Игорь Соколов - Великой тайной светится Любовь
LIV
Когда их было много – я боялся —
Исчезнуть в лоне их и сгинуть навсегда —
Я слышал звук таинственного вальса —
Но он вдруг таял быстро без следа —
А ветер что безвыходно поднялся —
Меня лишь звал отчаянно туда…
И я к телам бесстыжим прикасался —
Ощущая сколько в них вреда —
Тьма людей из одного лишь пальца —
Кровью капали – бессмертного труда —
Мне стоило – чтоб в лоно их ворваться —
И образом отснявшись – в никуда —
Лететь как всякая искусственная цаца
Своего бессменного творца…
LV
Мое безумие – я вечно умираю —
непонятно отчего – ведь смысл – в звезде —
или просто страх к себе пытаю
и думаю что образ мой везде-
находит то – что – в общем – не находит —
я был – и снова нет меня —
ты для меня – чужая и родня —
и я то луч во тьме – то цвет в природе —
невидим – как и всякий – кто из сна —
меня меняет втайне на себя —
примеривая то – что вдаль уплыло —
как будто с ним такое же здесь было —
не верите – спросите у лица —
что в зеркале хранит иную силу —
с какой вам не управиться с конца —
как и с началом – пусть с единственным и милым —
но и оно пришло к нам от творца
вместе с тайной – что печаль таила —
окружением священного венца —
придающего прах ветреный могилам —
а душам свет зовущий в небеса…
LVI
Мир болен, мир несовершенен,
Взят в плен Любовью, ослеплен мгновеньем,
Порой в безумной ярости кипит,
О, как приятен в этом смысле божий скит…
Даже не вера в Бога, а ее лицо
Нас заключает вместе с ангелом в кольцо…
Внутри кольца и крест, и провиденье,
Печальным знаком смотрит в даль исчезновенья…
Молитва древних предков исцеляет,
Весь гнев и страх, вся мерзость в ней растает…
Стоишь и видишь лики – образы святых,
Таких премудрых, тихих и простых…
Каких как будто не было на свете,
Однако взгляд народный их приветил…
Но для чего?! Чтоб верить еще дальше,
Что мир наш отряхнет себя от фальши?!…
Увы, мир болен, мир несовершенен,
Взят в плен Любовью, ослеплен мгновеньем…
И все же есть благое чувство в ските,
Как будто в небе разлиты святые нити,
И мы по ним на небеса едва ползем,
Превращая свои мысли в сладкий сон…
LVII
оглушительный выстрел
пробитый насквозь
как куда я скатился
как сказочный гость
облака златокудрых
дев или ведьм
светлой ночью под утро
несут в круговерть
прозвучала команда
незримых богов
и глаза Ариадны
мне рисуют любовь
опираясь о камни
взлетая вперед
она сердце мне ранит
рисуя народ
что-то близко родное
живое мое
опрокинуто зноем
вкатилось в нутро
и вливаясь волною
в безумный закат
она вновь с тишиною
несется назад
я разбит и разорван
и снова спасен
и страстей нежных прорва
уносит нас в сон
LVIII
Махнул рукой на все, что мне мешало жить,
Мир потрясает дух, но я ликую,
Я вдруг почувствовал в мирах иную нить
Которой оплету любую бурю…
И буду сквозь невзгоды дальше плыть,
И пока ветер прах с меня не сдует,
И волна не смоет нежный сурик,
Я в нарисованном творенье смею быть…
И твое лоно страстной негой околдую,
Чтоб наши образы в единый воплотить,
И чтоб он тоже околдованный до дури,
Сумел в другом вмиг обнаружить нашу прыть…
LIX
Расту и падаю с безумным ощущеньем,
Что не хочу на белом свете жить,
Я знаю каждое прожитое мгновенье
Уже назад никак не возвратить…
И часто в мыслях трогая забвенье,
Где сохраняется вчерашней силы прыть,
Как прообраз моего же разрушенья,
Как миг, когда дух Вечное постичь…
Пытается во тьме преодоленья,
Откуда тянется заоблачная нить,
Вселяя всюду страсть проникновенья,
За что нас должен Бог потом простить…
И вывести всех из безмолвной тени,
Как из оттаявшей земли лесную сныть,
Воплотившую столь острое стремленье —
Живою сущностью себя определить…
LX
В безумье тел
Огнем бушует страсть,
В ней беспредел,
Могучая напасть…
Провал иль бездна —
Окончанье встреч,
Святое место —
Благостная течь…
Полет на небо, —
Вечный ураган,
Окружность герба, —
Сладостный изъян…
Величье Космоса, —
Бесценная игра,
Мельканье фокуса,
Волшебная дыра…
Сияние внутри, —
Блаженства кость,
Рождение зари, —
Незримый гость…
Мы все оттуда,
Из бегущих снов,
