Александр Филиппов - Аномальная зона
– Тот, кто не с нами, – тот против нас! – рявкнул, вскочив, красномордый подполковник. – И я их, гадов, давил и буду давить!
– Ур-ра! – воодушевлённо подхватил зал. – Слава полковнику Марципанову!
Дед, удовлетворённо и, как показалось Эдуарду Аркадьевичу, даже умильно оглядев собравшихся, кивнул и продолжил речь:
– Мы с вами свершили большое дело, друзья. И все радости моей жизни, как и ваши, были в основном так или иначе связаны с работой, нашей нелёгкой службой. Но сегодня я счастлив по особенному. И не только потому, что, презрев опасности, не поддавшись вражеской пропаганде, к нам присоединился мой внук. Причём так неожиданно, что кое-кто… кхе-кхе… даже принял его за диверсанта, шпиона… – и он шутливо погрозил пальцем своим заместителям.
При этих словах замполит покаянно прижал руки к груди и поклонился Марципанову-младшему, а мордастый подполковник, бесцеремонно отстранив Октябрину, потрепал как своего по плечу:
– Да ладно… Чего уж там… За одного битого двух небитых дают..
– Но правильно сказал наш товарищ Клямкин, – указал на замполита дед, и тот зарделся довольно, – что факт перехода на нашу сторону моего внука лишний раз подтверждает нашу историческую правоту. Всё передовое человечество, прогрессивная молодёжь с нами, друзья! А то, что вы его за шпиона приняли, – улыбнулся он замполиту, – даже неплохо. Это свидетельствует о вашей бдительности, о готовности каждую минуту пресечь любые вражеские поползновения. Поэтому я предлагаю выпить сейчас не за моего внука Эдика. За него мы ещё выпить успеем… – за столом дружно засмеялись. – Предлагаю выпить за нас. За нашу победу! Ура!
– Ур-р-р-а-а! – раскатисто подхватил зал.
Все задвигались, опять потянулись друг к другу рюмками и фужерами, зазвякало тонко золото. И Марципанов-младший, чокаясь с дедом, отметил не без удивления, что тот ожил будто, помолодел, пергаментные щёчки порозовели, замшелая лысина заблестела. Полковник уколол рысьими глазами внука и сказал вполголоса, растянув в улыбке синие губы и обнажив жёлтые, словно клыки, зубы:
– Смотри не подведи дедушку, сорванец…
Эдуард Аркадьевич послушно кивнул, выпил, и в голове у него закружилось.
Октябрина решительно взяла его опустевшую тарелку и принялась заваливать её снедью, шепча сердито по-свойски:
– Вы, пожалуйста, закусывайте, товарищ внук! А то мы ведь не как буржуи-интеллигенты пьём, глоточками да через соломинку. У нас всё по-честному, по рабоче-крестьянскому. Мы, чекисты, к водке, как к врагам классовым, беспощадны. До полного уничтожения! Так что тостов ещё много будет. Следующий, думаю, придётся вам говорить…
5
Дедушкина домоправительница как в воду глядела.
– А теперь, – вытянувшись во весь рост над столом, провозгласил замполит-тамада, – настала пора предоставить слово, так сказать, главному виновнику торжества… – Он многозначительно посмотрел на внука и объявил: – Слово предоставляется Эдуарду Аркадьевичу Марципанову-младшему!
Правозащитник, подогретый спиртным, встал, неловко шатнувшись, и едва не выплеснул коньяк из рюмки, зажатой в правой руке. Ему нередко приходилось участвовать в застольях по разным поводам, с разными людьми, говорить он умел и любил, тем более в такой ситуации, как сейчас, оказавшись в центре внимания. Правда, случай на этот раз выдался особый, прямо дикий какой-то, невообразимый совсем, и участники застолья – будто живые мертвецы, вышедшие из своих позабытых давно всеми могил, но…
«Эх, взять да и врезать им сейчас по первое число, – мелькнула в голове Эдуарда Аркадьевича шальная мысль. – Дескать, сатрапы вы, сталинисты недобитые! И мне, порядочному человеку, не то что за одним с вами столом сидеть – воздухом дышать, и то противно!» Но тут же, руководствуясь исключительно соображениями целесообразности, ради успеха грядущей разоблачительной миссии наступил на горло собственной песне, сказал прочувствованно:
– Уважаемые друзья! Я тоже… э-э… безмерно раз нашей с вами встрече. Надеюсь, что сегодня я наконец обрёл не только своего дедушку, но и… гм-м… родных братьев и сестёр в вашем лице… м-да… Много лет мне довелось прожить во враждебном, чуждом мире, где бал правят деньги – рубли, доллары, евро, и совсем не осталось места светлым идеалам всеобщего равенства, свободы, любви… – И тут же укорил себя мысленно: «Что ты несёшь? Про какие равенства и свободы впариваешь этим дремучим тюремщикам?!» А потому, ловко сменив пластинку, продолжил: – В мире, где всё продаётся и покупается, нет места равенству всех перед законом. Отсутствует социальная справедливость. Кто не работает, тот… гм-м… и ест. Причём есть хорошо, много и вкусно, товарищи. И я рад, что попал наконец туда, где не предали идеалы революции, социализма. Более того, совершили то, что не удалось пока никому в мире, – построили… этот… как его… какой коммунизм? – обернулся он к Октябрине.
