал коридором, на ходу сбросил робу, заскочил в умывальник, плеснул на лицо горсть воды и в комнату вскочил расхохленной птицей, наскоро утерся первым попавшим под руку полотенцем. Куртку из нерпы на плечи — и за дверь. Он подскочил к автобусу в тот момент, когда шофер уже потянул на себя дверь. Валерий сунул ногу в притвор и протиснулся внутрь. Со ступеньки оглядел пассажиров. Увидел Брагина.
— Петро! — запальчиво крикнул Валерка. — Место занял?!
— Давай, давай, — помахал Брагин, — вклинивайся. Ну-ка, парень, пересядь, — сказал он своему соседу, пока Валерий пробирался вдоль автобуса. — Видишь, командир собственной персоной. — Петро кивнул на запаренного Валерку.
Валерий чувствовал себя, словно хватил лишку: ему было все нипочем. Он не думал, что надо было предупредить о своем отъезде Ивана Ивановича, что Татьяна, уехав, не написала и адрес пришлось узнавать у ее подруги. Он хотел видеть Татьяну, хотел видеть немедленно, говорить с ней, хотел чувствовать ее губы, ее руки, остаться с ней, привезти ее обратно — словом, он не мог ждать больше ни минуты. И только поражался себе — как мог жить до этого без Татьяны. В таком, несколько одержимом, состоянии он и плюхнулся рядом с Брагиным.
— А ты куда, пижон, навострился? — очнулся Валерка.
— Не кудыкай! Жениться! Закуривай, — Петро подсунул Валерке сигареты.
— И так дышать нечем! — послышался сзади недовольный женский голос.
— Ладно, ладно, не гуди, мы не взатяжку, — успокоил Петро пассажирку и нагнулся к Валерию, притушил голос: — К Таньке, Валер? Я так и понял. А я еду Ольгу сватать. Помнишь, рыженькая? Такая фитюлька, на практике у нас была. Ну, ты ее еще как-то не то зеброй, не то коброй назвал.
Валерий засмеялся:
— В конопушках, что ли, остроглазенькая?
— Вспомнил?
— Ничего, симпатичная.
— Письмо прислала, — Петро пошарил по карманам куртки, — потом покажу. Вот рысь! Правда что рысь! Когти показывала, потом ничего, умаслилась, — на шепот перешел Брагин. — Помнишь, как мы ей берлогу медвежью показывали?
— Она-то не забыла?
— Какой, говорит, Петя, ты был тогда отважный.
Петро положил руку на сердце.
— Все о ней думаю, так беспокойно в душе, хоть кричи.
А у Валерия Татьяна перед глазами стоит. Так близко, что он невольно подается вперед.
— Ты чего, Валер? — одернул его Петро. — Со смены? Приляг. На под голову шубу, схрапни минуток шестьсот. Я последние дни двенадцать через двенадцать пахал, отгулы зарабатывал — и хоть бы что: ни в одном глазу. Я и маленький такой был: как куда засобирается отец с матерью, меня не уторкнешь. Интересно, как встретит Ольга? — Петра загасил папироску и машинально держал окурок в руке. — Теперь вот все вспоминается, каждое слово, каждая встреча и как на рыбалку ее водил. Уехала, думаю, не напишет, там на пятьдесят шестом, нашего брата — пруд пруди, да еще летчики. Написала. Валера, сломается автобус — побегу.
— Будет вам каркать, — донеслось опять из-за спины, — еще не хватало, чтобы автобус сломался, мелете черт-те что…
Валерий посмотрел через плечо и только открыл рот, как Петро потянул его за рукав.
— А ну ее, лучше послушай, мать у Ольги на счетной машине пашет, теперь кашу будет варить, а там, глядишь, через год и мушкетер. — Петро сунул Валерию под ребро кулак от полноты чувств.
— Ну, ты даешь, Петро… Не знал, что ты такой трепач.
— А что, раз — и в квас. Два сына, дочь — это как минимум. Натосковался я. — Петро закрыл глаза. — Не знал ее, как будто так и надо было, а теперь — зубы ломит…
«Пусть поговорит, — подумал Валерий, — за пятьсот верст устанет». Душу Валерия точил разговор с подругой Татьяны из комитета комсомола. Она продиктовала магаданский адрес Татьяны и спохватилась, будто тайну выдала: «Не подведи ты меня, Валера, Татьяне ни слова».
— Я ни при какой погоде от хороших людей не отказываюсь, — сказал Валерий.
«Значит, Татьяна напрочь рубила, — с беспощадной очевидностью пронеслась мысль. — Сам дурак, надо было сразу в загс. Теперь близок локоток. Правду говорят, что имеем — не храним, потерявши — плачем».
Валерий как-то всерьез не думал, считал, что вся жизнь еще впереди. Татьяна никуда не денется, раз любит — куда торопиться, и так хорошо: захотел — встретился, вот она, рядом, протянул руку к телефону, поговорил, пригласил — нет отказа, было так, было. А потом что-то надломилось: стала ускользать, сторониться, У Петро с Ольгой все складывалось по-другому. Да и сам он другой по натуре. Петро всегда казалось, что девушка не может его полюбить, да еще такая недоступная, как Ольга. Она замечательная, а он обыкновенный. Что поделаешь: счастье не кисет, в карман не положишь и не унесешь. Бывает, он это не раз видел, женился парень, а взаимной любви не состоялось. Бывает, приживутся, притерпятся и живут неплохо. Но если копнуть поглубже…
