Одна маленькая ошибка - Смит Дэнди

Я понимаю, что вот-вот расплачусь.

Джек гладит меня по волосам, и я опускаю веки, чтобы не дать воли слезам.

После смерти Ноа Джек остался единственным во всем мире, кто по-настоящему меня любит.

Эта мысль накатывает, а затем исчезает, одновременно утешая и огорчая еще больше.

Глава двадцать шестая

Двадцать пятый день после исчезновения

Адалин Арчер

После телеобращения наша жизнь стала невыносимо насыщенной. Маме с папой каждый день приходят десятки писем самого разного содержания – от сочувственного до жестокого. У нас была возможность отдавать их сначала в участок, чтобы полицейские первыми вскрывали и читали все послания, но мама отказалась. Она хочет сама читать их все. Каждое письмо до единого.

Чаще всего люди пишут о том, что они мысленно поддерживают нас и молятся о благополучном исходе поисков; пара человек поведала, что у них тоже пропали родные; несколько записок пришло от психов, которым нравится врать, что они якобы держат тебя на чердаке, закованную в цепи. Такие послания я передаю в полицию. Странно думать, что одно из них может оказаться чистосердечным признанием от твоего настоящего похитителя, а я его держала в руке.

Несколько недель мне никак не удавалось заставить маму вернуться из выдуманного мира и признать, что тебя похитили, но теперь, когда она все‐таки посмотрела правде в глаза, мне начинает казаться, что лучше бы она и дальше жила в своих фантазиях. Теперь она постоянно плачет, выносит всем мозг и без конца читает в интернете статьи о пропавших людях, а потом начинает их пересказывать – к месту и не к месту.

Пару дней назад мы заглянули к Кэтрин на чай с пирогом. И мама неожиданно выдала:

– В Великобритании каждый год пропадает около ста тысяч человек.

– Господи, – охнула Кэтрин, и в гостиной повисла гнетущая тишина.

И я вот о чем подумала: это ведь огромное количество. Пропадающие люди – как заколки-«невидимки», постоянно куда‐то неожиданно деваются, а вот куда именно?

Когда я вчера забежала к родителям, мама сообщила:

– Знаешь, а людьми в качестве сексуальных рабов торгуют не только в других странах, у нас такое тоже происходит.

Папа теперь по вечерам уходит надолго гулять. Говорит, ему так лучше думается, а я уверена, что он ищет тебя. Он тут как‐то пришел ко мне домой вечером, принес ящик с инструментами и начал чинить всякие вещи, которые на самом деле чинить вовсе не требовалось.

– Я заказал для тебя уличный сенсорный фонарь, – заявил он.

– У меня есть.

– Этот лучше. Ярче.

– Мне не нужен такой яркий.

– Его завтра привезут.

– Вовсе не стоило.

– У тебя собственное жилье, а не съемное. В чем проблема?

– Никаких проблем, просто…

– Вот и дай мне прикрутить чертов фонарь, ладно?

Я посмотрела на папу и в очередной раз подумала о том, как он постарел после твоего исчезновения. В детстве я считала, что его даже автобус сбить не сможет. И детская вера в папину неуязвимость так никуда и не делась – до сего дня, когда мне начало казаться, что его даже ветер переломит. Папа у нас практичный и воли эмоциям не дает; если я в кого и уродилась в нашей семье, то в него. Если бы мы с тобой поменялись местами, если бы он пришел поздно вечером не к моей двери, а к твоей, горя отчаянным желанием хоть что‐нибудь сделать, хоть что‐нибудь исправить, ты бы крепко обняла его и целовала бы до тех пор, пока он не начнет ворчать и шутливо отпихивать тебя. Но я не ты, а тебя здесь нет.

– Хорошо, – ответила я. – Значит, придешь завтра и прикрутишь.

Он кивнул.

– А я… м-м-м, приготовлю что‐нибудь поесть к твоему приходу, ладно?

Еще один короткий кивок. Вот так мы и справляемся. Он прикручивает лампочки, я готовлю обеды.

А на следующее утро, когда я пошла в супермаркет закупиться продуктами перед папиным приходом, меня одиннадцать раз по дороге остановили люди, узнавшие меня в лицо. Одиннадцать. Когда я из «мисс Фрей» стала «миссис Арчер», это был мой сознательный выбор. А вот в «сестру той пропавшей женщины» я превратилась безо всякого на то желания.

