Одна маленькая ошибка - Смит Дэнди

Всю дорогу до морга мы с папой молчали. Он и в лучшие‐то дни не отличался разговорчивостью, поэтому я и не ждала, что сейчас мы будем болтать без умолку. Вместо этого я думала о тебе. Один эпизод отчего‐то вспомнился особенно ярко: тот день, когда ты уезжала на учебу в университет. Я пришла проводить тебя. От восторга и волнения ты вся раскраснелась. Мы обнялись, и твое теплое дыхание обожгло мне ухо, когда ты шепнула: «Люблю тебя». Я не стала ничего отвечать. А потом ты забралась в машину и уехала.

Идя через парковку к зданию морга, я снова и снова прокручивала в голове этот маленький, но такой ценный момент. И пока мы с папой сидели в комнате ожидания с двумя чашками жидкого кофе, сожаление и раскаянье в том, что я так и не сказала тогда «я тоже тебя люблю», потихоньку начало переливаться через край.

Когда нас повели осматривать тело, меня затрясло. Я покосилась на папу, ища поддержки, но он тоже выглядел напуганным. И беззащитным. Наступал тот самый момент, которого мы так боялись с тех самых пор, как ты пропала. Если мы увидим тебя лежащей на металлическом столе, холодной и мертвой, исчезнет последняя надежда отыскать тебя живой.

Риттер встретил нас возле дверей покойницкой и что‐то начал говорить, а я отрешенно кивала, не слыша ни единого слова. В голове вертелось: «Это и правда ты? Ты сейчас там? Пожалуйста, пусть тебя там не окажется. Пожалуйста-пожалуйста, пусть тебя там не окажется».

Но я считала, что ты там.

А затем двери распахнулись, и папа шагнул в покойницкую. Я помедлила, тщетно пытаясь собраться с духом, но у меня за спиной шел Риттер, так что оставался один путь – вперед. Покойницкая выглядела именно так, как ей и полагается: неуютно-практичная, тихая и чистая. Повсюду блестела полированная сталь. Из разлагающихся тел стекают разные жидкости, а сталь проще всего стерилизовать. Так что никаких пятен тут не было. У меня свело желудок.

Потом взгляд зацепился за тело, лежащее на каталке под белой простыней, и в глазах потемнело.

Понятия не имею, где я взяла силы подойти поближе. На то, чтобы пересечь зал и встать рядом с папой, ушла, кажется, целая вечность. Мы оба молча уставились на тело под простыней.

Я застыла, почти не дыша.

Это была ты. Я так и знала, что это окажешься ты.

Работник в ламинированном фартуке поверх бледно-голубого медицинского костюма поднял простыню.

Папа всхлипнул и ухватился за меня, как ребенок.

И мы оба рухнули на колени.

Глава сорок вторая

Сто семнадцатый день после исчезновения

Адалин Арчер

Я куда‐то дела свои кольца. Смутно помню, что сняла их и положила на край раковины в доме Джека в тот вечер, когда мы праздновали день рождения Кэтрин. Несколько лет назад я сделала копию обручального кольца для всяких поездок – мало ли, потеряется или украдут, – так что последние пару недель ношу ее. А Итан так ничего и не заметил, хотя кольцо обошлось ему в несколько тысяч.

Я позвонила Джеку и спросила, не видел ли он мои украшения, но он ответил, что не видел, а когда я спросила, можно ли зайти и поискать, заявил, что занят. А ведь какая была бы отличная возможность сфотографировать тот снимок у него на стене! Наверняка он врет: я уверена, что мои кольца у него, просто это такая изощренная месть за то, что я заглянула в его кабинет без спроса.

Отчаявшись попасть в дом Джека, я напросилась к Кэтрин – наплела, что у меня сломался миксер, и жалобно попросила одолжить мне ее прибор. Миссис Вествуд – добрая душа, так что она, конечно же, меня впустила.

– Хочешь чего‐нибудь выпить, дорогая?

– Да, спасибо, было бы неплохо. Я надолго не задержусь: сегодня вечером ко мне придут гости, так что нужно многое успеть.

Пока миссис Вествуд суетилась на кухне, я тоже времени даром не теряла: торопливо распахнув сизовато-серый шкафчик для ключей, висящий в коридоре, я принялась искать запасной от дома Джека. Он точно должен был висеть там, поскольку во время отлучек Джека Кэтрин ходила поливать цветы.

