Ника Соболева - Право на одиночество
Вытерев глаза рукавом, я взяла в руки старую зеленую тетрадку. Она была похожа на дневник – неровные строчки, пляшущий почерк, где-то на полях кляксы, на некоторых страницах – следы слез.
Ты даже не представляешь, каково это – просить, чтобы тебя оставили одну хотя бы на десять минут… чтобы просто поплакать. Ничего не делать, а только сжать глаза изо всех сил и чувствовать, как по горячим от температуры щекам текут холодные слезы. Такое странное ощущение.
Откуда берется эта печаль? Она берется от того, что сердце – большое и любящее, бьющееся… но – не нужное… Ничего этого не нужно, это все – зря…
Знаешь, каково это? Это так, будто ты кричишь во весь голос в пустоту. И вдруг – не слышишь эха…
В этом мире что-то не так, если в ответ на громкий крик ты ничего не слышишь… Пусто.
Завтра я проснусь, и все будет хорошо. Вот увидишь. Я и написала это только для того, чтобы наконец заплакать.
Прости, прости меня… прости меня за слабость… Я всегда хотела быть сильной и независимой, а получилась какая-то размазня, которая никак не может понять чего-то важного.
Завтра я проснусь, и все будет хорошо. Может, температура станет еще больше – но потом она пройдет…
И все будет хорошо. Может быть, только пусто и холодно… Но главное, чтобы было тепло внутри.
И я буду держать сама себя за руку… Не зря у меня две руки…
Я хочу быть сильной, и я буду ей. Обязательно… это не так уж и сложно… наверное…
К концу этой записи я почувствовала мамину боль как свою. Мне казалось, что она обращается ко мне. «Знаешь, каково это? Это так, будто ты кричишь во весь голос в пустоту. И вдруг – не слышишь эха…»
Да, мама, именно так. Я очень хорошо понимаю тебя теперь.
Я читала записи, полные боли, страданий и одиночества, и плакала. Странно – ведь в этот день столько всего произошло, а заплакала я только после того, как нашла шкатулку. Словно кто-то специально подложил ее мне в шкаф в самый подходящий момент… В момент, когда родители были нужны мне, как никогда раньше.
Мне было немного стыдно за то, что я вот так заглядываю в чужую жизнь. Но я быстро утешила себя. Ведь они умерли…
А мне, когда я читала этот дневник, казалось, будто я прикасаюсь к такой маме, которую я никогда не знала.
К концу тетради записи изменились. И на предпоследней странице…
Когда-то давно один человек сказал мне: «Какая ты счастливая… и несчастная… очень-очень несчастная»…
Я до сих пор не знаю, чего же все-таки больше – счастья или несчастья?
Счастье – в возможности так чувствовать, так любить, погружаться в человека по самую макушку, чувствовать мысли и настроение. Иногда хочется кричать – особенно когда пытаешься что-то сделать, чтобы отвлечься и увлечься кем-то еще. Как глупо все время получается, и разве можно так обманывать себя и других людей? Если нужен только один человек – ну да, можно это отрицать, можно не верить, улыбаться и говорить: «Ерунда, еще кого-нибудь встретишь».
А я вот не верю в это. Это не глупое упрямство маленькой девочки – разве в таких вещах можно упрямиться? Разве не хочет каждый человек взаимности? Просто я знаю, когда у меня замирает сердце, а когда нет. Когда мне интересны мысли и я запоминаю их, как настоящее, бесценное сокровище, – а когда нет. Когда обнимаю и мне хорошо, а когда просто иду рядом и думаю – ох, скорей бы это все закончилось. Глупо и нечестно – по отношению ко всем. Лучше уж быть одной – всегда. Чем обманывать свою собственную душу, да это и не получается у меня.
А несчастье… есть ли смысл перечислять? Все все прекрасно понимают, правда?
Но люди – не вещи. И если ты хочешь «взаимности» и только в этом видишь смысл своего существования – значит, относишься к своему «любимому» не как к человеку, а как… к кукле.
Когда любишь – просто желаешь счастья. Это не договор о купле-продаже чувств и эмоций… Я хочу, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты делал то, что тебе нравится, что тебе нужно для счастья – вот, пожалуй, и вся формула… И никакого «ты – мне, я – тебе», потому что любовь можно отдавать только добровольно.
