Глеб Пакулов - Глубинка
Тамара оглянулась на Женьку, приложила палец к губам.
— Вот так, — шепнул он ей. — Сложности, они у всех.
Женщины о чем-то зашептались. Чтобы не подслушивать их разговор, Женька, насвистывая, стал разглядывать фотографии.
Рабочие гурьбой подошли к палатке ИТР. Прежде чем войти в нее, Хохлов сказал:
— Значит, так. Как решили сообща, так я ему все и выложу. — Он мельком глянул на Николая, под глазом которого фиолетово цвел желвак, поморщился и решительно раздернул полог.
— Можно?
— Входите, кто там, — разрешил Харлампий.
Рабочие вдвинулись в палатку, и сразу стало непривычно тесно в ней. Хохлов отделился от остальных, подошел к начальниковой койке. Харлампий приподнялся в мешке, насторожился.
— Мы к вам, — сказал Хохлов. — Все вот тут.
— Весьма рад, — закивал Харлампий. — Что скажете хорошего?
— Слышим — заболели вы, — смущенно начал Хохлов, — неудобно вроде бы тревожить, но опять же надо…
— Говорите, говорите, — осторожно подбодрил начальник. — Жду, чем порадуете, ну же…
Хохлов помялся, заговорил, извиняючись:
— Снег здорово начал таять, вот какая штука. Ну, мы побузили тут немного, понимаем, вы уж простите, а мы работой докажем, что… В общем, не сомневайтесь.
Он снова умолк. Васька пощупал скулу, подтвердил.
— Верно говорит бригадир. Мы потолковали промежду собой вкруговую и решили не уходить, а работать. Скажи, Николай?
Тот кивнул. Чего другого, но такого решения Харлампий от них не ожидал. Это не увязывалось с его ночным размышлением, и он нахмурился, даже как-то огруз в мешке.
— Понятно, — прокашлял он в кулак. — Волынили, план срывали, а теперь вдруг одумались, сознательными стали, так, что ли?
— Плана не срывали, — возразил Хохлов. — Работы не было, откуда ему взяться, плану?
— Это вы мне заявляете, вам просто, а что я, я скажу начальству? — повысил голос Харлампий. — Еще как сорвали… Ти-хо!.. Снег — это одна причина, природный каприз, одним словом, а ваша буза, саботаж — это уже из другой категории, понимаешь. Интриганы!
— Зачем ругаете, — насупился Хохлов. — Мы не за руганью пришли, а чтоб наоборот, чтоб спокой вам был.
— «Спокой»! Ишь как оно, дело-то, оборачивается. А я и так спокоен. И следом за вами не побежал бы. Вы из отряда, а я тут же заявочку на базу, и мне сразу десять настоящих рабочих пришлют.
Канавщики потупились, притихли. В этой тишине особенно отчетливо стало слышно, как весело набулькивают за палаткой убегающие с гольца ручейки.
— А мы что же, по-вашему, рабочие не настоящие? Вы ни в каком деле нас еще не видели, зачем же срамите? — Хохлов с обидой, недоуменно глядел на начальника. — Ведь не от работы бежать хотели, а наоборот. — Он показал на перебинтованного. — Вот, например, Стуков, он канавы роет что экскаватор. И остальные не сплохуют, приходилось над землицей стараться.
— Да уж не подведу, — подхватил перебинтованный. — Не первый сезон по экспедициям вкалываю. Отмечали даже, грамоты и те есть.
— Чего не знаю, того не знаю, — Харлампий поерзал на раскладушке. — Вот то, что шантажировали меня, это очевидно.
— Чего делали такое? — Хохлов распрямил плечи. — Что за темнуху нам шьете?
— Хватит, хватит! — осадил начальник. — Решили остаться — оставайтесь на здоровье, какой может быть разговор. Я даже рад. Но должен предупредить, что не знаю, сколько вам придется сидеть без работы. Это одному господу богу известно. И поэтому требую сидеть и ждать тихо и мирно. Хоть все лето. Понятно?
— Как же так? — подал голос Николай. — Гошка сказал, что пошел место для канав…
— Не в курсе дела я, что он вам там наболтал! — повысил голос Харлампий. — Я за его слова не ответчик и перед вами юлить не собираюсь. Где он найдет эти места для канав под эдаким снегом? Арап он, Гошка ваш, вот что!
Снова стало тихо. Хохлов, подолгу останавливаясь на каждом, будто собирая ответы, оглядел канавщиков. На Николае взгляд продержал особенно долго.
— Ну что, агитатор, схлопотал? — спросил он и зло прихлопнул на голове шапку. — Ладно, ребята, все ладно! Берем трудовые книжки.
— У меня книжек нет. — Харлампий ухмыльнулся. — Лично я вас не нанимал. Спрашивайте в отделе кадров на базе.
— Добро, — Хохлов кивнул, отчего шапка наехала ему на глаза. — Там и возьмем. А вам вот что скажу. У вас одна голова, да два языка имеет. — Он обдернул полы ватника. — Больше толковать не о чем. Тушенку поварихе вернули, ничего не должны, так дойдем.
