Александр Дьяченко - В круге света (сборник)
Правда, вскоре и его нашли мертвым на улице, говорили, будто на трассе машиной сбило. Может, и так, а может, действительно сунулся, куда не нужно?
Никогда не забуду, подкатывает к церкви на дорогущей иномарке мужчина лет сорока, на шее цепь в палец толщиной. Он идет ко мне, еле передвигая ноги. Подходит и падает на колени. Снимает с цепи массивный золотой крест и просит:
– Бать, освяти мне крест.
В этой просьбе я никогда никому не отказываю. Возвращаюсь из алтаря, а человек все еще стоит на коленях. Отдаю ему крест, он резко со всхлипываниями начинает целовать мне руки, плачет:
– У меня всего полно, бабла, наркоты кучи, а жить не хочу! Не хочу! И умирать страшно, у меня вся душа в крови, сколько на мне этих пацанов, ты бы только знал, батя! Ты бы знал!
Вот он, один из тех, кого за это время я лютой ненавистью успел возненавидеть за всех мальчишек, что сплошным потоком прошли сквозь меня в свой последний путь. Но это был несчастный страдающий человек, и мне его точно так же стало бесконечно жалко.
Спустя несколько месяцев я его, наверное, и отпевал. Во всяком случае, мне так показалось. Проводить товарища в последний путь на очень хороших машинах съехались десятки хорошо одетых мужчин. Они стояли, заполнив все пространство храма. Сперва я пел, а потом стал говорить проповедь и меня будто прорвало:
– Мужики! Что же вы делаете, как вам не стыдно?! Ведь из-за вас, вашей ненасытности умирает столько детей! Неужели вам не жалко этих мальчишек? У нас в городе смертность такая, словно сейчас война идет, и похоронки приходят чуть ли не в каждый дом.
Уже не говорю, перешел на крик. Они все так же молча стоят. И тут замечаю, как откуда-то из-за толпы выходит человек и направляется в мою сторону. Подходит немного сбоку, но я отчетливо вижу его огромную крепкую фигуру. Ростом он явно выше двух метров, этакий ходячий шкаф. Думаю, ну все, сейчас он меня ударит. А что, очень удобно. Ростом я не удался, так что и замахиваться смысла нет, опустит мне на голову свой кулак-кувалду, и поминай как звали. Главное, что разбираться с ним точно никто не станет, эти люди уж больно уважаемые. Но вместо ожидаемого удара вдруг слышу:
– Бать, сворачивай обедню, пацанов уже колбасит.
«Колбасит»? Что значит «колбасит»? И только тогда решаюсь посмотреть в их лица, глянул и вновь ужаснулся. Передо мной стояло множество людей без глаз, одни белые яблоки. Только несколько человек нормального вида. Да и тем, чувствовалось, было глубоко безразлично, что я там пытался сказать, они откровенно скучали, то и дело поглядывая на часы.
С того памятного отпевания прошло недели три, и приносят мне еженедельник «Аргументы и факты» со вкладышем, распространяемым в пределах нашей области.
– Посмотри, батюшка, часом, не про тебя?
Беру и читаю взволнованное письмо в газету, написанное от лица родственников того самого отпеваемого. «В такую трудную для всех нас минуту священник вместо того, чтобы поддержать нас молитвой, устроил отвратительное представление. Он кричал, обзывал родных усопшего непотребными словами и вообще вел себя недостойно столь высокого сана. Думаем, он был просто пьян. Куда только смотрит патриархия? Требуем наказать этого горе-священника, а лучше и вовсе выгнать его из Церкви».
Письмо большое, на половину листа, и все в том же духе. В письме цитировалась прямая речь свидетелей происшествия, возмущенных недостойным поведением батюшки: «Ну, никак не ожидали», и все повторяющееся требование: «Наказать!»
Конечно, я допускал, что эти люди, несмотря на свое молчание в храме, попытаются как-то поставить меня на место. Потому и ожидал получить от них «черную метку». Бывший морской пехотинец Костя, узнав о моей проповеди, почти неделю провожал меня вечерами из храма домой. Я ожидал чего угодно, но только не письма в газету.
На мое счастье в нем были допущены три принципиальные неточности. Во-первых, полностью переврали мое имя. Затем, неправильно указали название храма и вдобавок ко всему еще и умудрились ошибиться в наименовании города. Мой Ангел-хранитель сделал невозможное, ведь под письмом значилось имя человека, который никак не мог ошибиться. Может, наборщики батюшку пожалели, ну выпил, с кем не бывает? Не знаю, во всяком случае, моя проповедь осталась для меня без видимых последствий.
