Одна маленькая ошибка - Смит Дэнди

– Ага, – вздохнул тот. – Без проблем.

Когда Джек вышел следом за стариком на улицу, мы с Кристофером бросились вниз по лестнице, через гостиную, к задней двери и бегом понеслись через газон. Свернув за подсобный сарай, мы присели на корточки. Дыхание вырывалось у нас изо рта белесыми облачками.

– Кто это был?

– Приятель Элоди. Он дал мне свой телефон в тот вечер, когда мы запускали фонарики, и предложил звонить ему, если что‐нибудь понадобится.

– Мы чуть не попались! – Глаза Кристофера яростно сверкнули.

– Но не попались же. – Я взяла его за руку, и, к моей вящей радости, он ее не отдернул. – Слушай, теперь ты веришь, что Джек – психованный социопат?

– А я и не говорил, что не верю тебе. Но я не могу арестовать его за то, что он называет женщину чужим именем во время соития. Особенно если учесть, что я это выяснил, незаконно вломившись в его дом.

У меня затряслись ноги, и я опустилась на колени, прямо на влажную траву. Джинсы тут же отсырели.

– Я непременно докажу, что Джек с Дэвидом знакомы. Фото он снял, но ведь должны быть другие способы. Ты можешь запросить у клуба по регби список работников?

– Ада…

– Пожалуйста. Если я права, то Дэвид Тейлор – лишь орудие в руках Джека. Дэвида отправят в тюрьму, а самому Джеку все сойдет с рук.

Кристофер внимательно посмотрел мне в лицо и, видимо, увидел нечто такое, что заставило его смягчиться.

– Хорошо, я попробую.

Глава сорок третья

Сто пятидесятый день после исчезновения

Элоди Фрей

– Ей двадцать шесть, она живет на прогулочном катере, делает гранолу по собственному рецепту и носит такие мешковатые штаны, как у погонщиков слонов… – Джек щелкает пальцами, подбирая нужное слово.

– Шаровары? – подсказываю я.

– Да! Шаровары! Она их просто обожает и носит не снимая.

– Вместе с такими плетеными сандалиями?

– Точно! А еще она не сторонница моногамии и у нее на бедре характерная татуировка «рука Фатимы» [11].

– Вот «руку Фатимы» он вспомнил, а шаровары не вспомнил… – подначиваю я. – Интересный такой.

– А ты просто время тянешь, – насмешливо скалится он.

– Хм-м-м, ну ладно. Я бы предположила, что ее зовут… Скай.

– Бинго. Я еще рассматривал варианты Ривер и Рэйн [12]. Ну и Ясмин подошла бы, пожалуй. Я сегодня добрый. – Джек пододвигает ко мне блюдо со сладкими рождественскими пирожками через кухонный стол. Я беру одну штучку. Январь уже, а мы все никак не доедим остатки рождественских угощений. – Твоя очередь.

Мне на колени запрыгивает Шельма и, повертевшись, плюхается вразвалку. Я чешу ей под подбородком, и она громко мурлычет. Поглаживание кошки помогает унять тревогу, пусть и не особенно.

– Ладно, – начинаю я. – Значит, ему чуть за пятьдесят, он носит дешевые рубашки в клеточку из гипермаркета, постоянно торчит в пабе – каждый вечер сидит там в углу. У него красное лицо, залысины, а еще он умудряется добавить расизма в любой, даже самый безобидный разговор.

– Совершенно в любой?

– Абсолютно. И его детей, которым лет по двадцать с чем‐то, этот талант невероятно бесит.

– Можно пример?

– А без примера никак?

– Мне просто хочется понять его логику.

Я закатываю глаза.

– Ну, допустим, ты говоришь: «Хорошая погодка сегодня», а он тебе в ответ: «Ага, то‐то все и повылезли наружу. Если закрыть глаза, кажется, будто ты в какой‐нибудь гребаной Индии».

– Вот говнюк, – усмехается Джек. – Ладненько, дай-ка подумать… Ставлю на Энди или Стива.

Я киваю.

– Дэйв тоже сгодился бы. Ой, слушай, я еще придумала…

– Делись.

