Игорь Соколов - Великой тайной светится Любовь
LXIV
«Красивы, пьяны и распутны…»
Аристотель об этруских женщинах
Красивы, пьяны и распутны, —
Философ в ужасе вздохнул,
Горело солнце древним утром,
А у этрусков шел разгул…
С мужчинами под покрывалом
Все опьянялись вмиг вином
И опьянев, безумным валом
Совокуплялись ярким днем…
На площади, в тени платанов
Кружилась страстная игра
Мужчин и женщин сладко пьяных
Валила чудная жара…
И только грустный Аристотель
В безумье этом ошалев,
Клеймил их страсть при всем народе,
Боясь ужасно пылких дев…
LXV
Что я помню, – тебя, твое лоно,
Шепот ласковый, ветра порыв,
Бересклет чуть склоненный и стоны,
Тел безумных страстный изгиб…
Муравья на твоей нежной коже,
Мох на камне, на дремлющем пне,
Вспышку, взрыв, пробегание дрожи,
Твои слезы на мне, – мир во сне…
LXVI
Я человеком был… Сожженный сном…
Я видел часто странные виденья…
В мирах иных мне раскрывался дом
Зияющими безднами мгновенья,
И я с тобою растворялся в нем…
Я видел образы людей, что раньше жили,
Они любили Смерть и Красоту,
Еще мой вздох на их могиле,
Я слышал шепот вмиг разящий тишину…
Я распознал величие распада
По их вмурованным в глухой овал глазам,
Там лона дев из убаюканного сада
Страстно звали меня в сладостный Сезам…
Уже безликие, они еще шептали,
Тайну Жизни сберегая в темноте,
Обрисовав тенями вымершие дали,
Они птицами склонились на кресте…
Простиралось Вечное пространство,
Растворялись в нем соитья и плоды,
И Любви безумное лекарство
Едва угадывалось в прахе от судьбы…
Вселенная от нас уже устала,
Но мы еще, как сны ее живем,
Везде испытывая нежность идеала,
Который с нами обретет прозрачный дом,
Я вижу, – ты исчез почти весь в нем…
LXVII
В атомном финале человечества
Есть страшная безумная дыра,
Невидим вход в небесное отечество,
Но ощущается везде одна игра,
Сводящая безумье смертных к Вечности, —
Одно мгновение, – и нам уже пора…
Непостоянство времени и места,
Постоянно ускользающий в тьму смысл,
Покидает всех убогих и нечестных,
Остается только сказочная высь…
Ночью освещать вокруг пространство,
Давая в звездах мысль о прожитом,
Любое сотворенное богатство
Безмолвным прахом замолчит уже потом…
И даже ощущаешь если что-то,
Что тебя вздымает выше всех,
То и оно потом лишит полета,
Тенями жалкими озвучив странный смех…
Лежат уже безмолвны, недвижимы,
Хотя любили так, как никогда,
И где теперь их облик или имя,
Чего во имя светит нам звезда?!…
Молчание одной пропащей тайной,
Как дева проберется в грустный дом
И глубиною сладостной случайной
Напомнит мне вдруг сразу обо всем…
Пусть в атомном финале человечества
Есть страшная безумная дыра,
И мир весь задыхается от нечисти,
И пусть идет одна коварная игра,
Сводящая безумье смертных к Вечности, —
Я снова чувствую, – любовь несут ветра…
LXVIII
В тебе отчаянно сильна тоска, мой брат,
По всем невидимым неведомым мирам,
Как будто жизнь лишь снится нам
И каждый пламенем звезды с тоской объят…
Мы видим, как стареют наши жены
И как любовницы безвыходно грустны,
Мы страстно разгораемся в их лонах,
Ища волшебный свет таинственной страны…
И ощущая себя в двух шагах от Смерти,
С друзьями забываясь, водку пьем,
Может дух какой-то нашей мыслью вертит,
Превращая жизнь в безумный сон?!…
Мы одинаково бессильны перед Богом,
Как перед собственной загадочной судьбой,
Мы знаем, что не может быть итога
У бессмыслия с вскипающей борьбой…
И лишь одна тоска нас в мире держит
И жажда этой жизнью обладать,
Теряясь в лонах дев отведать нежность,
Чтоб вместе с нежностью постигнуть благодать…
LXIX
Пригвождает смысл своим отсутствием,
Люди упрямо тешат естество,
Сама природа фантастическим напутствием
Скрывает страсть изнеженной листвой…
В глазах влюбленных бешеный огонь,
Вместо речей молчания обман,
И в лоне эхо сладостных погонь,
И темноту накрыл божественный туман…
И смех бессовестных забывчивых существ
Настойчиво разлит тоской кругом,
Пытливость самых сокровенных мест
Зовет в волшебный нереальный дом…
И льется странная безумная весна,
Срывая размышление с взгляда прочь,
О том, что жизнь здесь на земле тюрьма,
Но неизвестно, кто нас загоняет в ночь…
LXX
Я плавал среди фантастических рыб,
Всю бурю осыпал ласками нимб,
Русалка нежно прильнула ко мне
И лоно раскрылось как сказка во сне..
