Александр Ломтев - Лента Мёбиуса
Газетная статья вызвала даже большую шумиху, чем само явление НЛО. Ее без спросу перепечатало центральное издание «Очень секретно» из-за чего редактор местного издания, втайне гордясь перепечаткой, кричал при каждом удобном случае, что «эти столичные бездельники» воруют у региональных СМИ напропалую…
Между тем ни газеты, ни нарождающийся клан уфологов, ни ФСБ, да и никто другой не заметили интереснейшего с точки зрения психологии и социологии явления. Все население поселка разделилось на три почти равные части. Первая треть ничего не увидела, ничего не услышала и ничего не поняла. Вторая – кое-что разглядела, кое-что услышала и если и не очень-то поняла, то почти догадалась. И лишь третьи все увидели, все услышали и все правильно поняли. И был только один, который УЧАСТВОВАЛ. Я часто думаю о нем. Как он не побоялся пойти навстречу абсолютно неведомому? Что чувствовал тогда? И главное – каково ему живется после той невероятной встречи? Как он видит теперь наш мир? Не тоскливо ли, не тесно ли ему теперь в своем времени, на своей земле, в своем измерении?..
Итак, совершенно очевидно, что подавляющее большинство людей просто не видят или видят не так то, что некоторые люди видят правильно и достоверно… Одним словом, автору однажды вдруг пришла в голову гениальная по своей простоте мысль: несмотря на то, что земля круглая, она, тем не менее, по-прежнему плоская. И если долго-долго идти в одном направлении сквозь пространство и время, можно, в конце концов, прийти к краю земли. И если удастся отыскать прореху в хрустальном небесном своде, то действительно можно свеситься вниз и увидеть серые колонны ног трех огромных слонов и натруженную спину кита и даже услышать его тяжкое водянистое дыхание…
Самый известный гольд Дерсу Узала говорил своему дальневосточному Робинзону – Арсеньеву: «Твоя смотреть есть – видеть нету!» Большинство современных людей не замечают, что живут в многомерном, можно даже сказать, в многослойном мире. Порой слои эти соприкасаются, пересекаются и тогда – словно вспышка короткого замыкания – происходит нечто, что современная надутая, чванливая и близорукая наука называет суеверием и невежеством, а безапелляционная церковь – бесовщиной.
Не знаю, не знаю. Автор со всей доступной ему искренностью утверждает, что все, о чем говорится в данном повествовании, – правда, вся правда и ничего, кроме правды…
Вторая попытка
Черт был просто классический – во фраке, блестящих ботинках, с каблуками, смахивающими на копыта, с гладко причесанными черными волосами на пробор (на макушке волосы слегка топорщились, словно приподнятые мелкими рожками), криворотый и с разными глазами – бездонно-черным и льдистоголубым. Он сидел на карнизе двенадцатиэтажного дома рядом с Васей, болтал в пустоте стройными ногами и с насмешкой смотрел на Васю. Вася стушевался. Согласитесь, страдать и готовиться к смерти в результате прыжка с высотки одному или, на худой конец, в виду зрителей где-то далеко внизу, и совсем другое – в таких условиях! Подошел, расселся, лыбится, будто каждый день запросто разговаривает с потенциальным самоубийцей на крыше дома. Прыгать вниз Васе показалось довольно глупо, а черт, словно прочитав его мысли, кивнул головой:
– Правильно, довольно глупо. Подумаешь – девушки не любят, тоже мне беда – из института отчислили, пустяк какой – денег нет… В общем, ты сейчас идешь домой, ложишься спать, а с завтрашнего дня у тебя все будет просто отлично!
– А потом вы у меня забираете бессмертную душу? – спросил Вася, в уме ужасаясь: «Вот еще и с ума сошел!»
– С ума ты не сошел, а взять с тебя больше нечего, нету больше у тебя ничего, кроме души. Да и она тебе уже не нужна, раз решил самоубиться.
– А вам-то она зачем?
– Не скажу, да ты и не поймешь. Так что вставай и иди домой.
И Вася встал да пошел. Спал как убитый; а утром ему позвонил школьный приятель, который, как оказалось, добился больших успехов на поприще новорусского построения капитализма. Уже через несколько дней Вася пошел в гору; взятый приятелем в фирму по дружбе, он оказался весьма способным менеджером. И пошло-поехало! Черт свое слово сдержал без обмана. Первый джип, первый миллион, первый особняк на Рублевке, первая жена из сериала, первый миллиард. Ну, вы о нем, о Васе, сто раз слышали, в журналах блестящих про него читали, на телеэкране он мелькал постоянно. В общем, все известно, подробности даже и рассказывать нет смысла.
