Татьяна Чекасина - Обманщица
Дома, как обычно: нехолодный пол застелен домоткаными почти белыми половиками, по которым мы ходим в тёплых носках, хорошо пахнет занесёнными с мороза дровами, топящейся печкой. Поговорив немного с бабушкой, прохожу к себе в боковушку, где лишь кровать, стол и стул, да Таткина фотография с внутренней стороны двери. Сажусь работать (хотя я на больничном). Работаю часов до двенадцати дня. Снова выхожу.
Теперь мой путь значительно длиннее: надо спуститься с моста направо мимо райкомовского дома, мимо нового универмага. Минуя эту главную площадь Шатунского, я дохожу до больницы, двухэтажного деревянного строения, на вид больного, безремонтного. Я совершенно не боюсь уколов, получаю их с избытком: глюкозу, витамины. В кабинете физиотерапии сижу возле молчаливого приборчика под названием “тубускварц” и отправляюсь восвояси. Посещение больницы, вернее, её поликлинической части – единственная плата за тот рай, в котором теперь пребываю. Обратный мой путь снова мимо ресторана, куда захожу на обед, стоящий копейки. На первое: щи или борщ с очевидным присутствием мяса (налито для начальства). На второе: мясо или рыба с гарниром. Завершает трапезу кисель или компот. В буфете прихватываю свежих пирожков с маком или с морковью, с брусникой или с яблоками на ужин. Вечерами не выхожу. Возвращаясь в наш третий с краю дом, ложусь в постель и сплю час. Меня будит (по моей просьбе) бабушка: «Лаура Ноевна, вам пора вставать… Щай готов!» «Щай»! Господи, какая радость! Один стакан «щая» выпиваю в её обществе, разговаривая с большой пользой для себя: сколько новых слов! Строй речи этих людей завораживает, блокнот полнится. Второй стакан уношу к себе в келью, закрываю дверь и сажусь за столик. Работаю часов до десяти. Пью отвар, съедаю пирожки, моюсь за печкой ко сну при помощи таза, кувшина холодной воды и чугунка горячей. Читаю и засыпаю до утра. Сказочная, роскошная жизнь…
Дорогие мои, Валерочка и Жорочка! Я рада, если порадовала вас своим жизнеописанием. Какое счастье может дать человеку синий листок нетрудоспособности! Милые мои, мужайтесь! Я надеюсь, что доработаю тут до лета, приеду в Тахту, и мы увидимся… Как считает один герой романа, который я сейчас пишу в большом упоении: «Ссылка – ещё не духовная смерть». Пишите. Я хочу знать о вас столько же подробностей, сколько написала о себе. Ваша навеки Лаура. 7 января. 1978 год.Утания
Глава 7. Смерть главного гения
Имея «глазок», Тиранчик заимел, как он решил, и прекрасную возможность разглядывать части тел гениев, которые они стыдливо прикрывали. Стал узнавать всякие мелкие тайны, которые те не рассказывали друг другу, предпочитая духовное общение, где нет места пересудам о физическом состоянии их собственных тел, впрочем, им не безразличных. Тиранчик обнаружил в этой области жизни гениев немало любопытной и полезной для себя лично информации. У всех выявились телесные слабости, о которых он принялся тайно намекать то одному, то другому, поняв, что это знание даёт главное: власть над каждым по отдельности. Но не только тайны тел смог увидеть, но и некоторые тайны душ.
Единственный, кому намёки показались забавными, был Главный гений Ут. Он рассмеялся, похлопав одобрительно по плечу: «Ты делаешь успехи, старина», чем привёл Тиранчика в тайное озлобление. В душе Ута Тир не прочёл ничего, кроме незащищённости против мелких горестей и желания освободить от них всех, в том числе, и его, Тиранчика. «Не переживай, дружище, ты скоро станешь счастлив и весел», – пообещал Главный гений. Тиранчик ушёл от него жутко мрачным. Тогда же он и подумал, что хорошо бы пойти ещё на крайность. Да-да, в отношении главного утаниста. Но окончательное решение пришло к нему, когда он увидел в душах других утанистов страх. Одновременно, во всех разом.
Случилось так, что во время заседания правительства влетела в раскрытое окно дворцовых покоев (теперь заседания проходили не в дортуаре, а в главном королевском дворце) птица кэсса. Она ударилась случайно клювом о широкий лоб Ута и вылетела вон. Гении повскакивали с мест. Ут лежал на ковре, кровь текла по лицу, которое смущённо улыбалось: «Извините, друзья, такая досада. Пустяки, пройдёт». И Тиранчик прочёл в душах: «Не умер ли он?» «Нет, он не должен умереть!» «Не умирай, друг!» «Пожалей нас, Ут, не покидай нас!» Тиранчик удивился этим чувствам, и до того сильно, что даже нужный вывод пришёл ему не сразу: не понимал, как можно переживать о смерти другого? Вот когда о своей возможной смерти вдруг в голову придёт, слёзы так и льются. Себя, понятно, жалко, но как можно другого жалеть? Непостижимо для ума. И стало ясно Тиранчику: гении боятся смерти Ута. Этот вывод и подтолкнул его к действию.
