Одна маленькая ошибка - Смит Дэнди

А затем, семь недель назад, я как‐то вечером закинула на пробу первое семечко:

– Мне так не хватает тех вечером, когда мы валялись на диване в обнимку и смотрели что‐нибудь интересное про преступления…

Семечко проросло как по мановению волшебной палочки, и Джек решил, что этот проклюнувшийся черный георгин [15] расцвел для него, потому что на следующей же неделе он отвел меня наверх. Я даже не огорчилась, когда он сковал наши запястья наручниками; главное, что этой бой я выиграла.

А потом выиграла еще раз. И еще.

Во второй заход мы вместе пекли брауни. Джек внимательно следил за тем, чтобы мне под руку не попалось ничего острого. Он дал мне облизать масло с ложки, а я сначала позволила ему насладиться зрелищем, а потом хихикнула, словно он застукал меня за чем‐то непотребным. Джек желал меня, я это видела, но в то же время был счастлив, что мы наконец‐то помирились и я начала отламывать от своей любви кусочки и кидать ему, чтобы он мог поклевать.

В третий заход мы читали вместе книжку «О мышах и людях» – Джек сам ее выбрал. Мы устроились на полу в гостиной в гнезде из диванных подушек и пуфиков и читали любимые сцены друг другу вслух. Я очень старалась не дрожать, когда Ленни ненароком убил жену Кёрли, а потом мы оба прослезились над сценой, когда Джордж велел Ленни смотреть на цветы, прежде чем выстрелить ему в затылок. Я плакала, потому что помнила: из сложившейся ситуации живым выйдет только один из нас, так что рано или поздно мне придется убить Джека.

В четвертый заход он вывел меня наверх без наручников. Желание броситься наутек жгло невыносимо, но я была не настолько глупа, чтобы не понять: дверь заперта, меня просто испытывают. Так что я предложила заняться акро-йогой, потому что знала, как Джек любит демонстрировать, насколько он сильнее меня. К тому же это был отличный способ потренироваться в искусстве притворства. И когда он коснулся меня руками, я загнала воспоминания о неудавшемся изнасиловании подальше и, к собственной радости, не только сумела скрыть свою ненависть, но на короткий миг позабыла о ней вовсе.

В пятый заход, тридцатого декабря, мы отмечали наше с ним «ненастоящее» Рождество. Потому что рисковать, пропуская Рождество настоящее, Джек не мог: его мать обязательно насторожилась бы. Он приготовил угощение. Мы поели. А потом сидели на диване и смотрели «Эту замечательную жизнь», и Джек наклонился, намереваясь меня поцеловать. Я содрогнулась от отвращения, но он принял эту дрожь за страсть.

– Я не готова, – вырвалось у меня, и он замер.

– Мне казалось…

– Ты же знаешь, что… – Я запнулась, но на такой короткий миг, что он не заметил заминки. – …Что я люблю тебя, Джек, но мне не хочется торопиться. – Я улыбнулась, взглянув на него из-под ресниц. – В конце концов, у нас впереди целая вечность.

– Ты права, – кивнул он. – Не буду тебя заставлять. – Не знаю уж, кого он в этот момент убедить пытался, меня или себя. – К тому же куда приятнее побудить человека изменить точку зрения самостоятельно, чем взять желаемое силой.

Нашел кому рассказывать, ага. Я кивнула, по-прежнему улыбаясь, и, подавив неприязнь, чмокнула его в щеку.

Вот сейчас у нас шестой заход, и Джек впервые оставил меня одну, пусть и ненадолго, да еще с ключами в пределах досягаемости. Я продолжаю барабанить пальцами по столу. Бежать хочется нестерпимо. Но я заставляю себя не двигаться с места, ведь это решающая проверка. Совершенно очевидно, что на поиск аниса в кладовке столько времени не требуется.

– Вот, нашел! – радостно возвещает Джек, возвращаясь на кухню. Он демонстрирует мне пакетик со специями и подходит к плите.

Я убираю руку от шеи и принимаюсь ерошить Шельме шерстку. Кошка мурлычет и бодает меня в ладонь. Может, и впрямь стоило хватать ее под мышку и улепетывать, пока была возможность. Может, никакой проверки и не было.

А потом я поднимаю взгляд и вижу, с какой широкой ухмылкой Джек смотрит на меня. Нет, он действительно проверял меня – и я прошла испытание с блеском.

