Лев Черепанов - Горбатые мили
Командир-пограничник, подтянутый, уверенный в себе старший лейтенант, как будто приготовился одарить всех, объявил: «Перекличка». Взял со стола из общей стопки паспортов самый верхний, выкликнул Селиверстова.
— Есть! — по-старому, как на военном флоте, откликнулся Игнатич. Точно так же бойко в разграфленном листе напротив его фамилии четвертый штурман поставил «птичку». Кто следующий?
Старший помощник Плюхин тоже не блеснул, ответил подобно безнадежно сухопутному:
— Здесь.
— Как в пехоте… — печально причмокнул пораженный боцман.
После того как отозвался последний, а им оказался Кузьма Никодимыч, старший сержант в сопровождении разбитного тралмейстера отправился з а ч и с т и т ь помещение на главной палубе, внизу, где лежали неспиртоемкие, на приморском жаргоне — малолитражки, кочегар и два электрика.
Прошло с четверть часа. Перед притомленными пограничниками, взмокшими от пота, с темными плечами, легли раскрытые паспорта с превеликими усилиями опознанных и оставленных с тяжелыми, почти непрерванными снами.
— Подобьем бабки. Практиканты у нас?.. — перелистал страницы офицер. Повел пальцем по колонке. — Электромеханики… В количестве. А списанных?.. — Начал считать: один, два…
Зубакин взъерепенился, полез за шариковой ручкой во внутренний карман, не нашарил ее — выхватил вечное перо у Лето. Оно не поддалось сразу. Только потом, после четвертой попытки, обнажил его и влепил перед своей фамилией в круглых скобках утверждающую жирную загогулину:
— Как будто не знаете! Четверо!
Назар съежился. Знал бы он, что списание не единоличный акт, без согласия первого помощника невозможно!
— Теперь еще приложит руку первый помощник, и конец, — сказал кто-то из рядовых.
— Вы о чем?.. — разозлился Зубакин. Уже ненужное ему вечное перо он сжал, как навсегда, на всю жизнь необходимый ему жезл. — Совсем не обязательно. Нет.
На Назара уставился возмущенный Серега: «И ты все сносишь? Тебе не хочется постоять за себя? Возмутительно!»
Игнатич подался вперед, к Назару. «Теперь твоя очередь. Выдай то, что причитается Зубакину». Явно подначивал.
А главный среди пограничников, не склонный на чем-либо настаивать, а в то же время честно следующий требованиям службы, заступился за своего подчиненного:
— Это не придумки. Существует соответствующее наставление. Где же ваш первый помощник все-таки? Куда запропал? Мы на ужин опоздаем.
Перепуганный Кузьма Никодимыч пододвинулся к Венке:
— Стоит Назару Глебовичу только качнуться, и они поймут, кто он.
Гневный Бич-Раз поддал им:
— Ш-шш! — сам навострил уши: «Что врубит капитан? Что?»
Корму «Тафуина» относило к мысу Астафьева. С другой стороны, от скрытой во мгле бухты Врангеля, к левому борту, катили новые валы. Назар, уступая качке, больше продольной, чем бортовой, поворачивался левым боком к экипажу, правым — к Зубакину.
Нонна во все глаза следила только за Назаром, потому пропустила, когда Зубакин, как бы уступив силе обстоятельств, отшвырнул вечное перо.
Назара качнуло к Зубакину, словно вымотанного уже, обмякшего, пребывающего в кошмарном полузабытьи. «Если распишусь… — шевельнулось в его рассудке, — то выйдет, что соглашусь с капитаном. Нет, я погожу. Еще не то время. Не подоспело. Моя роспись?.. Вроде одобрю. Так получится. А упрусь — сразу же поднимется переполох, дойдет до управления, понаедут к нам со всех служб, нечего гадать, нагорит строптивцу Зубакину: «Почему позволяешь себе не считаться с первым помощником? На что это похоже? Смотри!» Мне тоже, конечно, достанется: «Где был? Почему допустил? За что, собственно, хлеб ешь?» В итоге что же, быстрей уйдем в океан?»
Тоненько, боязливо скрипнул притвор носовой двери, и мимо странно утихшего Плюхина легкой бесшумной тенью проскользнула судовой врач Ксения Васильевна.
— Где первый помощник-то? — на миг задержалась возле боцмана, рассчитывая на его дружеское соучастие.
— Где?.. — тормошила всех, не переставая разыскивать на ходу все его же, первого помощника. — В чем?..
Находясь все там же, Назар принуждал себя стоять по-мужичьи прочно. Не глядел никуда — опустил голову. А затем вроде обдуманно, с определенным смыслом — глядите, с кем я, — сделал окончательный выбор! — качнулся от Зубакина к экипажу.