Из силы чуда
И воздушных слов…
Что мы несем, —
Давно не существует,
Наш странный дом, —
Клокочущая буря…
LXI
Муж с женою пил и веселился,
Пустилась в пляс безумная жена,
С травы взлетая в небо словно птица,
Ее вскружила вмиг безумная весна…
А я стоял, истерзанный иронией
И тем, как покидают нас года,
Еще грустил порой от беззакония,
Хотя и в нем порой не находил вреда…
Подпорки старые у мира, ну и пусть,
Мы все когда-нибудь опустимся в болото,
Пусть мир бессовестно всем дарит свою грусть,
Я отпляшу свой век без плача и заботы…
Мне по желанью хватит светлых грез,
Чтобы забыться в темноте немного,
Ведь я вступал во сне на лучший мост,
Соединявший меня с очень добрым Богом…
Мне хватало даже мига одного,
Вниз головой ощупывая бездну,
Преодолев свое мучение легко,
Расцветать с лесами праведно и честно…
И пусть потом безжалостно бы сгнил,
И был уже не сладок, не солен,
Зато ребенком в прошлом мир был мил,
Сиял везде, вмиг убаюканный отцом…
И мать моя в загадочном расцвете,
Вела меня в лес сказочной травы,
Изнеженный я спал в безумном лете,
Предчувствуя приход своей любви…
А как прекрасно было в знойной чаще,
Где девочка дарила мне любовь,
Виноградинки любой на свете слаще
Была душа ее и взбешенная кровь…
Года пройдут, и каждый вдруг захочет
Вновь ощутить блаженные пути,
Вспомнить, как Любовь драла нас в клочья,
Чтоб каждый мог сокровище найти….
Как жаль, проходят наши чувства,
Уже мы не внимаем и не зрим,
Себя не чуем, и внутри все пусто,
Так из мечты мир превращается вдруг в дым…
Проснись же друг от этой странной спячки,
Стряхни земное выраженье грустных глаз,
И вспыхнув от любви как от болячки,
Верни с любимой сладостную связь…
LXII
Меня убили словом, я раздавлен,
вместо меня летает только прах,
зачем же Богом был я раз лишь явлен,
неужто, чтоб к тебе влетать под пах…
Молчишь, и, правда, мир ничтожен,
ты упоенная движеньем своим моль,
вряд ли чуешь, как стремится Боже
вызвать твою сладостную боль…
Боль близка великим узнаваньем,
доказательством того, что ты живешь,
еще одним безумным оправданьем,
что мы творим здесь на земле одну лишь ложь…
LXIII
Я сделался таким, каким я был,
Но каким я был, – уже не помню,
Из тьмы, из множества постигнутых вмиг сил
Мы все себя когда-нибудь исторгнем…
Прекрасен древности животворящий Нил
И пирамида всемогущего Хеопса,
Мне кажется, что я здесь тоже жил,
Я слышал женский шепот: Разведемся…
Я помню, видел исчезающее солнце,
Которое вчера боготворил…
Мир отрицает боль мою и муку,
Коловращение в безумнейших стихах,
Я исповедовал несчастную науку,
В оскал ей бросив свой презренный прах…
Смеялась вся научная элита,
Сравнив мой череп с омываемой скалой,
Я возлюбленной шептал: Эй, Аэлита,
Вскружись-ка подо мной опять юлой…
Все было так, как и в начале,
Земля вертелась, люди-мертвецы
Искали те же, призрачные дали,
В чудных девах заострив свои концы…
И только шепот гулкой пасторали,
И нежный писк, которым мать зовут птенцы,
Светился моим обликом в реале,
Что делать с ним?! – решали все творцы…
Один сказал: Запустим его в бездну,
О которой он вчера еще мечтал!
Другой одобрил: Что ж вполне любезно
Человека всунуть в идеал!…
Сунуть-высунуть, чтоб разливался песней
И о себе спокойненько молчал
До той поры, пока он не исчезнет,
Как и его громадный идеал…
О, Боги, неужели я подслушал
Ваш безумный разговор,
Кто-то третий мне шепнул на ушко:
Совсем не для детей почтенный вздор!…
Вот так я и опять здесь существую,
Что-то делаю, ломаю сам с собой,
Ощущая в людях ту же бурю,
Вслед за стадом устремляюсь в бой…
LXIV
«Красивы, пьяны и распутны…»
Аристотель об этруских женщинах
Красивы, пьяны и распутны, —
Философ в ужасе вздохнул,
Горело солнце древним утром,
А у этрусков шел разгул…
С мужчинами под покрывалом
Все опьянялись вмиг вином
И опьянев, безумным валом
Совокуплялись ярким днем…
На площади, в тени платанов
Кружилась страстная игра
Мужчин и женщин сладко пьяных
Валила чудная жара…
И только грустный Аристотель
В безумье этом ошалев,
Клеймил их страсть при всем народе,
Боясь ужасно пылких дев…
LXV