Вот он, мой шанс. Золотой, сверкающий шанс, к которому я шла несколько месяцев.

Встаю и подхожу к плите – и опираюсь на кухонную стойку так, чтобы как можно выгоднее подчеркнуть изгиб бедер и тонкую талию.

– Джек Генри Вествуд, не желаете ли устроить девушке настоящее свидание?

Глава сорок четвертая

Сто пятьдесят четвертый день после исчезновения

Элоди Фрей

Земля укутана снегом. Морозно, хотя солнце висит в голубом небе сияющим сгустком золота. Джек осторожно ведет меня за руку, согретую варежкой, по обледеневшей дорожке к незнакомому «лендроверу» – видно, взял напрокат. Джек помогает мне устроиться на пассажирском сиденье, но я не тороплюсь захлопывать дверь, дыша свежим ледяным воздухом. Первый раз за три месяца я вышла из дома, но особо радоваться этому нельзя, потому что у нас вроде как «настоящее свидание», и я испорчу все впечатление, если посмею хоть как‐то напомнить про истинное положение дел. Джек обходит машину спереди, не сводя с меня глаз. Я смотрю на него в ответ и улыбаюсь, а сама незаметно пробую открыть дверцу. Заперта. Но унывать рано, я еще дождусь подходящего момента. Главное – набраться терпения и мужества, и тогда я непременно дождусь.

Мы едем по извилистым проселочным дорогам. Навстречу попадается всего пара машин, и, хотя они моментально проносятся мимо, я все равно пытаюсь поймать взгляд водителей или пассажиров. Впрочем, без особого толка, поскольку меня все равно не разглядеть под меховой шапкой-ушанкой и огромными солнцезащитными очками. На них настоял Джек: мол, шапка от холода, а очки – от яркого солнца, отражающегося от снега. Я подыграла, поблагодарив за заботу и сделав вид, что в упор не понимаю, зачем он на самом деле прячет мое лицо и волосы.

Все то время, пока мы едем, я борюсь с желанием сорвать очки и шапку, разбить окно и закричать: «Я здесь! Я жива! Жива!» Пожалуй, если бы дверца машины не была заблокирована, я бы выпрыгнула на полном ходу, не заботясь о том, что могу расшибиться насмерть.

– Итак, – начинаю я, – куда ты меня везешь?

– Сюрприз, – откликается Джек.

– Ну-у-у… – обиженно тяну я, делая губы «уточкой». – Раз на мне столько одежды, значит, нагишом купаться не будем, да?

– Ты же ненавидишь купаться нагишом, – улыбается он.

– Может быть. А может быть, и нет.

Джек представляет меня нагишом. Дыхание у него становится чаще, он то и дело бросает на меня масляные взгляды. Отлично. Пусть побольше думает о сексе: эта тема лучше всего отвлекает от прочих мыслей.

Наконец он паркуется на грунтовке, одной из многочисленных обледенелых дорожек, попадавшихся нам по пути. Конечно, я знала, что местом свидания не станет какой‐нибудь дорогой ресторан: в какой‐то степени Джек мне верит, но еще не настолько, чтобы выводить в люди. Особенно туда, где не посидишь в солнцезащитных очках и меховой шапке. Но сейчас вокруг до самого горизонта я вижу лишь поля, засыпанные снегом, и голые деревья, которые будто окунули в сахарную глазурь. Джек открывает мне дверцу, и я выбираюсь наружу. Воздух такой холодный, что очень скоро щеки у меня станут красными, как у лыжников на альпийских курортах. Как же хорошо, что перед поездкой Джек раздобыл для меня теплое пальто и плотные джинсы.

Он берет меня за руку, подводит к багажнику «лендровера» и открывает его. На короткий миг я замираю от ужаса, вообразив, что он сейчас засунет меня туда. А Джек наклоняется, вытаскивает рюкзак и…

– Матерь божья! – охаю я, отступив на шаг. – Это что, ружье?

– Винтовка. – Джек смеется, весело и беззаботно. – Да не паникуй так, я не собираюсь ничего с тобой делать.

– Джек… – Сердце у меня отчаянно колотится.

– Идем. – Он просовывает винтовку в крепления рюкзака и закидывает его на плечо, а затем протягивает мне руку: – Поохотимся.

– Как романтично.

– Зато запомнится. Идем.