Одна маленькая ошибка - Смит Дэнди

Я беру его за руку и позволяю увести себя в лес.

Пока мы шагаем вперед по хрустящему снегу, я думаю, что, если бы Джек вознамерился меня убить, подвал «Глицинии» сгодился бы куда лучше: там точно не будет случайных свидетелей, никто ничего не увидит и не услышит, а труп можно выкинуть в море, и дело с концом. Джек не настолько глуп, чтобы убивать меня на открытом месте. К тому же я была умницей, настоящей паинькой. И не давала ни малейшего повода меня убивать. Конечно, если Джек не научился читать мои мысли. Так или иначе, я ни на секунду не забываю о шрамах на шее. О том, на что он способен.

– Боишься? – спрашивает Джек на ходу.

– Нет, – вру я.

Он недоверчиво поднимает бровь.

– Я не большой любитель оружия, – сознаюсь я.

– И как ты это выяснила? Ты хоть раз видела оружие вблизи?

«Только тот пистолет рядом с трупом твоего папаши», – думаю я про себя, а вслух отвечаю:

– Нет.

– О чем и речь.

– А где ты взял винтовку?

– От Джеффри осталась.

– Насколько я помню, его коллекция оружия оказалась нелегальной. Вроде бы полицейские конфисковали весь арсенал, разве нет?

– Эту винтовку они не нашли.

Мы идем по едва заметной тропинке все глубже в лес, дальше от цивилизации. Если бы нас сейчас кто‐нибудь увидел – Джека в бежевом свитере и темно-синем шерстяном пальто, меня в темно-зеленом дафлкоте и сапогах по колено, – нас приняли бы за влюбленную парочку, отправившуюся погулять погожим зимним деньком.

– Кстати, Джеффри возил меня на охоту.

– Когда?

– Когда мы вдвоем ездили в «Глицинию».

– Но ведь он же вроде как держал тебя в подвале и выводил только для того, чтобы попозировать для фотографий?

Джек пожимает плечами.

– Пару раз было, что мы выезжали то туда, то сюда. Охота мне очень нравилась, а ему нравилось хвастаться передо мной навыками стрельбы.

Так сколько же в рассказах Джека лжи, а сколько – правды? Джеффри и правда запирал его в подвале или это очередная извращенная сказочка, чтобы надавить на жалость? Джек все‐таки архитектор и вполне мог обустроить тайную комнату персонально для меня.

Мы шагаем по заснеженной земле, и я стараюсь дышать глубоко и ровно, подавляя желание сбежать. А потом мы останавливаемся неподалеку от поляны. Джек пригибается и жестом велит мне последовать его примеру.

– Вон там, – шепчет он.

Я смотрю в указанном направлении: в тридцати или сорока метрах впереди пасется самка оленя, не подозревающая о нашем присутствии.

– Какая милая, – откликаюсь я, хотя у меня внутри все сжимается.

– Я хочу, чтобы ты ее пристрелила.

– Я? – Глаза у меня округляются.

– Ага. Ты должна понять, что это такое – отобрать чужую жизнь. Невероятный опыт. И я хочу разделить его с тобой.

Он так непринужденно напоминает об убийстве Ноа, что меня аж в жар бросает от злости, несмотря на мороз. Я опускаю взгляд, стряхивая с пальто невидимые снежинки, чтобы Джек не заметил отвращение у меня на лице. В миллионный раз я жалею, что согласилась тогда на его предложение спрятаться в «Глицинии». И тут же напоминаю себе: не прими я тогда его план, Джек привез бы меня в коттедж силой. Он только делал вид, будто дает мне выбор. На самом деле никакого выбора у меня не было. И теперь нет.

– Держи. – Джек вытаскивает из рюкзака бинокль и передает мне. – Посмотри на нее. Изучи как следует.

Я подношу бинокль к глазам, рассматривая в приближении ржаво-рыжую шкуру оленихи, белые пятнышки на боках и спине, длинные ресницы, обрамляющие огромные темные глаза. Она пасется, взрыхляя носом снег в поисках островков травы.

– Такая красивая… – Я опускаю бинокль.

– Красота – не повод не убивать, – отвечает Джек, сверля меня внимательным взглядом. А потом, забрав у меня бинокль, рассматривает олениху сам. Он стоит неподвижно, настороженный и напряженный, полностью сосредоточенный на своей будущей добыче.

Я тоже не двигаюсь, хотя ноги уже вовсю ноют от неудобной позы, а сама при этом поглядываю по сторонам, прикидывая, в какую сторону лучше бежать, если вдруг выпадет возможность. Можно бы, наверное, закричать во все горло, но если никто так и не услышит этих воплей, Джек просто оттащит меня обратно в машину и уже больше никогда не выпустит из коттеджа.

