Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум
— Давай по кругу!..
Ерш зарекся пить, курить, но тут своя тактика. Возможно, проверяют на выносливость. На Украине он так проспиртовался горилкой — теперь выдержит любое зелье, лишь бы узнать, где Груня. От гадалки она не вернулась домой.
Принимая стакан, матрос заглянул в глаза Баптисту. Он, видать, был в шайке самым сильным и самым добрым. Его простецкое курносое лицо говорило: «Не бойся, не подсыплю».
Ерш выставил на кон золотой портсигар:
— Кто выйдет на мостик?
— На медный? — вставил Пашка и подмигнул цыгану.
Тот опробовал золото на зуб, лизнул, понюхал и уверенно выложил:
— Червонный и с пробой!
— Ставлю поросенка! — зажегся Пашка. — Ась?
— Мелко плаваешь! Корову да порося в придачу!
Сошлись на корове. Играли вдвоем. «Черные ангелы» сгрудились возле Соленого. Горячий, непосредственный, с глазами, полными вожделения, Мишка Цыган, сам того не зная, подыгрывал матросу. Если он засматривался на изображение, значит, у картинки мало очков: наиболее скабрезные фигурки соответствовали малым числам.
Пашка продул корову, поросенка, сад и дом.
Соленого от злобы перекосило, а руки сами потянулись за топором. Однако Ерш опередил его: вытащил финку, повертел ею в воздухе и спокойно отрезал кусок хлеба.
— Я все верну тебе, если ты…
Он хотел узнать новый адрес Груни, но в это время в саду яростно залаял волкодав.
— Облава! — крикнул Пашка и первый бросился к лестнице, ведущей на второй этаж…
Ерш, не выпуская финку из руки, рванулся за Соленым.
На бочке остались граненый стакан и колода французских карт.
В лодке Ерш сидел на корме рядом с Пашкой. Тот рассказал о Груне все, что узнал от Вадима Орлова. Сестра рассердилась на брата за то, что тот взял муку от рыжего матроса. Она действительно сегодня гадала в Чертовом переулке, но от ясновидящей пошла не домой…
— А куда?
— Не знаю, ей-бо, не знаю, — перекрестился Пашка, левой рукой придерживая руль. — Даже Капитоновна не в курсе…
— Кто такая Капитоновна?
— Приживалка ясновидящей…
— Может, ясновидящая укажет?
— Она-то укажет, да ведь не задарма и не сразу: к ней очередь большая. Вот Груня полмесяца ждала…
— Я ждать не привык! — Матрос перехватил рукоятку руля. — Братва, к берегу!
Пашка попытался отговорить Анархиста. Он сказал, что ясновидящая без записи не примет, вернее, будет молчать, но Ерш и слушать не стал:
— У меня и мертвая заговорит!
— Постой! — Пашка почувствовал, что этак он останется без дома и хозяйства. — Верю, у тебя слово не разойдется с делом. Повтори при свидетелях: если я укажу адрес Груни, ты откажешься от выигрыша…
Закрапал дождик. В заболоченной Малашке квакали лягушки. По мере приближения к дому регента Ерш замедлял шаги: неудобно ночью стучаться. И не потому, что регент, по словам Пашки, шибко культурный человек, что у него местная интеллигенция «на привязи»: все ходят к нему за книгами. Даже председатель укома и уполномоченный губчека посещают его библиотеку — одну из богатейших в России (конечно, из частных коллекций). Нет, не поэтому главным образом, а потому, что влюбленному было как-то неловко будить Груню. Все равно в темноте портрет не напишешь.
За деревянным мостиком он свернул налево и остановился возле дома с большой стеклянной верандой. Здесь он прикорнет до утра. Однако дождь усилился. Мокнуть не хотелось. Ему показалось, что в одном окне за шторой мерцает огонек.
Ерш открыл калитку, обошел круглую клумбу и, встав на скамейку, заглянул в окно, рассеченное слабой световой полоской. Вдруг полоска мигнула. Ясно, что за окном, в комнате, кто-то не спит.
Он осторожно постучал по стеклу.
А через минуту худощавый мужчина, с черной узенькой бородкой и в золотом пенсне, провел матроса в длинную комнату, заставленную книжными стеллажами. Хозяин в сером халате усадил Ерша в вольтеровское кресло и почтительно представился:
— Абрам Карлович Вейц. Чем могу быть полезен?
Анархист обрадовался, что регент привык ко всяким посетителям и не страдал излишним любопытством. Матрос кивнул на закрытую дверь:
— У вас Груня Орлова?
— Вам по срочному делу?