– В общем, у нее нет телевизора и она старательно об этом всем докладывает. Живет в большом деревенском доме и ходит в книжный клуб, но перед очередным собранием непременно смотрит в интернете, что сам автор говорил о своей книге, поэтому ее комментарии всегда самые точные. У нее двое детей, мальчик и девочка, на частном обучении конечно же, и хобби у них соответствующие: верховая езда, пианино и теннис. Ей даже в голову не придет накормить детей чем‐то неорганическим или жареным, и она регулярно напоминает об этом всем своим подписчикам. Постоянно использует хештег «счастье каждый день», но… ей тоскливо с мужем, вечно пропадающим на работе. Впрочем, хоть она и знает, что он трахает секретаршу, они все равно не разводятся, поскольку ей очень не хочется терять все то, что у нее есть.

– Это какая‐то твоя знакомая, Фрей?

– Не-а, – улыбаюсь я. – Просто я действительно умею придумывать персонажей.

– И зовут ее Ада?

На мгновение моя улыбка гаснет, и пара капель той ненависти, которая бурлит у меня внутри, просачивается наружу, но я быстро беру себя в руки.

– Не угадал.

– Карен?

– Да нет же. Точно не Карен. Карен – это такая средних лет разведенка, которая в магазинах вечно кричит: «Я буду жаловаться управляющему!» [13]

– Ладно, ты выиграла, Фрей. – Джек смиренно вскидывает руки. – Как ее зовут?

– Или Пенелопа, или Фион [14]. Или, если уж сильно заморочиться, то Фелисити.

– Чего-чего? – шутливо возмущается в ответ Джек. – Фион! И как, черт возьми, я должен был угадать такое имя?

– По-моему, будет проще признать, что я выиграла.

Джек прищуривается, но без всякой угрозы.

– На этот раз.

После нескольких дней просмотра наших любимых рождественских фильмов Джек объявил, что пришла пора сделать перерыв от телевизора, а это означало, что мне предстоит потратить невероятное количество сил, чтобы поддерживать разговоры и убедительно изображать, будто я готова переносить его общество.

– Налить тебе горячего шоколада? – спрашивает Джек, вставая. – Или глинтвейна?

– Глинтвейна, если не затруднит.

Он заглядывает в кастрюлю, стоящую на плите.

– Кажется, нам не помешает еще пара звездочек аниса. В кладовке есть запас, сейчас принесу.

С этими словами он уходит, оставляя меня на кухне одну. Я оглядываюсь на заднюю дверь, барабаня пальцами по столешнице. Шельма, чувствуя мою тревогу, громко мяукает. Куртка Джека висит на спинке его стула, в правом внутреннем кармане – ключи. Я борюсь с желанием схватить их и убежать. За последние три месяца Джек лишь шестой раз выпустил меня из подвала и всего третий раз не стал меня при этом связывать. Если я сейчас оплошаю, он больше не выпустит меня в дом.

Провожу пальцами по небольшим шрамикам-лункам – следам ногтей Джека, оставшимся после того, как он душил меня на полу подвала. Постоянное, осязаемое напоминание о том, на что он способен. Когда я наконец очнулась после его нападения, он умолял о прощении, клялся и божился, что такого больше никогда не повторится, но стоило мне прохрипеть, что я не принимаю его извинений, раскаяние тут же сменилось новой вспышкой ярости.

– Ты слишком концентрируешься на страданиях, – заявил он. – Если бы ты поменьше думала о том, где ты находишься, и побольше о том – с кем, мы оба смогли бы жить счастливо. Ты же знаешь меня, знаешь, чего я хочу и чего хотел всю жизнь.

Джек убежден, что все, что ему нужно для счастья, это я. На самом деле все, что ему нужно, – безраздельное внимание и безусловная любовь, такая, какую ему никогда не выказывал отец, отсыпая ее целиком одному Чарли. Джеку требуется не просто быть центром чьего‐то мира – ему требуется быть для кого‐то целым миром.

Я восстанавливалась долго и тяжко. В последующие недели я хрипела и сипела, несколько дней было больно глотать и говорить, а когда удавалось выдавить хоть слово, голос звучал так, будто принадлежал чужому мужику, выкуривающему по две пачки в день. Джек, конечно, вовсю квохтал надо мной и пытался лечить, но я ни на миг не забывала, что однажды он может меня убить, пусть и ненамеренно. И что мой единственный шанс выжить – это дать ему то, чего он хочет. Позволить заменить мне весь мир. Конечно, ему пришлось потрудиться: если бы я сдалась сразу, это показалось бы подозрительным. Так что я старалась завоевывать его доверие, чтобы потом, улучив возможность, наконец‐то сбежать. Я позволяла ему мазать мне синяки кремом с экстрактом арники, втирать масло в оставленные ногтями шрамы. Позволяла думать, что он уже достаточно сделал, чтобы завоевать меня.