А я? А что я… Счастье не купишь – даже за чувства. И если так получилось, что человек, который тебе нужен для этого счастья, который самый родной, самый лучший, относится к тебе просто как к хорошему другу – тут просто надо брать в кулак всю свою волю и находить радость и счастье в чем-то другом.
А я и не говорю, что это просто. И я тоже иногда срываюсь, особенно если голова болит или простуда какая-нибудь. Но на любую ситуацию можно посмотреть с разных сторон. Главное – уметь это делать… и понимать, что счастье – не в обладании кем-то…
Счастье – внутри тебя самого и в возможности подарить другому человеку свободу.
Улыбаясь сквозь слезы, я перевернула страницу. Эта запись была последней. А в самом конце тетради расцвела маленькая ромашка, нарисованная маминой рукой… Словно символ той надежды, которая всегда жила в ее сердце.
Когда у тебя что-то (или кто-то) есть, то ты совершенно не замечаешь, любишь ли ты это или нет. Просто – есть оно и есть. А когда теряешь… это будто встать над пропастью. Какие, оказывается, сильные, глубокие чувства! И как, оказывается, сложно… Без этого чего-то или кого-то.
Почему осознать это в полной мере можно только тогда, когда теряешь… или уже потерял. Когда уже поздно. И по-моему, любовь – это просто когда я, конечно, без тебя могу, но – не хочу. И вся загвоздка в этом «не хочу»…
Так у меня и получилось, мама. Когда вы с папой были рядом, я совершенно не замечала, насколько сильно я вас люблю.
А потом было уже некому признаваться в этом.
Отложив тетрадку, я вновь сунулась в шкатулку. Теперь на дне оставались только небольшие листочки – видимо, просто записки… И я вспомнила, улыбнувшись – как я вообще могла об этом забыть! Ведь мои родители всегда оставляли друг другу записки…
Хочется увидеть, поговорить, взять за руку… Почему? Начинаешь анализировать – почему? Ведь в этом нет никакого смысла, никакой пользы…
Нет, есть. Конечно, есть. Я отдаю свое тепло тебе, а ты отдаешь мне свое. И вместе разгорается костер. Костер, о который можно погреть душу и сердце.
И просто забыть о том, что было. Мне нужно это… Забыть о том, что было…
Ниже, рукой отца, было написано всего одно слово:
«Прости».
И под ним маминым почерком:
«Уже».
Я прикоснулась указательным пальцем к буквам, которые когда-то вывел на этом листке бумаги мой отец. Неровный, немного угловатый почерк со смешными завитушками… Я обводила каждую букву, вспоминая, как папа, сосредоточенно хмурясь, выводил в специальной тетрадке свои любимые стихи. На самом деле у него таких тетрадок было много… Он вел их всю свою жизнь. А после его смерти я заперла их в шкафу, боясь даже заглянуть туда… Потому что все эти стихи он когда-то читал мне вслух. И я слишком хорошо помнила папин голос… И слишком сильно скучала по нему.
Вздохнув, я достала следующую записку. Это было сердечко, аккуратно раскрашенное красным карандашом.
Я тебя очень люблю! Очень.
P.S. И вообще, «люблю» – самое большое слово в мире. Оно вмещает в себя столько чувств и эмоций… и как оно до сих пор не разорвалось?
Глаза опять защипало, и я наугад выловила из шкатулки еще один листочек. Остальные прочитаю потом…
Он явно был вырван из какого-то блокнота. Наверху я рассмотрела чей-то отпечаток пальца… Судя по размеру, папин. Но записка была написана маминой рукой.
Мечта дает человеку крылья. Но когда мечты больше нет, а ты все равно можешь закрыть глаза и чувствовать, это окрыляет еще больше.
Люблю тебя. От пяток до макушки.
Вечно? Ну да. Ведь я умру прежде, чем смогу закончить.
Я читала эти строки снова и снова, вслух и про себя… И мне казалось, что мама здесь, рядом со мной, что это не я, а она читает сейчас свои записи.
И слезы вновь начали свой бег по моим щекам. Я вытирала их рукавом, удивляясь – откуда столько?
«Я умру прежде, чем смогу закончить…»
Так и получилось.
В тот момент, когда я собирала в шкатулку все прочитанное, раздался звонок в дверь. Сердце дернулось и зашлось в лихорадочном стуке.
Я открыла дверь, даже не спросив, кто там. И тут же была схвачена в объятия и приподнята над полом. Совершенно счастливые голубые глаза смотрели на меня. Я запустила обе руки в густые светлые волосы на макушке и прошептала:
