Глеб Пакулов - Глубинка
Николай подошел к столу, взял листок, уставился в него. Казалось, он его сейчас порвет. Но этого не случилось. Не поднимая головы, Николай протянул бумагу начальнику.
— Вот и документ подтверждает, — Харлампий разгладил на груди расписку. — Во-от… Без бумажки ты кто?.. То-то, не знаешь. А с нею — ого! Человек. Мудро сказано.
— Кем сказано?
— Как кем? Умным, надо полагать, человеком… Пойди-ка взгляни. — Харлампий кивнул на выход. — Поразведай, что делают.
Николай послушно побрел из палатки.
— Ве-селая была у тебя жисть! — Женька выгнул спину, потянулся. — Архивчик что надо.
— Иди, Женя, не вздыхай. Что я, не замечаю? — Тамара попыталась улыбнуться. — Дурачок ты, я для тебя старуха, даже для полевой жены не гожусь. Твоя пташечка в институте, вот и лови ее, не зевай.
— Да, пташечка, — Женька щелкнул языком, — только наврал я тебе все. Но все равно спасибо за откровенность.
— Вот и умница. — Она потянула за рукав его телогрейку. — Снимай, хоть пуговицы пришью, ходишь растрепкой.
Он снял, и Тамара с ватником присела на раскладушку. Женька наблюдал, как она ловко орудует иглой, благодарно молчал.
— Тихо-то как, а? — проговорил он. — Ушам больно.
— Это для тебя тихо… На! — блеснув зубами, Тамара перекусила нитку, бросила на руки ему телогрейку.
Голубое, пугающей глубины небо, какое бывает только высоко в горах, встретило Женьку. По привычке он огляделся и заметил, что кое-где из-под снега уже показались длинноиглые метелки стланика. Гошкина статуя подтаяла и чуть завалилась набок.
— О чем грустим? — весело окликнул он стоящего у итээровской палатки Николая.
— Ребята ушли, — всматриваясь в темнеющую зелень и задернутую синей дымкой долину, тихо отозвался тот. — Далеко уже, не видать.
— Врешь! — Женька забегал глазами по снежному спуску.
— Иди ты!.. Расписку начальнику выдали и ушли.
— Расписку? — быстро переспросил Женька. — За продукты, что ли?
— Да не-ет, — тошно посмотрел на него Николай. — За жизни.
Женька сорвался с места и бросился к своей палатке. Круша каблуками нарезанные ступени, он ворвался к Харлампию.
— Ты-ы! Ты что взял с них? — Женька глотнул воздуху. — Они ушли, потому что ты!..
— Перестань орать, — спокойно потребовал Харлампий. — Да, взял. Написали, дали, и я взял. Ты на моем месте побрезговал бы? Ха! В свое время Гошка не взял писульку за карабин — и что? Под суд пошел! А я не хочу! — распаляясь, выкрикивал Харлампий. — А я не желаю! Это им жизнь не мила, а не мне! Вот и написали, вот и пошли!
— Это смерть! — Женька схватился за голову. — Их надо вернуть, догнать, негодяй ты. Вставай, придумай что-нибудь, ведь тебя за эту расписку повесить мало. И повесят!
— Сопляк ты, тебя петух в задницу не клевал, потому так рассуждаешь! — побагровев, закричал Харлампий. — Суд все учитывает, каждую буковку, заруби это на носу. Он сунул руку в спальник, выхватил черный наган, потряс им. В дырках барабана злыми искорками мерцали латунные головки пуль. — Вот если бы вот этим заставил не покидать отряд, тогда бы и повесить могли! А я — нет, не преступил, уважил свободу личности!
— Ты спятил.
Женька попятился к выходу.
— Назад! — приказал Харлампий. — Вооружись, будем самообороняться. Они могут тово…
Женька выбежал из палатки.
Теперь рядом с Николаем стояла Тамара. Они, будто окаменев, глядели в далеко-далеко убегающую долину, вслушивались, не прилетит ли оттуда крик, но внизу властно урчала вздутая от многих ручьев Домугда. Женька пробежал мимо. Его не окликнули. Проваливаясь и черпая рыхлый снег голенищами сапог, он заторопился по Гошкиной лыжне вверх от лагеря.
Если в июне в гольцовой части гор пройтись по снегу, в нем остаются голубые следы.
Гошка шел, оставляя их позади себя, оглядывался, радуясь удивительному в продавах лыжни свету. Снегоступы то скользили поверху, то погружались по щиколотки. Весело и ходко шагалось Гошке.
Сергея заметил издали. На сплошном белом окоеме одинокая фигура его торчала темным столбиком.
— Эге-ге-гей! — раскрылив руки, закричал Гошка.
— Го-го! — прилетело ответом.
Гошка поддал ходу.
— Фу-у, взмылили пригорочки, — прохрипел он, подкатывая к Сергею. — Чего так далеко упорол? Участок во-он где остался. Там и аномалии прошлогодние. Я сейчас мимо бежал и видел отвалы. Оголились, родненькие, не подвели.
