Василий Дюбин - Анка
На «Медузе» торопко заработал мотор. Бот отвалил от борта «Буревестника» и пошел курсом на Бронзовую Косу, помигивая мачтовым огоньком. Судовой врач, стоя на юте, смотрел ему вслед.
К нему подошел Минько.
— Что, доктор, не смертельные у той рыбачки ранения?
— Выживет, — утвердительно ответил врач.
Минько молча отошел в сторону.
Утром «Буревестник» пришвартовался к Темрюкской пристани, чтобы запастись пресной водой. Минько явился к капитану и подал ему заявление о списании его на берег.
— Что же ты, гвардеец, струсил? — спросил капитан. — Моря испугался?
— Контузия не позволяет мне плавать… Муторно на воде.
— Причина уважительная, — сказал капитан, беря заявление. — Спишем.
XIXБыло два часа ночи. Ирина закрыла книгу, потушила свет и осталась сидеть у открытого окна, чтобы еще несколько минут подышать свежим ночным воздухом, напоенным сладким ароматом расцветшего в палисаднике табака и острыми запахами гвоздики и любистка.
Хутор спал. На улице ни звука, ни шороха. Белобрысая полная луна чем ниже опускалась по южному небосклону к горизонту, тем все больше наливалась янтарным золотистым соком. На темно-голубом небе слабо мерцали бледные звезды…
Ирина сидела неподвижно и тупо смотрела на луну и звезды. От горестных дум у нее тяжелела голова. Вот только что прочла книгу, а не помнит ни имени автора, ни содержания. Потому что все мысли были с ним… И теперь она думает только о нем… об Орлове…
Когда Ирина ехала на Косу, ей казалось, что, живя рядом с любимым человеком и дыша с ним одним воздухом, она обретет покой. Но ее постигло горькое разочарование… С каждым днем любовь Ирины к Орлову становилась сильнее. Девушка старалась встречаться с ним как можно реже. Но чем дольше Ирина не виделась с Орловым, тем больше тосковала. Она и сама не заметила, как подкралась к ней ревность, могущая толкнуть честную девушку на какой-нибудь безрассудный поступок.
«Нет, нет! — испугалась Ирина, сжимая руками голову. — Нельзя доходить до того, чтобы потом ненавидеть самоё себя. Я не имею права завидовать, это — нехорошо… А ревновать мужа к жене?.. Да это же нелепо!.. Это — нечестно… Скорей бы наступило время отъезда в город… Да, скорей бы в институт и там… забыть обо всем этом… А пока в постель и забыться сном…»
Ирина поднялась с табурета. Она хотела закрыть окно, но медленно опустила руки и прислушалась. Кто-то в такой поздний час шел по улице. Шаги были тяжелые и торопливые, гулко отзывавшиеся в пустынной тихой улице. Вот они все ближе и ближе и, наконец, затихли у штакетного заборчика палисадника. Ирина выглянула из окна и в лунном свете узнала медвежью фигуру Тюленева. Он держал кого-то на руках.
— Василий Васильевич?
— Я, Ирина Петровна. Вот хорошо, что вы не спите. Скорей открывайте медпункт.
— Что случилось? — в тревоге спросила Ирина.
— Несчастье, Петровна…
Но Ирина уже не слышала его. Она тут же бросилась к двери, выскочила на улицу и, узнав Анку, тихо ахнула…
Тюленев, следуя за Ириной, прошел через приемную во вторую комнату, осторожно положил Анку на койку. Ирина пощупала у Анки пульс, кивнула на дверь, и они вышли в приемную.
— Что случилось с ней? — спросила Ирина.
Тюленев поднял плечи, вздохнул.
— Она упала, что ли?
Тюленев развел руками.
— Ничего не могу сказать, Петровна.
— Да как же так?.. — изумилась Ирина.
— Когда я пришвартовался к «Буревестнику», судовой врач уже обработал раны и забинтовал их. Он тоже в полном неведении. Никто не знает, как произошла эта загадочная история…
— Кто же был с ней?
— Дарья. Но ее кумураевцы пригласили в буфет, и она ушла с ними. Анна Софроновна осталась на юте и смотрела кино.
— Может, она по неосторожности упала за борт и разбила себе голову о баркас?
— Нет. Врач установил, что ей нанесены удары каким-то металлическим предметом.
— Страшная загадка.
— И мы разгадаем ее только тогда, когда придет в память Анна Софроновна.
Ирина подумала и спросила вдруг:
— Яков Макарович знает об этом?
— Не знает. Я не хотел расстраивать их дочь и понес Анну Софроновну прямо к вам.
— Валюшка с Галинкой Дубовой в городе. Идите сейчас же к нему. Разбудите шофера, пускай подает машину сюда, к медпункту. Бегите. Дорога каждая минута.