Более всего он переживал за осложнения после справедливого возмездия не за себя. «Если исполню волю Зубакина, то что же? Нанесу непоправимый ущерб своему положению в экипаже, я стану уже никто и, как следствие, сорву всю политическую работу. Теперь подсчитай-ка, от чего ущерб государству окажется наитяжелейшим — от пяти-, пусть десятичасовой задержки на внешнем рейде или от безотлагательного полугодового рейса?»
Ксения Васильевна близоруко прищурилась, стала всматриваться в тех, кто толпился впереди, справа от рулевого с бородой викинга: «Что-то взяло людей. Как в лапах держит того, высокого, со смешной стрижкой и раскосого. Постному, с иконным ликом хуже всех. Нет, пожалуй, широкоплечему со шрамом через всю щеку».
Ее поразило, что стольких видела впервые.
«Где-то Игнатич, добрая душа. Только что копошился вблизи от меня тот, из палатки с разухабистым предупреждением: «Осторожно, здесь холостяки». А кому вздумалось положить себе за ухо притушенный окурок? Обработчику? Мастеру?»
Среди рослых, подобранных один к одному добытчиков, как между обкатанных валунов-волноломов спасительного прибрежья, затерялась камбузная группа, За ними, ни с чем не считаясь, злорадствовала отталкивающе бледная Нонна — вытягивалась во весь рост, чтоб ничего не упустить в поединке капитана с Назаром и дергала Ершилова, чего-то от него добиваясь.
Ксения Васильевна поднапряглась, стараясь припомнить всех, от кого избавлялся Зубакин.
«Кто такой? — Приняла близко к сердцу худого парня в немыслимом, неизвестно где подцепленном одеянии. — Кем он записан, я не знаю. Соседа его — тоже, с босым черепом…»
Назар перенес тяжесть своего тела на носок левой ноги, уперся в палубу, и тем не менее его потащило к экипажу. «Как же у меня в одно время сложно и просто!»
На него шло одно видение, тотчас возникало новое… Снова предстал во всех подробностях плашкоут под бортом «Тафуина» — продолжался прием всего того, что не успело вовремя попасть в трюмы у пирса. В белом кругу уперлись лоб в лоб он, первый помощник, и Зубакин. А к чему это привело?
Точно так же оказался воссозданным перекур в каюте первого помощника после чая в кают-компании с рассчитанно-беспечным Зельцеровым и медленно соображающим, незлобивым Ершиловым.
«Обращусь-ка к членам партбюро. Им же поручал я. С чем, с чем, так сказать, пришел невод? Пусть скажут».
В ответ на вопрошающий взгляд Назара Ершилов потупился и пожевал губами, что означало: «Ничего мне не удалось добиться. Списание Малютина не отвратить».
— А вы растолкуйте ему сейчас! — распекающе сказал Назар.
Вроде бы внял Ершилов — сурово наморщил лоб. Нет? Он такой во всяком затруднительном для него положении?
Тогда Назар еще не осознал до конца собственную обреченность. Поманил Зельцерова, рассчитывая на него: перетолковал с Зубакиным, выручит. Уже просиял… Помощника по производству, видите ли, обложили со всех сторон проверяющие, только поэтому не сбегал к Зубакину — нечего его осуждать.
В бешенстве Назар забыл балансировать на ногах и чуть не упал.
«Что же это? — оцепенела Ксения Васильевна. — Из-за чего?»
«Не задеть бы кого! — поостерегся Назар и заметил, что все, кто толкался возле него, отдалились. — Совершенно верно, я тут один. Совсем, совсем один. Чужой».
Уходило дорогое время. Как больной, Назар повалился на Зубакина и спросил, ненавидя себя:
— Может, не надо мне расписываться? Ни к чему?
Серега по-своему истолковал маневр первого помощника: «Куда клонит, а?..»
— Как же это? — изумленно развернул плечи офицер. — Прошу! — подал шариковую ручку.
— Расписывайтесь, — как бы явил милость капитан. — Мне-то что?
— Если вы мне приказали!.. — вслух, для экипажа, рассудил Назар, поняв, как мог поддержать свой престиж. — Если требуется… — Взял ручку. — Где тут?
Все в битком набитой столовой, весь народ как по команде подался к первому помощнику.
Никто не полагал, что Назар поступит так — придаст капитанскому приказу законную силу: ни Нонна (она знала, какой он, больше всех), ни Венка. Ксения Васильевна, убежденная, что плетью обуха не перешибить, и та, вникнув во все, заколебалась: «Впрочем, чем черт не шутит?» А пройдоха и плут Зельцеров, прячась за задним рядом, сгибался в поясе и хихикал.
— Прямо по курсу подводный камень.
Кто-то сказал осторожно, что — да, верно. Зубакин чуть было не потребовал замолчать. Подозвал к себе Плюхина. Потом сразу двумя руками враз открутил у иллюминатора «барашки», поднял стекло в увесистой стальной оправе, и снаружи пахнуло звездной прохладой.
