Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 5
— Привезти Андрюшку можно, — согласилась Валентина. — Если Андрей Саввич сам пожелал, то мы с Ваней не против. Но поймите, мама, лечить, как вы сказали, радостью — это предрассудки. Не поможет Андрюшка своему деду, просто не сможет помочь.
— Обязательно сможет! — уверенно заявила мать. — И еще как! Привезите его сегодня, и пусть он у нас живет. Да и вам пора перебираться в отцовский дом.
— Последняя электрокардиограмма, к сожалению, не показала улучшения, — говорила Валентина, стараясь убедить свекровь в своей правоте. — Достать бы лекарство — индерал. Этот новейший препарат имеется только в крайаптекоуправлении. Мой знакомый врач поехал в Степновск, я просила его раздобыть это лекарство в крае.
— Самое наилучшее лекарство — Андрюшка, — стояла на своем мать. — Ваня, иди к Петру, возьми у него машину, и сейчас же поезжайте в Предгорную.
— Поедем на мотоцикле, — сказал Иван, обращаясь к Валентине. — Как, Валя? Обернемся в один миг.
— Что ты, сынок, на твоем бегунке никак нельзя, — за Валентину ответила мать, — можно простудить мальчонку. Поедете на Петровой машине.
— Не даст Петро «Жигули», — сказал Иван. — Я знаю, как он оберегает свою машину.
— Как это так — не даст? Даст! — заверила мать. — Пойдем, Ваня, вместе. Если тебе Петро не даст «Жигули», то матери отказать не посмеет. Да и вообще Петя — парень сознательный, он поймет, какое это важное дело.
Не в пример Ивану и Валентине, Петро и его Марфенька, женщина круглолицая, дородная, поддержали мать.
— Верно, мать, только радостью, и ничем другим, следует лечить отца, — смело заявил Петро. — Я уверен, когда он сильно обрадуется, то непременно преодолеет недуг. И если наш племянник, которого мы еще и в глаза не видали, сделает свое доброе дело, его надобно доставить к деду незамедлительно. Нужна машина? Пожалуйста! Иван, бери «Жигули», и езжайте с Валей. Только смотри не попадайся на глаза сотрудникам ГАИ.
— А что такого?
— Едешь-то без доверенности… могут подумать, что угнал чужую машину.
— А моя фамилия?
— Это не оправдание.
— Не бойся, Петро, никто меня не тронет. Часа через два вернемся.
— Меня не будет дома, еду в поле. Так ты вот что, когда вернешься, помой машину и чистенькую поставь в гараж. Сделай все по-хозяйски.
— Ладно, сделаю.
Иван и Валентина уселись в «Жигули» и, оставив Холмогорскую, чуть прикрытую осенней дымкой, направились в Предгорную по давно им знакомой гравийной дороге. От отца и матери Валентины они утаили правду, сказали, что давно хотели забрать Андрея, да все как-то не было времени. Ольга Павловна всплакнула, привыкла к внуку, жалко было с ним расставаться. Со слезами на глазах она в последний раз умыла его, накормила, одела в дорогу.
— Не открывайте окна в машине, — плача, наказывала она, — ребенка можно простудить.
Валентина собрала вещи сына, Иван погрузил в машину детскую кроватку, и они, попрощавшись с родителями, уехали. И минут через тридцать разгоряченные «Жигули» подкатили к дому Андронова. Иван отнес я комнату кроватку, вещи и уехал мыть машину и ставить ее в гараж.
Валентина внесла Андрюшку в переднюю, и тут Фекла Лукинична забеспокоилась не на шутку. Наступил самый ответственный момент: кому — матери или бабушке — внести Андрюшку в комнату, где лежал, ничего не подозревая, больной дед Андрей? Женщины говорили шепотом, как заговорщицы. Шустрый карапуз с рук матери живо перебрался к незнакомой ему бабушке. Фекла Лукинична держала на руках не в меру проворного внука, волновалась, и не столько потому, что надежное «лекарство» — вот оно, уже у нее в руках, сколько потому, что этот большеглазый, непоседливый и так удивительно похожий на Ивана малец должен, по ее убеждению, помочь своему деду избавиться от хворобы. И тут важнее всего, как полагала Фекла Лукинична, встреча деда с внуком. Ее, эту встречу, следовало как-то подготовить, организовать. А как? Фекла Лукинична не знала. Беспокоясь об этом, она сказала:
— Валя, именно ты, и не как врач, а как мать, должна войти с сыном к больному. Что тут важнее всего? — начала она поучать смутившуюся и покрасневшую невестку, передав ей Андрюшку. — Как ты должна все это проделать? Спокойно входишь в комнату, на руках у тебя сын. Андрей Саввич лежит себе и никого не ждет, а тут вдруг перед ним и не кто-нибудь, а сам Андрюшка! Если Саввич спит, не буди, а постой возле кровати, подожди. Я уверена, он сам, своим сердцем учует, кто к нему припожаловал, и проснется. И вот тут, когда Андрей Саввич откроет глаза и увидит Андрюшку, ты скажи: «Здравствуй, дедусь, это я, твой внук Андрей! Пришел проведать!»