Ее поцелуй вместо острой иглы
Вздымал во мне с ветрами грозно валы,
Горел вдохновеньем весь небосклон
Из волн всплыл на небо безумный огонь…
Вселенная вдруг стала близкой родной
И ночь обожгла своей сладостной Тьмой,
Раздвинул чертоги неведомый мир
И легкою дымкой вспыхнул эфир…
И мы вмиг взлетели в высь из волны,
Касаясь губами волшебной луны,
Едва сознавая, что вместе с судьбой
Повенчаны страстью пучины морской…
LXXI
Боюсь остаться один…
Но поздно, никто не вернется…
Над осенью стелется дым
И в дыме скрывается солнце…
Под небом еще голубым,
Где юная дева смеется,
В одной из редчайших картин
Светится тайной колодце…
LXXII
Милая девчонка,
Окрыленный бес,
Скинь скорей юбчонку,
Кругом темный лес…
Скинь скорей юбчонку,
Милая моя,
Как же нежно, тонко
Возлюблю тебя…
Небо покрывалом
Расстелит зарю,
Вспыхнешь цветом алым,
Я в тебе горю…
LXXIII
Когда весь шар земной проглотит вмиг Вселенная
И я из сна перелечу в громадный сон,
И что-то яркое безумное нетленное
Озарит со мной реальный небосклон…
Я все равно существованью не поверю
И буду мучить сам себя со всех сторон,
Терзаясь в Cозданном – умалишенным зверем,
Я причиню себе осмысленный урон…
Дабы понять, что сквозь себя я просто падаю, —
Из мира в мир, из мрака в мрак,
И Неизвестного своим паденьем радуя,
Вечным страхом заполняю страстный зрак…
Быть может, дух святой появится из солнца
Или шагнет из тьмы божественная тень,
Любой, кто есть, быть может, прикоснется
Или войдет в мой образ сквозь мельканье сцен…
А ведь когда-то мне казалось, – Совершенство
Владеет миром в множестве миров
И всяк, живущий, ощущающий блаженство
Везде находит сокровенный кров…
Увы, Икара погубили крылья,
Как Нарцисса в отраженье красота,
Сизиф в труде извечном обессилел,
Христос воскрес через распятие креста…
Так каждый образующий легенду,
Несет в себе определенный смысл,
Я тоже сам себя сдавал в аренду,
Чтоб ощущать собою пропасть числ…
Но всякий раз врастая в мрак соблазна
И все живое избирательно любя,
Я видел мир внутри – снаружи несуразным,
Едва осознавая сам себя…
Так ничего сюда не привносящий,
Я вместе с Павлом1 в пустошь отойду,
Я слишком долго любовался настоящим,
Не видя Смерти проникающей в судьбу…
Как не имел я ничего, так и не буду
Живое или мертвое иметь,
Жизнь уподобив во Вселенной чуду,
Я буду вновь искать себе одну лишь Смерть…
LXXIV
Я не могу быть без нее, ну, пусть стара
И, увы, уже не так желанна,
Жизнь промелькнула как безумная игра
И находиться в ней весьма престранно…
Возьми живое все, вся красота обманна
И то, чем дорожил еще вчера, —
Исчезло без следа как будто тайна
Объята небом в пламени костра…
Прошепчет вдруг, как все случайно
И как приносят, и уносят нас ветра,
Чтоб мы могли лишь раз в морях бескрайних
Увидеть, как целует мир заря…
LXXV
Жизнь в ракурсе любом неубедительна,
В нелепом, даже жалком откровении
Бог улыбкою блестит обворожительно,
Народ склоняется в привычном изумлении…
Я видел в зеркале его не один раз,
Но о Смерти никогда не спрашивал
Я видел в записи отчаянный экстаз,
Кино о Боге из сознанья нашего…
Служило подтверждением тому,
Что вдохновенье исторгало ахинею,
Ну, кто бы смог осмыслить эту тьму,
Чтобы потом увидеть свет за нею…
Как много раз я в ящик попадал
И как собака лаял в микрофоне,
Проникновенной Смертью плыл финал
За голым чертом в чудном фаэтоне…
На этом месте сотни юных дев,
Закрыв глаза, вдруг нежно трепыхались,
И я, со всеми мигом ошалев,
Ощутил, как влез в меня мерзавец…
Но большей частью жизнь уже прошла
И вместо дев одни несчастные старухи
Ищут в памяти хоть капельку тепла,
Но вместо птиц в глазах летают мухи…
Вот в этом месте надо хохотать,
Ибо в страхе мы ласкаем наважденье,
Я еще в юности записывал в тетрадь,
Что мир к войне идет с избытком уважения…
Неадекватен был премудрый мавр,
Второпях душивший Дездемону,
У идиотов страшно жаждет лавр
На голове сплести огромную корону…
А жизнь, как не вздыхай, не убедительна,
В нелепом жалком пошлом откровении
Любая дева с водкой соблазнительна,
Как очень экстремальное мгновение…
Комический эффект от этой жизни
Воплощается в космический аффект,
Бог, ты, если рядом, только свистни,
Я подарю тебе свой нежный интеллект…
Роль Бога в моем маленьком спектакле
Уже полвека Неизвестный исполнял,
Не знаю даже кто он, друг ли, враг ли,
Но, несомненно, безупречный идеал…
Невидимый, он всюду ощущаем,
Нигде не говорящий, все ж любим,
Хранитель самой вечной тайны,
Он вьется надо мной как херувим…
Украдкой в лоно девы запускает,
Исподтишка толкает под венец,
Не он ли всех безумьем ослепляет,
Душ инженер, влюбленности творец?!…
Роль Бога в моем маленьком спектакле
Он, разыграв, поднялся тут же в высь,
Вместо волос оставив мне кусочек пакли,
И вместо смысла прожитую жизнь…
Вот отчего с тоской глядя на небо,
Хочу я где угодно зарыдать,
Вспоминая девы сладостное тело,
И всего земного мрака благодать…
LXXVI