Уже одиннадцать лет прошло с тех пор, я служу на другом приходе, и, кроме редких Костиных звонков, мне ничто не напоминает о том страшном времени. Если, конечно, не считать ребят из Средней Азии, Вьетнама и Китая, что в последние годы прочно осели в наших местах, но к ним я не в претензии, ведь должен же кто-то работать вместо тех, кого мы тогда отпели.
Время пошло
Молодая женщина лет тридцати обращается ко мне доверительно и немного волнуясь:
– Батюшка, я выхожу замуж, и мы с моим мужем хотим венчаться.
– А знаете ли, голубушка, – поучаю привычно, – что венчание – шаг ответственный, и, решаясь на него, вам нужно взвесить серьезность ваших чувств и намерений?
– Да, батюшка, мы все взвесили и решили сперва расписаться и в тот же день повенчаться. И, потом, сколько еще испытывать эти самые чувства? Я от него уже третьего ребенка рожаю, а все никак не решусь, сколько же можно?! – убеждает себя молодая женщина.
Говорят, сейчас стало модным венчаться, не знаю. Мы в своем храме много крестим, еще больше отпеваем, а вот венчаем крайне редко. Да еще и просим за венчание самое большое пожертвование. И делаем так специально, чтобы люди, прежде чем решиться на такой шаг, подумали даже не семь, а семьдесят раз. Но все равно не помогает, и разводов среди венчанных браков хватает. Я здесь как-то поинтересовался у священника, который принимает в епархии просителей, о церковном разводе, и выходит, что в среднем за год по области мы имеем около трехсот таких семейных катастроф. Человек надеется, что после церковной молитвы, словно по мановению волшебной палочки, в его семье наступит идиллия, а она не наступает. Нет понимания, что венчание – это благословение на начало трудного жертвенного пути двух любящих сердец по созданию семьи, как малой домашней церкви, а не готовый конечный и счастливый результат.
Начинаешь объяснять невесте, что в браке она должна подчиняться мужу и оставлять за ним принятие всех главных решений. Девушка смотрит на меня и улыбается. Спрашиваю:
– Ты чего улыбаешься?
– Батюшка, неужто мне придется ему во всем подчиняться, а если он не прав? А если он вообще человек неумный?
– Так зачем за него идти, если он неумный?
Никогда не забуду, находят меня двое, он и она. Она выше мужа чуть ли не на полголовы, да и остальными формами покрупнее будет. Он (жена его называет «Дусик», причем именно называет, к нему не обращаясь и постоянно говоря о муже в третьем лице) все время молчит, зато она говорит не умолкая.
– Мы с Дусиком решили повенчаться, – смотрит в сторону супруга, тот обреченно вздыхает и соглашается: «Угу». – Батюшка, это так ответственно, так ответственно. Мне же снова придется подвенечное платье покупать.
– А вы давно вместе?
– Да, у нас ребенку уже семь лет.
– Тогда вам нет смысла покупать такое дорогое платье, вы просто оденьтесь чистенько, по-церковному.
Женщина, задыхаясь от возмущения:
– Что значит «чистенько»?! Я что же, не могу для такого случая позволить себе новое платье?
Я немедленно соглашаюсь с ее требованием о новом платье, она успокаивается, и мы договариваемся о дате венчания. У «молодых» до назначенного мною дня оставалось еще месяца полтора, и, надеясь за это время хоть немного воцерковить их, я предложил им походить на воскресные службы и разрешил звонить мне, соглашаясь ответить на все интересующие их вопросы. И она звонила чуть ли не каждый день. «Можно венчаться в фате?» «А может, вместо фаты мне ленточку повязать?» «А если коленочку открыть, будет ли это по-церковному?»
Я стал бояться ее звонков, я же не Юдашкин, откуда мне знать, что такое «оборки» и «фонарики» на рукавах? Недели через три, в сопровождении Дусика, она приехала продемонстрировать свой наряд на предмет соответствия его требованиям «церковности». Маленький мужичок покорно стоял передо мной в простеньком костюмчике почему-то зеленого цвета. Не удивлюсь, если он в нем еще в школе аттестат зрелости получал. Зато супруга поражала оригинальностью и эксцентричностью одежд. Не стану их описывать, все равно не смогу, но соглашаюсь на все. Женщина задумчиво смотрит в сторону супруга.
– Батюшка, последнее время меня волнует несоответствие идеи моего платья цвету его костюма, я боюсь, что нарушается гармония.
«Невеста» мельтешит на фоне зеленого супруга, а я, понимая всю нелепость происходящего, но боясь обидеть людей, только молча развожу руками. Вечером она вновь позвонила и сообщила, что решила заказывать новое платье.
Зато венчание прошло великолепно. Зрителей понаехало множество, правда, «невеста», слегка паникуя, часа за два до прибытия к храму эскорта автомобилей спрашивала меня о какой-то очередности входа в храм, но все недоумения, к счастью, удалось разрешить.