Но вот прошли годы; и стал замечать Вася, что чем больше он получает, чем щедрее тратит, тем меньше удовольствия испытывает от жизни; а там и тоска непонятная навалилась. И не помогали никакие самые изощренные развлечения, самые красивые девушки самых красивых островов, самые крутые машины и яхты. Тоже история известная… Даже церковь православная не помогла: уж он и храм в новом стиле отгрохал, и попов знакомых и незнакомых озолотил – нет, тяжесть на сердце камнем гранитным давит и давит. Не помогли и буддисты, и даже алкоголь – на беду оказалась у Васи аллергия на алкоголь, вот ведь. Совсем уж собрался Василий потратить десять миллионов на туристический полет в космос, да вдруг ясно понял – и это не поможет. Был он в ту пору в городе Рио-де-Жанейро, на карнавал приехал. Уже и билет у него на самые престижные места имелись. Но вечера карнавального Вася не дождался; вышел из своего шикарного номера, поднялся на скоростном лифте на самый верхний этаж, никем не замеченный выбрался на крышу небоскреба, подошел к краю и сел, свесив ноги.
«Вот ведь какой парадокс, – грустно думал Вася, сидя под облаками и разглядывая по-муравьиному шмыгающих далеко внизу людей. – Не хотелось жить от неудач, от безденежья, от безнадеги, а теперь все есть и даже гораздо больше, чем нужно, а жить не хочется! Кто бы мог подумать… Почему? Почему? Почему?!»
– Неужели не понимаешь?
Вася вздрогнул и обернулся. Черт на этот раз был в высоких сапогах, черной хламиде и цилиндре, подозрительно похожий на оперного Шаляпина. Как и прежде, он был криворот и разноглаз: один глаз бездонно черен, другой голубел льдом. Черт сидел рядом на узком карнизе, болтал в пустоте длинными ногами и с насмешкой смотрел на Васю.
– Итак, не понимаешь, отчего же все это не принесло тебе счастья?
Вася пожал плечами.
– Вспомни, что заповедовал вам ваш Бог.
– Я не верю в Бога.
– Это не имеет значения.
– То есть?
– Ты можешь не верить в землетрясение, в любовь, в град, в цветущую сакуру, в бескорыстную дружбу, в терпение, в полную луну, но они существуют и в разной степени оказывают на тебя воздействие. Итак, ваш Бог сказал вам: «В поте лица своего будете добывать хлеб свой». И поверь мне, он не имел в виду буквально хлеб или только сельское хозяйство.
– То есть?
– Как же вы, люди, в большинстве своем все-таки недалёки. Какой уж там образ и подобие! Да ведь все просто: человек может испытать настоящее наслаждение, настоящую радость, истинное удовлетворение только от того, чего добился сам – своими руками и своим умом! Сам!
– Сам?
– Сам!
Вася вздохнул, поднялся на ноги, повернулся к разноглазому:
– А что же теперь с моей душой будет? Секрет?
– Да ладно уж, нету никакого секрета, – черт тоже поднялся и с любопытством глянул в бездну. – Души мы потом обмениваем на свои грехи. Чем больше душ добудем, тем больше грехов с нас списывается. Глядишь, и прощенье выкупим… А души потом отмываются, отбеливаются и вкладываются в новорожденных. Хорошая чистая душа в нынешнем мире – дефицит! Её ведь, душу, из ничего не сделаешь.
Вася медленно развел руки, чуть наклонился вперед, присел и сильно оттолкнулся ногами от карниза.
В воздухе, принимая на себя стремительно набегающий, врывающийся в легкие поток, он вдруг почувствовал острый восторг…
Большачка
– Вот, смотри, – дядя Вася развернул газету и зачитал, – в преданиях местных жителей Большачка – это огромного роста женщина с распущенными волосами, в белых одеждах, которая показывается людям примерно в полдень в одном и том же месте. О том, что предвещает её появление, в народе бытует несколько вариантов…
– Ну и что? – я догадывался, что сосед не зря вынес эту газетку, и не ошибся.
– Я её видел.
– Кого?
– Большачку. Хочешь – верь, хочешь – не верь, но – видел.
Я знал дядю Васю давно и знал, что к мистическим настроениям он не склонен и сам посмеивается над подобными историями. А тут говорил хоть и несколько смущённо, но серьёзно.
– Ты же знаешь, мы деревенские, это отец когда-то в город переехал, на завод устроился, я тут и родился, но с малолетства все лета проводил в деревне. Вот шла жатва. Дядька мой деревенский, отцов брат, на комбайне работал с утра до ночи. А то и ночью. Каждый день бабка давала мне узелок с обедом, и я бежал на дорогу, ловить порожнюю попутку. Какой-нибудь шофёр меня обязательно подбирал и отвозил на поле. Иногда по дороге ещё какой-нибудь мальчишка присоединялся. Или девчонка. А потом назад на груженой возвращались, зерном пахнет, пыль из-под колёс…