– Вы с мамой давно последний раз виделись? – спросила я, разглядывая висящие на крючочках ключи и не особо интересуясь ответом. Мне просто нужно было отвлечь хозяйку разговорами.

Кэтрин – женщина невероятно организованная, так что у каждого ключа имелся пластиковый брелок с подписью. Как только пальцы сжали ключ с биркой «Джек», у меня буквально гора с плеч свалилась. Закрыв шкафчик, я незаметно сунула ключ в карман пальто и вернулась к двери.

– Ваши родители, наверное, чувствуют себя так, как будто второй раз родились, когда выяснилось, что это не Элоди, – откликнулась Кэтрин. Судя по тому, как все громче звучал ее голос, она уже направлялась ко мне. – Прекрасные новости. Полагаю, вы все испытали огромное облегчение.

– Да, – ответила я, – мы очень рады, но в то же время от всей души соболезнуем семье погибшей.

Кэтрин сглотнула, заметно стушевавшись.

– Конечно же. Безусловно.

И я опять вспомнила тот день, когда стояла рядом с папой в покойницкой и смотрела на совершенно незнакомую мертвую девушку с жуткими синяками на шее, напоминающими чернильные пятна на серовато-бледной коже. Я до сих пор помню, каким тяжелым показался папа, когда уцепился за меня. И как от облегчения у нас обоих подкосились колени.

Убитую опознали позже: Эми Хит, двадцативосьмилетняя медсестра из деревушки под Кроссхэвеном. Прочитав заметку о ее смерти в газете, полную соболезнований семье Хитов, я подумала: «Слава богу, что это не ты». И мне ничуть не стыдно за такие мысли.

Припарковавшись неподалеку от дома Джека, я тут же позвонила Кристоферу.

– Я раздобыла ключ.

– Какой ключ?

– Ключ от дома Джека.

– Я же сказал, не смей вламываться к нему домой.

– Так разве я вламываюсь, если у меня есть ключ?

– Да, – раздраженно отрезал он.

– Ну, в общем, я сейчас возле его дома и звоню сказать, что копия фотографии будет у тебя сегодня вечером.

Не то чтобы я была в этом абсолютно уверена. Раз уж я с тобой откровенничаю, скажу прямо: я позвонила Кристоферу на тот случай, если в доме со мной что‐то случится и я оттуда не вернусь.

– Ада, – серьезно начал Кристофер. В трубке послышался шорох одежды: судя по всему, он торопливо натягивал пальто. – Не суйся к нему в дом.

– Не волнуйся, сегодня вторник, а по вторникам Джек тусуется в центре города.

– Я сейчас приеду. Дождись меня.

Продержавшись минут десять, я выбралась из машины и направилась к дому. Мне так не терпелось попасть внутрь, что я бы бежала бегом, но привлекать к себе внимание не стоило. А на тот случай, если кто‐нибудь из соседей меня заметит, я заговорила подходящий ответ: «Мы готовим вечеринку-сюрприз в честь дня рождения Джека, вот я и осматриваю помещение». Так у меня будет гарантия, что соседи не проболтаются.

Не успела я сунуть ключ в скважину, как заметила Кристофера, шагающего по въездной дорожке.

– Ада! – позвал он меня шепотом.

Чувствуя, как в крови бурлит адреналин, я повернула ключ и толкнула дверь.

– Какого черта ты делаешь? – прошипел Кристофер, бросившись за мной.

– Заходи скорее, пока тебя кто‐нибудь не увидел! – огрызнулась я.

Поколебавшись ровно долю секунды, он шагнул через порог и закрыл за собой дверь.

– Уходим отсюда, – сурово велел он, глядя на меня. – Сейчас же.

– Как только я сделаю снимок, мы сразу же уйдем.

Ответить Кристофер не успел: я бросилась вверх по лестнице и заглянула в кабинет.

И от изумления раскрыла рот.

Фотография исчезла, а на ее месте появился постер в рамочке, гласящий: «На войне и в любви все средства хороши».

– Ублюдок, – выдохнула я.

– Ну и где фотография? – спросил Кристофер, заходя в кабинет.

– Пропала. – Я пнула шредер, стоящий возле стола, опрокидывая его на пол. Словами не описать, как я разозлилась. – Вот же самовлюбленный сукин сын!

Кристофер опустился на колени и принялся собирать рассыпавшиеся бумажные обрезки обратно в бак шредера.