Наталия Терентьева - Ласточка
Ника вспомнила, как иногда родители пели. У обоих отличный слух, и они могли петь любую песню на два голоса, тут же меняясь голосами, переглядываясь, сливаясь где-то в унисон, потом снова расходясь, слушая друг друга. Ника так не умела, родители учить не пытались, потому что сами делали это интуитивно. Так же мог петь и Артем – совершенно маленький, не зная толком слов, он четко пел не только основную мелодию, но и мог подстроить второй голос, пониже, как музыкальный инструмент, который звучит сопровождением.
В аэропорту Ника убедилась, что приехала даже заранее, ее рейс еще не объявляли на регистрацию. Она решила экономить деньги – неизвестно, какие будут расходы, ведь она не поедет домой, и не стала покупать дорогую воду в автомате, хотя очень хотелось пить, решила подождать до самолета и попить там. Ника села в сторонку, держа коленками рюкзак, после инцидента в автобусе она поняла, что надо быть осторожней. Девушка достала книжку, которую брала с собой. Пьесы Чехова. Нет ни одного счастливого героя, а ощущение необыкновенно светлое. Ника хотела перечитать все, не только то, что задали по программе. Антон советовал не читать – смотреть спектакли, походить в театры или найти записи старых постановок. Ника попробовала посмотреть и не стала. Ей хотелось слышать голос Чехова, с его собственной интонацией, и лишь читая, она слышала ее.
Ника оторвалась на секунду от книги, чтобы посмотреть на табло, и замерла. В нескольких шагах от нее стоял Игорь и тоже смотрел на табло. От Ники его заслонял мужчина с таким животом, который, наверно, невероятно трудно носить по земле. Большой круглый живот, обтянутый светло-зеленой яркой футболкой, вырос на совершенно обычном теле вполне сухопарого мужчины.
Ника смотрела на Игоря. Да, он невероятно хорош. Непонятно, многим ли он нравится, но Нике нравится очень. Внешностью… Как жаль, что, оказывается, внешностью можно настолько обмануться. Внешностью, манерой, голосом, даже глазами… Ника опустила голову, а мужчина с большим животом как раз в этот момент шагнул в сторону. Игорь оглянулся, как будто его позвали. Он увидел бы Нику, если бы в этот самый момент неподалеку какая-то женщина истошно не закричала: «Не поднимай за эту ручку! Не поднимай! Оторвется!» Она кричала так, как будто тот, кого она просила не поднимать чемодан за ручку, находился на другом конце заполненного пассажирами зала. А тринадцатилетний мальчик, которому она кричала, стоял практически рядом.
Игорь интуитивно повернул голову на отчаянный крик, а Нику теперь заслонила женщина с двумя детьми, большим желтым чемоданом и крохотной собачкой на руках в желтой курточке и кепочке с козырьком. Ника видела, как Игорь постоял как будто в сомнении, оглядываясь, словно чувствуя, что она здесь. «Обернись, обернись еще раз», – говорила про себя Ника. Ведь если он обернется, это будет означать, что между ними есть какая-то связь, что не просто так он ей понравился, что дело не в симпатичном лице, слаженной фигуре и приятном голосе. И даже не в его необычной профессии. А в чем-то другом, загадочном, что притягивает совершенно незнакомых людей друг к другу.
Игорь все не уходил. Ника видела, что он ощущает беспокойство. Провел рукой по лбу. Посмотрел направо-налево. Посмотрел лишний раз на часы, хотя на табло наверху ясно высвечивалось время. Достал телефон, взглянул на него зачем-то, чуть пожал плечами, убрал обратно в нагрудный карман. Повернулся туда, где сидела Ника. Да, она закрыта большим желтым чемоданом, который женщина поставила чуть ли не на ноги ей. Без остановки лает сорванным голосом, отвлекая всех вокруг, собачка в кепке. Но Ника же его видит. Значит, и он мог бы заметить ее. Игорь взглянул раз и два. И еще раз обернулся, как будто слышал, что его зовут, но не понимал, откуда. И ушел. Ника видела, как он уходил, и понимала – нет, она не позовет, не станет догонять, хотя ей больше всего этого сейчас хотелось. Скорей всего, он здесь, потому что решил догнать ее. Но Ника не была в этом уверена. Может быть, ему просто все надоело. Или он поссорился с Олегом. Или же у него, у свободного художника, возникла новая идея, новая прихоть, и он следует ее зову.
Ника поколебалась – включать ли телефон. Вдруг Игорь ей пытался звонить – взял у Олега ее номер. Пусть подумает – настолько ли серьезно то, что он хочет сказать. Серьезно – скажет в Москве.