— Поздравляю! — Сергей хлопнул его по плечу. — Тебе с Харлампия причитается.
Гошка вытер платком лицо, шею, задышал ровнее.
— Пробежался, аж похудел, — пошутил он. — Даже штаны вспотели. Ты посмотри, что солнце делает. Снег стал рыхлым, водой пропитался, вертолету у нас не сесть, по брюхо провалится, разве что в долине, так это у черта на куличках. Поблизости склон не позволит. Так что пока площадка не вытает, и заикаться о нем не стоит.
Они вернулись по Гошкиному следу к обнажившимся отвалам прошлогодних канав. На участке то тут, то там выперли из-под снега глинистые горбики, но это не обрадовало Сергея. Он с первого взгляда понял, что веселиться рановато: выработки затрамбованы снегом, промерзли, а чтобы их оттаивать кострами, дров не напасешься. Да и где они, тоже под снегом.
— Взрывчаткой рвать будем! — стоял на своем Гошка. — Накаливать в кострах ломы и пробивать шпуры!
— Ничего из мерзлоты не вырвешь, будет стаканить, а толку? — Со знанием дела объяснил Сергей. — Запыжуешь килограмм взрывчатки, вырвешь килограмм грунта. Мартышкин труд. Начнем с полной очистки всех канав и шурфов на всем участке. Какая разница — воду из них вычерпывать чуть попозже или теперь снег выбросить. А отвалы используем для ограждения, чтоб вешними водами не топило. Вот такое мое решение. Это дня на три-четыре займет рабочих, а там земля оголится, вон как парит-жарит.
— Будь по-твоему, но ломы калить придется и через неделю. — Гошка взобрался на рыжий холмик отвала. — Вижу-у!
— Кого? — встрепенулся Сергей.
— Канатные дороги! Обогатительную фабрику! Стадионище-е, как на Медео! Кинотеатры, веселых людей! Го-о-род!
— А арбуза там не видишь, что нам в определенное место вбивать будут? — с усмешкой спросил Сергей и крутнул рукой у виска. — Ты что, опять зашкалило? На такой верхотуре город?
— Да! Высокогорный город! Вон там огромное озеро с островками, — вдохновенно планировал Гошка. — Дальше в седловине аэродром, за ним…
— Отставить! — командирским голосом приказал Сергей. — Ночью в спальном мешке разрешаю фантазировать до утра, а сейчас прошу мозговать о реальном. Видишь, какое наследство подкинул мне Ползунов? — Он подхватил горстью снег, бросил в рот. — Если он серьезно заболел, мне тут придется командовать всем этим парадом. Учти, я терпим только к реалистам… Ну-ка прислушайся… Что это? Слышишь?
— Ничего не слышу.
— Значит, показалось… Вот я и говорю — будь реалистом, так вернее. — Сергей глядел на Гошку широко открытыми, подсвеченными снегом глазами. — Надо, чтоб впереди маячило, что-нибудь существенное. Высота какая-нибудь. Вот и шагай к ней, штурмуй, захватывай. Должна же быть у человека цель!
— Пощади, я весь в пене, — Гошка брезгливо стряхивал с себя воображаемую пену. — Швыряешься словами, будто обмылками.
— Горбатого могила… Неужели теперь не слышишь?
— Слышу. Но кому здесь кричать, разве что снежному человеку. На вершине снежного увала показался барахтающийся человек.
— Го… га-а-а! — накатился слабый крик.
— Женька, — узнал Сергей.
— …га-а! — снова оборванно долетело к ним.
Гошка сорвался с места, часто захлопал снегоступами.
— Что-то произошло! — нагоняя его, кричал Сергей. — Что-то!..
От самого лагеря до увала Женька протаранил в снегу глубокую борозду. Он стоял, по пояс утонув в ней, мокрый и злой.
— Ушли-и! — встретил он воплем Гошку с Сергеем. — На базу!
— Ври-и! — не поверил Гошка и побледнел.
— Точно, ушли! — Женька выжался на локтях из снежной борозды. — Харлампий с них расписку взял! Погибнут — его хата с краю! — Снег под тяжестью Женьки осел, и он ухнул вниз.
— С краю? — глядя на сидящего в борозде студента, переспросил Гошка. — Хата?
— Часа три как упороли, — Женька в изнеможении едва шевельнул рукой. — От лагеря прямо к Домугде.
Сергей сплюнул с досады.
— Ну-у, сюрприз, — сквозь зубы проговорил он, утирая лоб рукавом. — Ну-у, ознаменовали мой первый день вступления в должность.
Гошка подтянул лыжные крепления, распорядился:
— Бери, студент, снегоступы у Сергея и бежим, завернем ребят.
— Я не могу, выложился весь, — откровенно признался Женька. — Валяйте с Серегой.
Гошка махнул Женьке и заскользил по увалу. Сергей покатил следом по его лыжне.
— Там пустоты в наледях! — прокричал Гошка. — Сверху корка, а под ней колодцы. Наступят — и каюк, слышь, Серега? Водой под лед удернет — и конец!