Главный гений весь день трудился. А ночью в самую глухую пору спал, устав от дневных забот. В одну из самых тёмных ночей Тиранчик подговорил Молу взять большой молоток, отворил потихоньку дверь, где, наспех устроившись в кресле, спал Главный гений. Мола подошёл и ударил по голове Ута. Череп раскололся, поднялся пар от влажного мозга. Кровь залила кабинет погибшего вождя.Глава 8. Продолжатели дела Ута
«Кто, кто убил Ута? Надо срочно узнать, кто убил Ута!» – кричали на совещании обезумевшие от горя гении. И тут Тир сказал: «Я, кажется, догадываюсь, кто. Дайте мне срок, и я вам предъявлю убийцу нашего вождя». Так была запущена, вскоре ставшая неостановимой, машина репрессий, но ни в одну гениальную голову почему-то не пришла эта грозная мысль. Они схватились за предложение Тиранчика. Они поручили ему следствие, а сами поклялись продолжать дело Ута, с его именем в сердцах и на устах вести дальнейшее строительство Утании.
Они разъезжали по Миру, разъясняя неумеющим думать важность построения Утании. И многие стали учиться думать, и это занятие иным нравилось куда больше, чем, например, сеять и взращивать шон (этим злаком, в основном, питались в Мире), а также разводить для последующего потребления птиц кэсса… В Мире стало меньше еды. Её теперь то и дело забывали приносить во дворец. Гении зачастую питались, чем придётся, ложились спать голодными. Но не унывали. Разъезжая по Миру, уча думать неумеющих думать, освобождая их ото всех малых горестей, подготавливая среди них учеников и помощников, стали замечать, что их дело продвигается довольно медленно. Иные засомневались в том, что дело Ута быстро претворится в жизнь, а его внезапная смерть не оставила им возможности советоваться с ним, фактически единственным автором Утании. Но, делать нечего, утанисты продолжали творить, искали методы, создавали программы. Некоторые из гениев после утомительных разъездов по Миру, долгого общения с неумеющими думать впадали в отчаянье, но, найдя отраду в общении друг с другом и в перечитке гениальных трудов Главного гения, сил набирались вновь. Они много работали, и труд их был тяжёл. Некоторые неумеющие думать ни в какую не поддавались убеждению – главному оружию гениев. Пришлось искать методы его замены… Может быть, какие-то таблетки применять или вознаграждения в виде сладостей… В общем, гении работали…
Из старых записокСамое главное для человека – что-нибудь оставить после себя, но такое, что несёт отпечаток его личности. Общепринятое мнение имеет другой оттенок. Об этом вчера говорили с В. Голяковым. Сей невзрачный советский начальник рад, когда я захожу к нему по делу, от которого он рад немного отойти. «А дома, которые мы строим? – спрашивает он, думающий, как все. – Вы сейчас сдаёте дом, который помните с фундамента, это и есть то, что вы оставляете после себя…» Я объясняла ему битый час, что дом этот ценен для меня как для субъекта, ибо я помню, как мы строили этот дом: наши нехватки кирпича и бетона, конфликты с поставщиками столярных изделий и так далее… Все эти подробности, может быть, и не лишены индивидуальности. Но не более того. Вот стоит он, дом наш выстроенный, и не несёт ничьей индивидуальности, даже архитектора (а уж ему бы сам бог велел). Стоит наш дом безликий и равнодушие внушает всем, кто его видит, по отношению к нам, его безымянным и никак не отражённым в нём строителям. Это памятник нашей серости. Так-то, Витёк. «А что же ты хочешь?» Я считаю: человек родился для того на свет особенным каждый, чтоб постараться эту особенность где-то запечатлеть. Это и есть вклад в некий общемировой фонд духовных ценностей. Конечно, не всякое самовыражение может иметь ценность, а только здоровое, скорректированное с этикой, с добром по отношению к другим людям, к обществу.
Сама тешусь тем, что уж после меня-то кое-что останется! Прочитав один «таинственный манускрипт», начала сочинять некую сказочку. Такая умора! Пишу и смеюсь… Эдакий большой фельетон на давние события в стране. События трагические, но вот пишется почему-то издевательская сказочка. Назвала «Утания». Там расписан механизм тех ужасных дел в том виде, как он мне вдруг представился после нелегального прочтения нелегального «манускрипта» под названием «Правда о Сталине». Всем персонажам я придумала плохо зашифрованные имена: Бер (это, конечно, Берия), ну, и так далее, все имена прочих персонажей разгадываются тоже легко.