— Не смогу я, мама, — еще больше смутившись, сказала Валентина.
— Сможешь. А что тут такого? — шепотом говорила Фекла Лукинична. — И хорошо бы сказать детским голоском. После того, как Андрюшка поздоровается, поставь его на кровать, и нехай он ножками, ножками потопает. Он шустрый, умеет. Ты только поддерживай, а он нехай сам шагает… Это так важно! Ну что, сможешь?
— Не смогу, — повторила Валентина, еще больше покраснев. — Не получится у меня.
— Ладно, я сама, — сказала она. — Андрюша, иди ко мне, соколик ты мой! Мы с тобой все сумеем. Иди, иди, мой ласковый. — Взяла внука и с любовью посмотрела на Валентину. — Ну скажи: «Андрюша, в добрый час!»
— Я пойду с вами.
Валентина поцеловала сына в щеку, тихонько приоткрыла дверь, пропуская вперед свекровь с Андрюшкой.
Андрей Саввич лежал на спине с закрытыми глазами, и нельзя было понять, или спал, или о чем-то думал. Потом он, наверное, и в самом деле сердцем почуял, что кто-то стоит возле кровати, и открыл глаза. Грустным взглядом смотрел на жену с ребенком на руках, нисколько не удивляясь и не радуясь.
— Здравствуй, дедусь! Это я, твой внук Андрей. Пришел проведать! — нарочито тоненьким, почти детским голоском сказала Фекла Лукинична и снова не увидела на худом бородатом лице мужа никаких перемен: как было оно мрачным, суровым, таким и осталось. — Саввич, да ты что, слепой, ничего не видишь? Это же с тобой поздоровался Андрюшка! Погляди, какой геройский парнишка. А ну, Андрей Иванович, шагай к деду. Становись-ка ему на пузо да подай голос, засмейся, чтоб и дед повеселел.
Бабушка заботливо поддерживала Андрюшку под руки, и он, словно бы и в самом деле что-то соображая, старательно засучил ножками у деда на животе и весело запищал. И вот тут впервые за многие дни от улыбки шевельнулась клочковатая, во многих местах побитая сединами борода Андрея Саввича.
— Неужто это он? — спросил он, глядя на внука. — Плясун. — Увидел стоявшую в сторонке Валентину. — Валюша, так это и есть мой внук?
— Сын Ивана, а ваш внук, — поспешила ответить Валентина. — А вам не верится?
— Чего не верится? — вмешалась в разговор Фекла Лукинична. — Да приглядись к нему — настоящий Андронов, нашей породы.
— Верно, геройский мальчуган, — согласился Андрей Саввич. — Непоседа, а как ножками выбивает. Только как он тут оказался?
— Очень просто. — Фекла Лукинична посмотрела на повеселевшего мужа. — Узнал, что его дедушка хворает, вот и заявился. Теперь он у нас будет жить. Иван с Валей тоже порешили вернуться.
— Давно пора. Нечего скитаться по чужим квартирам.
— Встань, Саввич, и подержи внука на руках, — просила Фекла Лукинична, снова видя хмурое, как ненастный денек, лицо мужа. — Ить он тянется к тебе, ручонки подает и гопака на тебе отплясывает. Видать, будет танцором. И на Ивана сильно скидывается — копия! Иван, помнишь, тоже был прыгун порядочный.
Локтем опираясь о подушку, Андрей Саввич поднялся, ему и самому захотелось подержать на руках этого развеселого хлопчика. В трикотажных подштанниках и в такой же нательной рубашке, он сидел на кровати, свесив костлявые ноги. Фекла Лукинична поставила ему на колени внука, и Андрей Саввич сразу же почувствовал особый, свежий детский запах, ощутил то необычное детское тепло, которое ощущал давно когда еще был молодым отцом. Он осторожно взял Андрюшку широченными и твердыми, как железо, ладонями. Или потому, что ребенок испугался прикосновения таких жестких мужских рук, или потому, что вблизи увидел косматое лицо, только Андрюшка вдруг заплакал, и побледневшая, перепуганная Валентина схватила сына и унесла его в соседнюю комнату.
— Вот видишь, мать, не признал меня внук, — грустно сказал Андрей Саввич, продолжая сидеть на кровати. — Что-то во мне пришлось ему не по душе.
— Борода твоя страхолюдная испужала ребенка, — сказала Фекла Лукинична. — Тебя такого, косматого, и взрослый перепугается, а тем паче дите. Говорила: подрежь бороду, приведи ее в порядок — не пожелал. Завтра попрошу Жана, пусть придет и подмолодит тебя как следует.
— Ежели Жан сможет прийти, пусть приходит, — покорно согласился Андрей Саввич. — Только, думаю, борода моя тут ни при чем. Чужой я для тезки, он еще не привык ко мне, вот в чем причина. Ну, ничего, поживет у нас и привыкнет. Накажи невестке, чтоб она чаще приносила ко мне внука. — Он долго молчал. — А где наш Никита? Почему не бывает дома?