Как и в случае с письмами, цели у любопытных были разные: некоторым хотелось узнать сенсационные подробности, поэтому они подходили совсем близко и заговорщическим шепотом уточняли, нет ли новостей. Другие сочувственно кивали и поддерживающе улыбались, заверяя, что мысленно они с нами. А вот кликуш всяких переносить очень трудно: когда тетки средних лет в слезах и соплях налетают на меня с объятиями и начинают завывать, как им жаль и как это все ужасно, я становлюсь жесткой, как гладильная доска. И похоже, их заметно озадачивает и разочаровывает, что я не желаю рыдать вместе с ними. В общем, я решила, что продукты теперь буду заказывать на дом через интернет.

К тому моменту, когда наконец приехали родители, я успела заварить чай и разложить печенье. Мама очень любит шоколадное печенье из «Вайтроуз», которое я обычно покупаю для гостей. А папа, как обычно, поворчал, что в «Лидле» можно купить точно такое же, только в разы дешевле, но все равно достал из коробки три штучки и положил себе на блюдце.

Он еще даже не успел достать шуруповерт, когда в дверь постучали: Кристофер и детектив Риттер принесли дурные вести. Тот нарисованный по описанию портрет, распространявшийся по всем каналам, помог напасть на след преступника. Кто‐то заметил мужика возле собственного дома и вызвал полицию.

И на этот раз сталкер не успел убежать. Им оказался разнорабочий по имени Дэвид Тейлор, сорока одного года от роду. Джек – единственный из нас всех, кто видел этого Тейлора вблизи, так что сегодня утром его вызвали в участок для опознания.

Мама опять заблеяла, как овечка, потерявшая ягненка:

– Элоди, Элоди! Вы ее нашли? Где она?

Она как будто не замечала, как хмурятся нежданные гости. Одного взгляда на Кристофера хватило, чтобы понять: тебя еще не нашли.

– Мы допросили подозреваемого и обыскали его дом, – сообщил Риттер. – К сожалению, обыскать его машину не удалось. Она пропала.

– Пропала? – переспросила я.

– Да, мистер Тейлор отказывается сознаваться, куда она делась.

– Но он ведь мог увезти Элоди на ней, – продолжила я. – Может, он держал мою сестру в этой машине.

Риттер натянуто улыбнулся.

– Мы делаем все возможное, чтобы отыскать автомобиль.

Кристофер, коротко переглянувшись с коллегой, прокашлялся.

– Мистер Тейлор утверждает, будто кое-кто заплатил ему за преследование Элоди.

Все изумленно замолчали, а затем наперебой принялись задавать вопросы. Так мы узнали, что, по словам твоего сталкера, заказчик отыскал его через сайт с объявлениями о найме и всегда платил наличными, оставляя деньги под мусорным баком сразу за стадионом для регби – там, где на километр вокруг нет ни одной камеры. Деньги, как уверяет Дэвид, всякий раз оказывались упакованы в пленку вместе с распечатанными инструкциями, которые полагалось сжечь после прочтения. Полицейские намеревались проверить его банковский счет, не поступали ли туда периодически крупные суммы денег, но даже если поступали, это никак не подтверждало правдивость показаний Тейлора, особенно если учесть, что никаких распечаток, на которые он ссылался, не сохранилось. Если он планировал тебя похитить, то мог продумывать убедительную историю несколько месяцев, прежде чем воплотить замысел в жизнь.

– Интересно, как звучал текст вакансии – «Требуется психопат для преследования молодой женщины»? – раздраженно поинтересовалась я. Вопрос был риторический.

– Нет, конечно, – сухо откликнулся Риттер. – Мистер Тейлор утверждает, что объявление звучало весьма расплывчато, нечто вроде «оплачиваемый проект по наблюдению за птицами».

Все умолкли, потому что сказать на это и впрямь было нечего.

– Извращенное у кого‐то чувство юмора, – заметила я наконец.

– А где сейчас этот Дэвид? – спросил папа.

– Мы отпустим его сегодня вечером, – ответил Кристофер.