— Послушай, бригадир. — Харлампий виновато поморгал. — Я, собственно, ничего решить не могу, я болею. Вон и приказ об освобождении… временном. Вы уж давайте прямым ходом со всеми вопросами к Сергею Ивановичу, он теперь начальник отряда. Вот так.
— Вы нас сюда привезли, вам и вопросы наши, — отпарировал Хохлов. — А за харч на дорогу — особое дружеское спасибо. Мы и на сухарях выдюжим. Будьте здоровы.
— И не кашляй, — пожелал Васька. — Чао!
Канавщики направились к выходу.
— Одну мину-утку, — Харлампий помотал вмиг постаревшим лицом. — Решили меня под статью подвести? Не выйдет! Из лагеря ни шагу, запрещаю!
Васька тут же очутился возле него.
— Почему запрещаешь, раз на бюллетне? — прокричал он в лицо Харлампию. — Кто ты такой, раз ни нашим, ни вашим?
Канавщики грудились у порога, чего-то ждали. Харлампий, морщась, отстранялся от Васьки бледными руками, но тот не отступал:
— Ты чо еще от нас хотишь?
— Угрожаете? — неожиданно спокойным голосом спросил Харлампий. — Оскорбление действием? Насилие?
Быстро подошедший Хохлов рукой отгреб Ваську за спину, но тот успел прокричать:
— Тебя снасилуешь! Весь в законах!
Харлампий сделал движение, якобы выбираясь из мешка, но Хохлов придержал его за плечи, успокоил:
— Больше никто оскорблять не будет. А насчет статьи я вас очень даже понимаю. — Он выпрямился. — Только вы и статью всякую от себя наоборот повернете, так думаю.
— Договоримся по-умному, — начал Харлампий.
— По-всякому было, не получается, — отказался Хохлов. — Мы уходим, точка. Если окажется, что за питание задолжали, — дадим расписку. Пусть с нас на базе высчитают, ведь хоть сколько-то мы заработали.
После этих слов Хохлова спасительная мысль, которую Харлампий безнадежно поджидал всю ночь и половину дня, вдруг ослепила его, представ в виде белого квадратика бумаги. Он даже зажмурился, чтобы подольше продержать его перед глазами, но квадратик, покачиваясь, отдалился и растаял. Однако дело свое он сделал.
— Расписку? — переспросил Харлампий. — Дадите обязательно. Молодец, что порядок знаешь. Только дадите ее мне не за питание. Дадите в том, что уходите по своей воле, в нарушение моего приказа. Ну?
— Давайте бумагу, — просто согласился Хохлов.
— Пожалуйста, на столе бумага! — тыча пальцем, совсем приободрился Харлампий. — Вы со мной шуточку не сшутите, товарищи. Это вам не пролезет, субчики.
— Как писать-то? — Хохлов взял листок приказа, перевернул, не читая, уселся за стол.
— Пишите так, — начальник сцепил зубы. — Расписка дана настоящая начальнику отряда товарищу Ползунову в том, что мы в нарушение его приказа не покидать отряд добровольно уходим на базу. Здесь работать отказываемся.
— Работать не отказываемся, — отверг такую причину Хохлов. — Мы наоборот.
— Хорошо, тогда так: здесь пока работы нет. Далее. Если с нами что случится, виноваты мы сами. В чем и подписываемся.
Он диктовал, тщательно выговаривая слова. Канавщики смирно стояли за спиной бригадира, следя за коряво врезаемыми в бумагу буквами. Вскинув голову, прислушивался к Харлампию перебинтованный, распустив вздутые губы, переломился, следя за пером, Васька.
— Братцы! — Николай растолкал рабочих, накрыл листок ладонью. — Не надо этого, братцы.
Хохлов сдвинул его руку, поставил точку, расписался.
— Давай по одному, — он бросил ручку на бумагу, вышел из-за стола.
Когда все расписались, Хохлов пробежал глазами по фамилиям, сказал Николаю:
— А ты почему?
— Я не подпишу, я остаюсь, хоть убейте. — Николай отступил в глубь палатки, опустился на нары.
— Раскололся, гнидь? — не двигая губами, спросил Васька. — Агитировал, чтобы дружба промежду всех была, а теперь, когда мы комком держимся, ты поперек коллективу, да?
— Ну-ка ты, рук не распускать! — предупредил Харлампий. — Вольному воля.
Подсушивая чернила, Хохлов брезгливо помахивал листком, видно было — что-то обдумывал.
— Хрен она спасет вас, эта расписка, если что. Получайте! — он протянул листок начальнику, но передумал, бросил на стол и, расталкивая рабочих, вышел из палатки. За ним поспешили остальные.
— Все-е, а там посмотрим. А ты правильно поступил, что не пошел с этими. — Харлампий повернулся к Николаю. — Видел, как за горло брали? Засвидетельствуешь, как не отпускал, уговаривал, а ушли. Еще оскорбили!.. Дай-ка мне бумагу.