Ника сидела и смотрела на спешащих мимо людей, озабоченных или, наоборот, отдувающихся после полета и готовых к отдыху. Нигде так не чувствуешь собственное одиночество, как в массе занятых своим делом людей. Группа подростков ее возраста в одинаковых майках… Семьи, семьи, разного состава… С ребенком, с двумя, с тремя… Много юношей, путешествующих поодиночке, изящно одетых, аккуратных и как будто замкнутых на себе. Парочки наряженных девушек, не очень уверенно чувствующих себя и пытающихся скрыть это волнение за показной веселостью. Пожилые, молодые, разные… У каждого внутри – такой же огромный мир, как у нее. Свои тревоги, свои надежды, свои беды и сомнения… Хорошо, что мы не слышим мыслей другого человека. Какой бы гул поднялся здесь в аэропорту…
Ника снова достала выключенный телефон, покрутила его. Ведь отец наверняка звонит, волнуется. Какое-то совершенно новое чувство. Только что она думала о матери, как будто той требуется забота. И вот теперь, вместо обиды на отца – у нее в душе тревога о том, как он там. Вот он ходит по квартире, поправляет очки, вздыхает, переставляет бессмысленно с места на место какие-то предметы, забывая, где он их взял, – обычный признак того, что отец волнуется, то и дело набирает ее номер, не знает, куда бросаться, где ее искать… Ей жалко Антона, который ее так легко предал, когда ей нужно было просто доброе слово, просто «Приезжай, дочка, я тебя жду», он кричал, допытывался, унижал ее подозрениями. А ее волнует, что Антон ее потерял? Волнует. Отец больше не кажется сильным, уверенным в себе, мудрым. Она так повзрослела? Наверно. Ника достала телефон и покрутила его в руках. Может быть, ей нужна была эта поездка? Чтобы резко повзрослеть, чтобы пришлось принимать какие-то решения, взрослые, самостоятельные?
Ника увидела, как вдали прошел Игорь, вопросительно повернул голову, как будто его позвали. И скрылся. Может быть, он ищет ее? Если надо найти кого-то в огромном аэропорту и невозможно позвонить друг другу, это можно сделать лишь в одном случае – почувствовав невидимые линии, соединяющие людей, пройдя по ним.
«…сточкина, опаздывающая на рейс Симферополь – Москва, подойдите к стойке информации…» Нике показалось или только что объявляли ее фамилию? Она не регистрировалась еще и точно не опаздывает. И рейсов очень много, Игорь ведь даже не знает, каким рейсом она летит, но точно не вместе с ним, даже если он сейчас тоже возвращается в Москву, билет ведь был только один. А придумал он все на ходу. Остроумно. Просто и неправильно. Так невозможно по-настоящему найти человека. Даже если она сейчас и подойдет. И что дальше? Удивительно рациональное решение для художника. Хотя, конечно, кино – особое искусство, оно требует от его создателей определенной жесткости и присутствия рассудка. Режиссер – это не художник с кистью и не поэт с листком бумаги и карандашом. Если режиссер будет растерянным и романтичным, все остальные творческие личности вокруг него разбегутся по своим углам… Ника улыбнулась про себя. Ну вот, кажется, мысли пошли в более спокойном направлении.
Ника увидела сбоку на стене телефон-автомат. Надо на самом деле позвонить отцу, чтобы он не волновался и не ходил потерянно по квартире, не зная, куда бросаться и где ее искать.
Глава 21
– Ну как, выспались?
Анна открыла пошире дверь бани, где по полатям спали Оля и Виталик. Сама она вчера крепко уснула на лавке в предбаннике. Оля полностью не поместилась на нижней полке, лежала, неудобно свернувшись и свесивши большую ногу. Виталик тоже скрутился в клубочек и забился в угол, натянув на голову большое старое полотенце, единственно, что Анна нашла вчера, чтобы прикрыть его на ночь.
Оля подняла голову, увидела Анну, огляделась, села на лавке и неожиданно заплакала.
– Ты что? – удивилась Анна. – Обратно в монастырь хочешь?
– Нет… – покачала головой Оля. – Нет… Просто…
– А просто, так вставай, умывайся да и ноги в руки. У нас работы невпроворот. Сейчас приедет экскаватор забор переносить, потом привезут цемент для фундамента. И… В общем, вставайте!
Виталик, взлохмаченный, сел на верхней полке.
– … – пробормотал мальчик матом.
– Послушай меня, – сквозь зубы проговорила Анна. – Если ты будешь еще ругаться…
– Я не ругался… – растерялся Виталик. – Я это… сказал…
Анна тоже растерялась. Знает ли он набор тех слов, которые нельзя говорить? Будет ли Анна сейчас этим заниматься?
– Хорошо, – кивнула Анна. – Если ты будешь говорить плохие слова, от которых у меня уши вянут, я тебе буду молча давать подзатыльники, договорились?