– Ты нервничаешь, – замечает он.

– Не хочу никого убивать.

– Охота у каждого в крови. А те, кто утверждает обратное, попросту врут. Это первобытный инстинкт, здесь ничего не попишешь. Ты же ешь мясо.

– Это все‐таки другое.

– То же самое, – качает головой Джек. – Любое мясо – это убитое животное. И если ты хочешь насладиться вкусом мяса в полной мере, стоит сначала научиться получать удовольствие от убийства.

– То есть мы здесь не просто ради развлечения? Ты собираешься съесть эту олениху?

– А почему бы не совместить приятное с полезным?

Я судорожно сглатываю. Джек сует мне винтовку, та кажется тяжелой и чужеродной. Никогда раньше не держала в руках оружия.

– Вот сейчас ты ее и пристрелишь.

– Я не умею стрелять.

– Все очень просто. – Джек пододвигается ближе и, прежде чем я успеваю возразить, пристраивает приклад мне на плечо и показывает, как правильно целиться. Я смотрю на олениху сквозь прицел.

– Сначала встань правильно. – Он кладет мне руки на бедра, и сердце екает. Не желаю ощущать его прикосновения. Мне снова вспоминается склон холма, где эти руки до боли сжимали мои, не давая подняться с земли, и где мои слезы смешивались с дождем, пока я умоляла Джека остановиться.

– Давай, ты сможешь, – шепчет он и слегка нажимает мне на бедра, заставляя сменить позу. А потом обхватывает меня за ребра, крепко прижимая к себе. – Значит, стреляешь два раза. Первый раз – ранила, второй – добила. Ведущая сторона у нее правая, значит, когда она бросится бежать, поворачивайся вправо и добивай, пока она не унеслась далеко. – Дыхание вырывается изо рта Джека облачком. – Просто нажимай на спусковой крючок.

Это игра «кто кого перехитрит». Я делаю вид, что доверяю Джеку; он делает вид, что доверяет мне. А сам испытывает меня: как далеко я готова зайти, чтобы угодить ему, убедить, будто он меня завоевал, будто я все простила и забыла и теперь мы радостно можем взяться за ручки и уйти в закат, и жить долго и счастливо.

А могла бы я направить ружье на него? Эта мрачная мысль неожиданно захватывает меня целиком. Хватит ли мне скорости реакции?

– Стреляй, – шепчет он.

Его ладонь скользит мне по затылку, отводит волосы вбок, обнажая шею. Я чувствую его эрекцию. Ситуация заводит Джека. Он псих. Настоящий псих.

– Нет! – вскрикиваю я так громко, что вспугнутая олениха бросается в чащу.

Я разворачиваюсь, вскидываю винтовку и упираю прямо Джеку в сердце. В голове – ни единой мысли.

Губы у Джека растягиваются в некое подобие улыбки, но в глазах я вижу изумление. И страх.

Он не подозревал, что я на такое способна.

Не подозревал, что я зайду так далеко.

Зажмурившись, я нажимаю на спусковой крючок.

Глава сорок пятая

Сто пятьдесят четвертый день после исчезновения

Адалин Арчер

Руби наконец‐то родила. Я не виделась с ней с тех пор, как заезжала в больницу пару недель назад, но этим утром она позвонила мне и пригласила в гости.

Сама Руби аккуратно пристроилась на диване с малышкой Клаудией на руках. Одному богу известно, сколько у кузины теперь швов в промежности. Чай я сделала сама: ждать от молодой матери соблюдения правил гостеприимства попросту грех. И даже на кухне я продолжала ощущать особый запах новорожденного младенца, навевающий ощущение спокойствия, безмятежности и свежести.

Я вернулась с двумя кружками горячего чая.

– Благослови тебя Господь, – поблагодарила Руби, забирая одну из них, – и за цветы тоже спасибо. Очень красивые.

Цветы нравятся каждому. Джорджу я тоже послала небольшой букет в благодарность за то, что он отвлек Джека и помог мне сбежать. Но мне кажется, что куда больше старичок обрадовался коробке бискотти, которые я завезла ему, после того как он упомянул, что ты ему частенько «дарила» по штучке-другой, когда еще работала в «Кружке». Я не стала объяснять этому милому дедуле, по какой именно причине Джека срочно понадобилось отвлечь, а сам Джордж оказался достаточно вежлив, чтобы не навязываться с расспросами.