Юрий Чудинов - Порядок вещей
Все начиналось в аэропорту. Вернувшись из отпуска, он заглянул в кафе «Лайнер» и обнаружил там экспедиционное начальство. Появилась возможность, не кантуясь в общаге, вылететь на точку. Составил заказ на продукты, бензин для лодочного мотора, расписался в бумагах на получение карты, имеющей гриф «секретно» и двинулся на вертолетную площадку. Но он давно заметил, что если уж как-то слишком везет, то везет не туда, поэтому уступил свое место Попову. Задолжав кому-то крупную сумму денег, тот боялся встречи с кредиторами, и хотел покинуть Нижневартовск как можно скорее. Сергей выгрузил свои вещи из вертолета и пошел обратно в «Лайнер», пить пиво. Три часа особой роли не играли… до тех пор, пока двигатель вертолета не заглох в воздухе над тайгой.
В памяти возникло болото: кочкарник с маленькими зеркальцами озер – место, куда упал вертолет. Машина вспыхнула от удара о землю. Топливные баки взорвались. Сгорели девять нефтяников, три члена экипажа и Попов.
Неписаное правило экспедиций гласило: не садись не в свой вертолет. Уступив свое место Попову, Сергей косвенно нарушил виртуальный закон. «Ты – не жилец», – сказал один из «погоревших» на аварии кредиторов Попова. По их мнению, Сергей должен был погасить долг Попова. И вот, оказавшись в тайге, он ушел на охоту и не вернулся. Для бандитов он был теперь так же мертв, как Попов, хотя сидел в купе пассажирского поезда «Малахит», и где-то к полночи должен был перевалить через Урал в Европу.
Попутчик, старик лет семидесяти, вошел в купе и тихо поздоровался. По билету у него была верхняя полка. Сергей предложил поменяться местами. Старик стал шумно благодарить, задавать дежурные вопросы: куда, зачем, надолго? Сергей назвал пункт назначения, указанный в билете, и раскрыл наугад свою книгу. «Черт возьми, я вовремя прикинулся мертвым, – прочел он первый попавшийся на глаза абзац, – а то бы этот шотландец сделал из меня шотландскую селедку. Прикинулся? Неправда. Совсем я не прикинулся. Мертвые, вот это притворщики! Они притворяются людьми, когда перестают быть ими. А прикинуться мертвым ради жизни – это не притворство, а сама искренность».
«Фальстаф прав, – думал Сергей. – Я тоже прикидываюсь мертвым ради жизни…»
Неожиданно, как не впервые за последние дни, появилось странное ощущение: отчетливо представилось состояние человека, идущего степью по пыльной, пустынной дороге. Холодный, резкий ветер дул в лицо, трепал одежду из грубой ткани. Всем своим существом Сергей впитывал тот древний мир, как будто был частью этого ветра, колеблющегося пространства серых трав, простирающегося до горизонта, где за пологими, серыми холмами начинались высокие горы, и куда вела единственная в этой степи дорога.
Странное беспокойство переполняло сердце, как будто вот-вот что-то должно было произойти. По небу плыли низкие, дымные тучи, предвещая дождь или дождь вперемешку со снегом.
Сергей понимал, что находится в купе. Но одновременно он находился где-то там, далеко-далеко, за шесть веков отсюда, и это было необъяснимо.
Хуже нет, чем когда есть всему объяснение, хуже нет исчерпывающего ответа.
В камнях надо видеть камни, а не отражения собственных мыслей – камни того заслуживают.
И называй себя хоть волком, хоть вороном, хоть груздем – веры нет уже за то, что ты назвался.
Хуже нет, чем обозначение цели – стрел всегда больше.
Хуже нет, чем считать, будто существует Великая Печь, в которой тебе, полену, гореть.
Ты – не полено, не груздь, не волк, не ворон…
Да и Человек – не имя…В полночь разбудил проводник. Спросонья Сергей не сразу понял, что от него хотят. Проводник торопил к выходу: стоянка две минуты! Поезд уже начинал торможение.
Неловко спрыгнув с полки, задел коленом о стол. Боль в чашечке заставила сосредоточиться. Сунув ноги в ботинки, механически завязал шнурки. Проверил, на месте ли деньги, паспорт. Надел куртку, поднял на плечо рюкзак.
Поезд дернулся, остановился. Продолжая зевать на ходу, Сергей вышел в тамбур, бросил «спасибо» проводнику и спустился по лесенке в ночь.
В лицо подуло влагой, прохладой, сочным запахом хвои и разнотравья. Дощатый настил перрона, низкий, почти вровень с рельсами, пронзительно заскрипел под ногами. Дверь вагона захлопнулась, поезд тронулся, и в голове появилось осознание происшедшего: «Здесь же должен был сойти старик!»
Сергей не знал, то ли плакать ему, то ли смеяться. Ситуация повторилась. Теперь он поменялся местами со стариком.