– Режимный, – подсказала та.
– Во! Режимный, понимаешь ли, коммунизм. За него и выпьем, друзья!
Сидевшие за столами с энтузиазмом подхватили:
– За коммунизм! Наш, режимный! Ур-ра-а!
– М-молодец, – перегнувшись через Октябрину, потянулся к Эдуарду Аркадьевичу полной рюмкой мордастый подполковник. – Р-разрешите представиться: з-заместитель начальника лагеря по р-режиму и оперативной работе Иванюта Григорий Мир-ронович!
Разомлевший правозащитник, не моргнув глазом, радушно чокнулся с заклятым врагом:
– Рад знакомству. Не тому, конечно, у расстрельного столба, а теперешнему, – заметил Эдуард Аркадьевич.
Подполковник выпил и, навалившись на Октябрину, принялся объяснять:
– Вы, гр-ра-ажданин внук, на меня не обижайтесь. У нас знаете какая оперативная обстановка сейчас? Напряжённая. Сволочи всего мира, взявшись за руки, идут на нас стеной. От шпионов и диверсантов отбоя нет. А на мне знаете какая отс… отстветств-с-венность лежит? Кто, думаете, вражескую агентуру, всяких пр-редателей и саботажников, ведущих подрывную деятельность, выявляет? П-подполковник Иванюта…
– Гришка, отвали, – бесцеремонно отпихнула его от себя Октябрина. – Только капни мне коньяком на новое платье! Я тебя самолично, как вредителя и контрика, шлёпну!
– Ха-ха-ха! – развеселился подполковник и, прижав палец к губам, прошипел так, что ползала услышало:
– Тс-с-с… по секрету скажу: зверь баба! Я её… ха-ха… сам боюсь. Сказала – шлёпну, значит, шлёпнет!
– Да ну вас, – польщённо зарделась Октябрина. – Пустите меня. Пойду освежусь…
Она встала из-за стола, пошла по проходу, а подполковник, глядя ей вслед, цокнул одобрительно языком:
– Хороша с-стерва! Она на тебя, гражданин внук, явно глаз положила!
Он бесцеремонно удрюпался на освободившееся место, обняв дружески Марципанова-младшего за плечи, налил коньяка ему и себе. Опять выпили. Эдуарда Аркадьевича окончательно развезло.
– А к-как у вас обстоят дела с п-правами заключенных под стражу лиц! – строго глянул он на подполковника. – Соответствует ли режим содержания европейским стандартам?
– А то как же! – с гордость отозвался Иванюта. – Всё как положено. К-камеры оборудованы согласно инс… струкциям! На окнах – решётки стальные, двери обиты железными полосами, снабжены замками тюремного типа. Ну и стол, нары, табурет, параша… Всё как в Европе!
– А… а бельё постельное для заключённых хорошо пр-роглаживается? – с хмельной настырностью допытывался правозащитник.
– Белья не положено. Матрас, набитый соломой, тюфяк под голову…
– Н-не порядок! – возмущённо мотнул головой Эдуард Аркадьевич.
– По инструкции так положено. Инструкции, гражданин внук, сполнять строго нужно, – назидал ему подполковник. – Вот ты, к примеру, в камеру как войдёшь? Откроешь дверь, ввалишься, здрасьте вам! А надо – по инструкции! Вначале старший наряда обязан осмотреть помещение камеры в дверной глазок, дать команду заключённым встать, отойти к стене, руки назад. После того, как одно лицо надзирающего состава открывает дверь камеры, второе находится у входа со стороны коридора и осуществляет наблюдение. В случае неповиновения или нападения на надзорный состав…
В этот момент в зале опять бурно зааплодировали. Марципанов-младший, глянув осоловело, увидел, что в дальнем конце стола поднялся пожилой вохровец, один из тех, кто принудительно кормил правозащитника в камере.
– Это наш герой, почётный, можно сказать, конвойник, старшина Купарев. На его боевом счету двадцать пять задержанных побегушников и тридцать два диверсанта, – пояснил Иванюта и крикнул одобрительно: – Давай, Акимыч!
Тот поприветствовал подполковника рюмкой, потом, покашляв, сказал:
– Я, товарищи, врагов всяких видел. Бывает, дашь ему разок по соплям – сразу колется, мать родную готов продать. А этот, – указал он на Эдуарда Аркадьевича, – как попал к нам, сразу видно – крепкий орешек. Стойкий, наш человек. Другой бы тут же про дедушку-то выложил, этот – не-е… Шутки с нами шутил. Вы, говорит, кино тут снимаете… А ещё прокурором грозился. Я так понимаю, это он нас с Трофимычем испытывал. Как, дескать, мы службу несём… Чекистская в парне кровь! За него – до дна!