— Не то что срочно, — смутился Ерш и с трудом подобрал слова: — Я свободный художник. Увидел оригинальное лицо. Решил написать ее портрет…
— Похвально! — отозвался Абрам Карлович и неожиданно признался: — Сам бог послал вас ко мне…
Вейц давно собирался запечатлеть в Старой Руссе места, которые связаны с именем его любимого писателя Достоевского. Он, регент, даже сам пытался зарисовать дом Федора Михайловича, Малашку, домик Грушеньки…
Ерш вытянул шею. Регент пояснил, что речь идет о главной героине романа «Братья Карамазовы». Анархист слушал с интересом. Увлеченность регента передалась ему. Свободный художник охотно зарисует памятные места великого писателя.
— А как насчет… портрета Орловой?
— Мне помнится, сегодня Груне не надо идти на биржу труда. — Вейц посмотрел на бронзовые часы под стеклянным колпаком: — Приходите к восьми часам утра с палитрой…
Ерш не умел говорить благодарности, комплименты. Он потряс регента за плечи и против своего желания спросил:
— Не боитесь, ежели пожар… книги-то?!
— Как не бояться, мил-человек, без книг и дня не проживу…
Груня позировала, хмуро глядя в одну точку. Она не отвечала на вопросы художника. Георгий работал с увлечением и за три часа написал полотно. Натурщица взглянула на свой портрет и первый раз улыбнулась:
— Надо же!..
Художник покраснел и неожиданно утратил дар речи. Его выручили супруги Вейц. Они наперебой стали хвалить мастера кисти. Их поразило не только портретное сходство…
— С такой быстротой писал фрески Феофан Грек! — сказал Вейц.
Груня глазами благодарила художника. Она еще больше потеплела, когда племянник Солеварова предложил ей работу в магазине.
От регента они вышли вместе: Груня пошла к Солеваровой, а Ерш отнес портрет на хранение мадам Шур и предупредил ее:
— От вас я выехал три дня назад, и точка!..
В это самое время на Ильинской один за другим раздались выстрелы.
ГЛУБИННАЯ ДИВЕРСИЯСвершилось чудо! Икона Старорусской богоматери явилась перед Роговым и покарала безбожника!
— Слыхал, паря, ясновидящая еще вчера предрекла смерть чекисту! Вот те крест, не сойти с места!
Такие разговоры Ерш слышал на базаре, в чайной, возле пристани. Известие о смерти уполномоченного губчека его мало тронуло, а вот силой ясновидения местной гадалки он заинтересовался не на шутку.
Он зашел на дом к Пашке Соленому и приказным тоном сказал ему:
— Иди к гадалке, запиши меня на сегодня же, иначе спалю! — Ерш снял бушлат, сел на стол и крикнул вдогонку: — Без ее согласия не возвращайся!
Оставшись один, Анархист прислушался: над головой раздались шаги. Может быть, Груня? Его даже в жар бросило.
Матрос поднялся по скрипучей лестнице и осторожно постучал в дверь мезонина. На пороге появился Орлов, в красноармейской шинели, с белым фанерным чемоданом…
— Вадим, куда ты?
Жилец вернулся в комнату, закрыл дверь и пояснил:
— Нечисто тут. Не по нам с Груней. Ее пока пригрел регент с женой, а я день-другой поживу на складе…
— Вы что, браток, поссорились из-за меня?
— Было дело. — Вадим потер небритую щеку. — Гадалка нашептала Груне: «Берегись рыжего насильника».
Прозорливость гадалки изумила Георгия, он с трудом скрыл свое смущение. Вадим дружески сказал:
— Павел что-то затевает против вас. Спрашивал меня: «Как приняла Груня матроса и прочее?» Ради бога, не доверяйтесь этому типу. На складе мука исчезла именно после его посещения. Вороватый!..
Георгий одобрительно похлопал Вадима по плечам и проводил его до калитки.
Соленый вернулся вечером с тревожными вестями. Он встал перед большой иконой и степенно перекрестился:
— Отсохни язык, ежели скажу неправду. Плохи твои дела, матрос. — Его голос звучал без фальши. — Ищут тебя по городу. Все чекисты, мильтоны и уголовные агенты подняты на ноги. И у всех твой словесный портрет: одежа, рост и ряшка — тютелька в тютельку…
— После облавы, что ли? Взяли карты с голыми бабами? Велико преступление! Чего свистишь?
— Не лезь на рожон! — Пашка сжал кулак. — Схватят — объяснят: за что и как! Может, за грешки прошлые? Ась?
— Еще гадалка! — ощетинился Ерш и строго спросил: — Записал? На какой час?
— Ровно в полночь… — Соленый услужливо предложил: — Проводить тебя?
— Обойдусь без провожатых. Не впервой в Руссе…
Вдруг Анархист запнулся: вспомнил, как летом восемнадцатого года приезжал домой на побывку, как раз когда вспыхнуло кулацкое восстание. Мятеж возглавили богатей Голубев и его сын, эсер. Но Ерш тогда с ним не сблизился. Нет, тут что-то другое…