«А что, если старца здесь ждут? Ночь все-таки. Должен же кто-то его встречать», – подумал Сергей в надежде, что, когда придет на станцию, то, по меньшей мере, узнает, в котором часу появится следующий поезд.9. Клёст
Клест неспешно расхаживал по дощатому столу в пространстве между кружкой, дымящимся котелком и зажженной керосиновой лампой. При виде Сергея он замер, склонив голову на бок, как бы прикидывая в уме, тот ли перед ним человек, которого он ожидал здесь увидеть. На вид это был обыкновенный клест, но наглый. Сердитый взгляд золотисто-коричневых глаз птицы был пугающе осмысленным, в поведении чувствовалось прямо-таки человеческое недовольство.
Чтоб избавиться от странного наваждения, Сергей огляделся по сторонам. Зал железнодорожной станции освещали три керосиновые лампы. Одна из них стояла на столе, две другие были подвешены к потолку на длинных, покрытых патиной, бронзовых цепочках. Судя по толстому слою пыли и буйным зарослям паутины, свисавшим с потолка, русским духом здесь не пахло лет пятьдесят, если не больше. Но кто зажег лампы и приготовил чай в котелке? Не клест же?
– Чего смотришь? – чирикнула птица.
Сергей оторопело уставился на нее. Клест щелкнул клювом и с важным видом шагнул к краю стола. Кривые сабельки клюва выглядели угрожающе.
– Это ты говоришь? – спросил Сергей.
– А кто же? – раздался голос.
Из-за стола, выпрямляясь, появилась девушка. В желтом свете керосиновых ламп взгляду открылось редкое сочетание женской красоты и физической силы, и (о, черт!) – взведенный арбалет в правой руке и рукоять меча над плечом – слева.
Клест свистнул и испуганно юркнул под стол. Арбалет взвился на уровень глаз, сместился чуть влево. Резкий щелчок тетивы, и пущенная из арбалета стрела в касание прошипела у левого плеча Сергея. Он дернулся в сторону, оглянулся на сдавленный крик и увидел падающего на спину бородача, из горла которого торчала черная стрела. Об пол загромыхал вывалившийся из рук его меч. Следом за ним в зал вбегали все новые и новые воины.
10. Звездочеты
– Ну, что скажешь? – Гай растерянно подергал себя за кончик носа. – Мне лично становится как-то не по себе. Но ведь она справится?
– Кто она? – спросил Никон.
– Не паникуй, – сказал Винсент. – Все не так уж плохо. У нас появился второй балансир. Может сказать, появился треугольник. Давай посмотрим, что с Виктором, а там решим, что дальше делать. Хотя… возможно, Никон, ты прав, и мы открыли ящик Пандоры.
– Она нас даже не предупредила!
– А ты хоть раз получал от нее телеграмму?
11. Чип
Я возвращался из библиотеки, и, конечно, у меня было хорошее настроение, потому что прочитанное пробудило воспоминания, и они унесли меня далеко-далеко от нефтеналивной системы Нижневартовска. В библиотеке просматривал записи Сергея, переданные мне после его исчезновения. Я уже подходил к общежитию, когда дверь с шумом распахнулась, и на улицу вывалились двое рабочих, волоча по земле гитару. Нет, это была чужая гитара, но смотреть было больно. Рабочие были пьяны, и я вспомнил, что сейчас там все пьяны, что кругом грязь, и стало совсем противно. Оттягивая время, зашел в уборную. Постоял над дырой, думая не о цветах, а потом все равно направился в общежитие.
Из дверей тянуло перегаром. По полу была размазана грязь. Валялись окурки. Минуя бак с питьевой водой, переступил через лужу. Видно, кто-то забыл завинтить кран или опрокинул ведро с помоями.
Толкнул дверь в комнату и опешил от неожиданности: на восемь коек… раз, два, три… десять! мужиков. На последней кровати, у стены, «вольтом» лежали Ильич и Доронин. Рядом с ними Корочкин сидел в ногах у того, кто спал на моей постели. Причем спал, подлец, во всей одежде, которая, без сомнения, была не чище пола. Корочкин и Доронин общались, едва ворочая языками, остальные не подавали признаков жизни.
«Придется сходить на Обь. Подышать свежим воздухом. Часиков до десяти, – подумал я. – Не проспится, придется поднять. А завтра надо начинать действовать. Уж лучше комары, чем пьяные. Если сам не пьяный. А мне нельзя. Да и толку-то? От местной «паленки» голова будет раскалываться, а удовольствия – ноль!..»
На Оби, здесь, внизу, куда три года назад ходили купаться, картина теперь другая. Берега вроде бы те же, с нависшими над водой слоями торфа, но… гораздо ближе к забору базы перекочевал край обрыва под воздействием вешних вод… И выглядят они хуже… безобразнее, что ли?.. Хотя… и плоты понагнали, как тогда, но… и размером они поменьше… и порядка в связках нет никакого… Прохладно… брр!.. Ветер… холодный, резкий… студит голову, руки… Небо хмурится. Напоминает мятую промокательную бумагу, которую поливали серной кислотой в школьном химическом кабинете. Только справа, у горизонта, еще светло, и лучи заходящего солнца добавляют розоватые пятна в серый перламутр облаков. Ночи не будет, а будет такая вот размазанность, до утра…
