Александр Ломтев - Лента Мёбиуса
Обзор книги Александр Ломтев - Лента Мёбиуса
Александр Ломтев
Лента Мёбиуса
Но что страннее, что непонятнее всего, —
это то, как авторы могут брать подобные
сюжеты.
Признаюсь, это уж совсем непостижимо,
это точно… нет, нет, совсем не понимаю.
Во-первых, пользы отечеству решительно
никакой;
во-вторых… но и, во-вторых, тоже нет пользы.
Просто я не знаю, что это…
А, однако же, при всем том, хотя, конечно,
можно допустить и то,
и другое, и третье, может, даже…
ну да и где ж не бывает несообразностей?..
А все, однако же, как поразмыслишь,
во всем этом, право, есть что-то.
Кто что ни говори,
а подобные происшествия бывают на свете, —
редко, но бывают.
Н.В.Гоголь «НосАлександр Ломтев
Александр ЛОМТЕВ – журналист и писатель. Автор книг «Путешествие с ангелом» (премия Союза писателей России «Имперская культура» 2006 г., финалист Бунинской премии 2008 года в номинации «Открытие года»), «Ундервуд», «Пепел памяти», «Шёпот неба», повестей «Финский дом» (лауреат Международной премии А.Куприна 2015 года), «Ичкериада», «Не бойся» и др. Публиковался в журналах «Север», «Нева», «Новый берег» (Дания), «Крещатик» (Германия), «Сибирские огни», «День и ночь», «Волга» и др.
Как журналист специализировался на «горячих точках»: Чечня, Косово, Южная Осетия, Приднестровье, Малороссия и т. д.
Много путешествовал: руководил автоэкспедицией в пустыне Каракумы и Кызылкум, плато Устюрт; летает на параплане. Странствовал по Уралу и Карелии, Кавказу и Прикарпатью, Крыму. Плавал по Белому морю, горным рекам, озерам Балхаш, Селигер, побывал в Болгарии, Греции, Финляндии, Швеции, Израиле, Тунисе, Сербии, Гонконге, Боснии, на Кубе и т. д..
Автор трех персональных выставок графики.
Монеты
В конце сентября в Коктебеле хорошо. Нет летней толкотни и суеты, не давит сухая пыльная жара, но еще можно купаться и загорать, а бродить по окрестным горкам и бухтам – одно удовольствие. И если у тебя на душе осень и тебе хочется покоя и отдохновения, то лучшей осени, чем крымская, – терпкой, горьковато-сладкой, но небезнадежной, – ты вряд ли отыщешь.
В тот день я, как всегда, сначала отправился пешком на «Климуху» – «летальную гору» Климентьева, Мекку дельта – и парапланеристов, бейсеров и кайтингистов. Посидел в парапланерном баре, пообщался с больными на голову пилотами (ну, разве нормальный человек способен шагнуть с двухсотметрового откоса, имея за спиной несколько квадратных метров жиденькой тряпочки на почти невидимых стропах!?), полюбовался бесшумными пируэтами поблескивающего в синеве планера и побрел напрямик в Тихую бухту…
Море спокойно облизывало сероватый песок, выплевывая временами всякую мелочь, сверкало под сентябрьскими лучами холодноватыми чешуйками, но было теплым.
Маска, трубка, мешочек для возможных сокровищ и – все земное оставим земле, тут иная жизнь, иное время, иные мысли – другое измерение, словом… Оно, конечно, подводные глубины прикоктебелья – это не шикарное Красное море, однако же… На серых глинистых плитах качаются густые джунгли зеленых, бурых, желтоватых водорослей. Зависаешь над подводными лесами, горами, распадками и гротами и через пять минут забываешь обо всем, что только что тревожило или занимало душу и сознание. Среди зарослей снует суетливая рыбья мелочь, солидно проплывают косяки кефали, на песчаных проплешинах, заметив пловца, в панике зарываются по самые выпученные, передвинутые безжалостной природой на одну сторону глаза камбалки. Медлительные каменные крабы изумительной фиолетовой расцветки медлительно прячутся в расселины, угрожающе выставив толстые клешни, а их песчаные собратья удирают быстро и панически, а если чувствуют, что не сбежать, зарываются в песок. В призрачной толще парят красивые медузы – то величиной с тазик, то с пятак. Медузы – это безмолвные привидения морей…
Ничто не предвещало, как писали в старинных романах. Вот именно – ничто не предвещало…
Эти странные монеты блеснули в водорослях, когда кислорода в легких уже не осталось и тело помимо воли рванулось к поверхности. Стараясь не потерять удачу, едва вздохнув, я тут же нырнул. Монет не было. Я крутился на этом «пятачке» часа три, прочесал пальцами всю гриву водорослей в месте, где мне показался тускловатый золотой блеск, – ничего!
За ту секунду, что монеты оказались в поле зрения, я успел заметить, что было их не меньше пяти, что формы они были ромбовидной со скругленными углами и едва угадываемым то ли профилем, то ли символом. И отчего-то была полная уверенность – золотые!