Тюленев ушел. А вскоре прибежал Орлов, взволнованный и растерянный. Его заспанные глаза лихорадочно блестели, лицо было покрыто бледностью. И только он открыл рот, намереваясь спросить что-то, как Ирина приложила палец к губам и прошептала:
— Надо везти ее в больницу. Сию же минуту…
С улицы донесся рокот мотора. В приемную вбежал шофер. Ирина ввела его в другую комнату, где лежала Анка, показала на свободную кровать:
— Возьмите постель, матрац и отнесите в кузов.
Когда шофер вышел, Орлов приблизился к койке и впился глазами в потемневшее лицо Анки… Вошел шофер. Ирина сказала Орлову, приглушив голос до шепота:
— Возьмите ее на руки… Только бережно… Бережно… А вы, товарищ шофер, забирайте и эту постель с матрацем… Идемте.
Из двух постелей устроили в кузове одну и положили на нее Анку. Шофер плавно сдвинул с места машину и тихим ходом вывел ее из хутора. Грунтовая дорога была ровная, мягкая, машину не трясло, и шофер прибавил скорость. Орлов и Ирина сидели на доске, положенной поперек кузова, а у их ног лежала без сознания Анка, обложенная подушками. На белых марлевых бинтах чернели два пятна проступавшей через повязку крови. Ехали молча. За всю дорогу ни Орлов, ни Ирина не обмолвились ни словом, подавленные случившимся. Да и о чем было говорить? То, что знала Ирина об этом загадочном и горестном случае, было известно и Орлову от того же Тюленева. Когда въезжали в Белужье, Орлов спросил Ирину:
— Как вы думаете, выживет она? Ранения у нее не очень опасны для жизни?
— Раны я не осматривала. Но… будем надеяться на благополучный исход.
Светало, когда Анку внесли на носилках в больницу. Дежурный врач телефонным звонком поднял с постели главного хирурга. Тот явился незамедлительно. Он выслушал Ирину и Орлова, приказал разбинтовать Анку, тщательно осмотрел раны. Потом пощупал у больной пульс, не отрывая глаз от часов, и так вздохнул, что Орлов весь похолодел.
— Мда… — пожевал губами главный хирург. — Положение весьма и весьма серьезное. Она потеряла очень много крови. Это грозит нежелательными последствиями.
— Доктор… — обратилась к нему Ирина. — Я донор…
— Знаю. Слыхал о вас.
— У меня и у нее одна группа. Возьмите для нее столько моей крови, сколько потребуется, чтобы только спасти ее…
— Хорошо. Мы сейчас же приступим к переливанию.
Орлов крепко пожал Ирине руку, и слезы против воли брызнули из его глаз.
— Не надо… Не надо… — шепнула ему Ирина. — Все будет хорошо.
Утром следующего дня Анка открыла глаза. Она долго водила перед собой мутным взглядом, всматриваясь в неясные очертания каких-то предметов. А этими «предметами» были… Ирина, Орлов и секретарь райкома Жуков. Но вот она прищурилась, и по ее иссиня-желтому лицу скользнула едва заметная улыбка.
— Яша?.. — слабым голосом проговорила она.
— Это я, Анюша, я, — нагнулся к ней Орлов. — Скажи, родная, кто поднял руку на тебя?
— Он… Он… с бородой… Я узнала его…
— Кто?
— Павел… Задержите его… Там… на «Буревестнике»…
— Ты не ошиблась, Анюша?
— Он… с бородой… Задержите… Убежит… — Она болезненно поморщилась. — Ах!.. Как болит… голова… рассыпается… И спа-а-ть… хочется… Спать…
Анка зевнула, закрыла глаза и снова впала в беспамятство.
Жуков взглянул на Орлова и сказал:
— Значит, правду говорила Таня Зотова, что видела этого гада в Германии, когда ее освободили из концлагеря. Он был в танкистской форме и… с бородой. Надо полагать, что он действительно жив и скрывается под чужим именем. Идемте, Яков Макарович, я сообщу прокурору.
— Идите, идите, — замахала рукой Ирина, — а я подежурю у ее постели.
Здоровье Анки быстро шло на поправку. Кровь Ирины действительно была чудодейственной, животворной. Через две недели лечащий врач разрешил Анке выходить на полчаса в больничный парк на прогулку. Орлов часто приезжал в Белужье. Навещали больную и Жуков и его жена Глафира Спиридоновна.
В первый день прогулки Глафира Спиридоновна, ведя Анку под руку по аллее парка, сказала:
— Удивительные, Аня, истории бывают в нашей жизни.
— Именно?
— Видимо, сама судьба послала вам эту чудесную девушку Ирину. Своей кровью она спасла жизнь Якову Макаровичу, а теперь тебя, почти умиравшую, вернула к жизни.
— Она святая, — задумчиво произнесла Анка. — Святая не в том смысле, как понимают религиозные люди…