На берег вылез весь в «гусиной коже», с синими губами и противным чувством упущенной удачи…
Всю ночь ужом вертелся в постели, слушал шум листьев за окном и вспоминал тусклый золотой блеск сквозь лохмы водорослей и зеленоватую слюду воды. Лишь под утро нашел, наконец, на последних каплях кислорода в легких эти странные монетки, но едва протянул руку, как из водорослей выплыл Нептун. Грозно сдвинув лохматые брови, морской бог нацелил на меня свой гарпун. Я показал ему язык, Нептун свирепо швырнул в меня свое оружие, и оно со скрипом вонзилось в водорослевые заросли. С испугу я выпустил остатки воздуха и рванулся вверх…
За коном скрипела акация. Солнце едва выползло из дымки на горизонте, но было понятно, что день предстоит теплый и ясный. Быстро бросив все необходимое в сумку, я отправился на гору Волошина. Я знал, что делать. Если положить «жертву» – голыш, монетку или еще что-то – на могилу писателя и загадать желание, – оно непременно сбудется. Я и монетку приготовил непростую – старинный царский пятак. У могилы в тот час было пусто. Отдышавшись после подъема, бросил монетку на плоское надгробье, но она покатилась и упала на землю. Подняв пятак, я аккуратно положил ее на холодный камень и повернулся к Тихой, чтобы загадать желание, и тут услышал легкий звон. Обернулся – монетка каким-то совершенно непостижимым образом опять упала на землю. Я присел на корточки, положил монету прямо в центр надгробья, убедился, что пятак недвижимо лежит, где положен, и загадал желание…
Полдня я бултыхался в заколдованном месте, так что отдыхающие уже стали поглядывать в мою сторону с заметным любопытством, а другие масочники начали все чаще «случайно» проплывать поблизости, раздражая меня своей назойливостью.
Монет не было.
Что-то в душе все настойчивее говорило: брось, плыви себе дальше в поисках гигантского краба, необычной ракушки или старинной бронзовой ладанки погибшего в прошлые века моряка. Не нужен тебе этот золотой блеск – обманет, обманет и ничего не даст.
Но что-то неодолимое сидело в печенках и не давало уплыть от этого места. И в тот самый момент, когда я твердо сказал себе: все, в последний раз! – опять сверкнуло.
Семь монет странной формы нашел я в зеленовато-бурых вихрах водорослей и, не разглядев их толком, торопливо сунув в мешочек, радостно поплыл к берегу.
Как-то очень быстро на Тихую опустился вечер! Собственные ощущения утверждали, что солнцу еще катиться и катиться за горбушку Хамелеона, а в густеющей синеве уже проглянула бледная луна. Неужели я так увлекся, что день промелькнул вдвое быстрей? Я плыл к берегу, и меня постепенно охватывала непонятная тревога. Берег опустел. Куда-то подевались даже палатки хиппи; эти пожилые лохматые ребята по утрам ходили к откосу мазаться синей «ужас какой целебной глиной» и бродили, как голые голубоватые привидения, по пляжу, не обращая внимания на плохо скрытое возмущение респектабельных пляжников. Зато ближе к склону горы, с которого любят стартовать парапланеристы, когда задувает устойчивый бриз, вдруг появилась странного вида палатка. Вроде старинного шатра. Да, это был настоящий шатер, словно бы из сказки «Руслан и Людмила»…
Кино снимают! – дошло до меня наконец. А когда на берег вылетела кавалькада всадников на низкорослых лохматых лошадках, окончательно утвердился в догадке – кино!
Едва я выбрался на берег, один из всадников заметил меня и показал остальным рукой, на запястье которой болталась плетка. Этой плеткой он и стеганул свою лошадку так, что она живо запылила к пляжу. Дальше все завертелось с дикой быстротой и совершенно для меня неожиданно. Подскакавший спешился и первым делом огрел меня плеткой прямо по голым плечам. Я вытаращил глаза и закричал:
– Ты что, очумел? – и не раздумывая шарахнул его по коротко стриженной голове маской. Резинка лопнула, и маска отлетела в песок. На секунду всадник опешил, а потом выхватил из-за пояса короткую широкую саблю, ударил меня со всего маху плашмя по голове и через секунду я валялся на песке без сознания.
Почувствовав на губах соль, я понял, что в лицо мне плеснули морской водой. Оказалось, пока был без сознания, меня довольно грубо, судя по свежим горящим ссадинам на спине и ногах, приволокли к шатру. Шатер оказался гораздо больше, чем он показался мне с берега, да и выглядел не как декорация – богато и по-восточному красиво. Сквозь откинутый полог в темной прохладе были видны шикарные ковры и расшитые золотом и серебром подушки, тускло отсвечивающие, по всей видимости, золотые и серебряные блюда. Ни киноаппаратов, ни софитов, ничего мало-мальски имевшего отношения к кино я не увидел.
