Игорь Белисов - Скорпионья сага. Cамка cкорпиона
Так. Что мы имеем по трезвому разумению? Если отца заберет болезнь – мама на мне. Это понятно. Плюс Малыш, которая вовсе уже и не маленькая, но что-то подсказывает мне, что она – мой ребенок до скончания дней. И наконец, эта ведьма, опять же, с сестрицей и тещей. Ведьма с прогрессирующей манией власти. Ведьма, с которой мои отношения выносимые, но неприемлемые, и с которой разлучит меня теперь только смерть. Куда бежать? На что опереться? Чем тоску обезболить? Любовь перечеркнута. Последняя отдушина – и та уплывает. Всё против меня. Никаких иллюзий. Перспектива – погибель.
Я был – скорпион в огненном круге.
Дела
10
– Левее! Еще чуть левее! Так-так-так, стоп!.. Забери кормовой конец! Одержи! Вот так хорошо! Опускаем!.. Майна! Аккуратнее, потихонечку… Подтяни носовой! Так, киль вошел в раму. Майна, майна… Есть! Всё, отвязывай!
Я вздохнул. Операция «яхта» прошла успешно. Если можно назвать успехом прощание с клубом «Парус», транспортировку на специальном яхтенном трейлере и водворение этаким монументом посреди дачного участка жены.
Стропы провисли. Крюк отцепили. Стрела крана уехала. Я пожал руки парням, которые мне помогли, расплатился с водителем трейлера. С начала весны в углу участка успел появиться свежий сарайчик, у его двери сбилась горстка таджиков с тревожным любопытством в черных глазах. Гастарбайтерское беспокойство было вполне обоснованным. Равно как и обывательское смятение законных соседей, там-сям остолбенело торчавших.
Возвышаясь над полем бурьяна, яхта смотрелась сюрреалистически…
– Я до конца не верила, что ты такой псих, – заключила жена.
– Знаешь, я вдруг осознал, что это мечта всей моей жизни.
– Вот уж не думала, что ты мечтал о яхте на дачном участке.
– Я мечтал сняться с якоря. Настала пора браться за дело.
Она неспешно прошлась вокруг пузатого пыльного корпуса.
Яхта стояла в точности там, где должен быть дом. Критический взгляд чуть смягчился иронией.
– Ну, и как ты ее назовешь?
– Пока не решил. Во всяком случае – не Бедняжка.
Первым делом таджикам пришлось исчезнуть. Строительство дома в ближайший сезон не светило. По этому поводу мы с женой разругались. Но ведь участок – не только ее.
А через пару дней я перебрался на яхту жить.
В тот же вечер жена позвонила мне на мобильник, категорически требуя, чтоб я вернулся домой. Я объяснил, что мне так удобнее ремонтировать яхту, к тому же, летом жить на природе – милое дело, да и вообще, давно хотел побыть в одиночестве. В ходе дискуссии разругались до озверения.
Просто выключил телефон.
Какое блаженство: нажатие кнопки – и всё. Ни упрашиваний, ни приказов, ни подлизывания, ни истерического деспотизма. Нет, в самом деле, почему я вечно должен ей уступать? По какому такому неписаному закону? А? Мое желание побыть одному имеет такое же право, как и ее потребность мозолить глаза и проедать мою плешь, с той лишь разницей, что она всегда со мной своего добивалась, а вот я ни дня не был хозяином собственного существования. С меня хватит. Ей как менеджеру пора бы понять: начальственные замашки имеют предел допустимого прессинга. Она думает, власть – это умение подчинять. Конечно-конечно…
Но есть и другая власть.
Способность не подчиняться.
Наконец-то я взялся за восстановление яхты всерьез. Мое хобби стало и отдыхом, и единственным смыслом. В жизни всегда должна оставаться иллюзия перспективы. И значит, я буду строить ковчег, не задаваясь вопросом «зачем?».
Поначалу во мне клокотала злоба. Затем – отвердела суровость. А через несколько дней наступила чудесная релаксация, органичная небу, ветру, деревьям, траве, восходам, закатам, я растворялся в гармонии между внутренним «я» и окружающим миром. Утром – в город на электричке, по скорпионьим делишкам. Вечером – в магазин за провизией и снова сюда. Пару раз нанимал «бомбил» доставить громоздкие детали для яхты, а по большей части перемещался пешком: физкультурная практика. Кстати, по выходным, которые возникали все чаще, я увлекся бегом трусцой, разминкой на поляне в лесу, умыванием в роднике. А как-то раз кончились сигареты – и я нежданно-негаданно бросил курить. И вдруг обнаружил, что давно забыл алкоголь – и даже не вспоминалось. Зато купил несколько книг – против отупения в общественном транспорте и для интеллигентного отдыха на закате рабочего дня. А каким стал мой сон! Стоило залезть в спальник – и меня в этом мире нет.
Я был один. Великолепное ощущение.
Близился вечер. Закончив возиться в лаборатории, я как порядочный собрался домой, то есть на яхту. Уже вышел наружу и начал запирать все замки, когда нутром почувствовал взгляд. Опасливо оглянулся.
У калитки стояла жена.
Нет, вдвоем прогуляться по зоопарку она не хотела. Ей требовалось ко мне в гости, именно в «логово», как она выразилась. Пришлось лязгать запорами в обратном порядке. Руки почему-то дрожали, хотя волноваться не было ни малейшего повода. Вошла. Велела включить свет. Процокала вглубь. Скептически осмотрела главное, а затем и подсобные помещения. Глянула в холодильник. Скрипнула шкафом. Подняла ложе дивана.
– Ты что, в самом деле живешь на яхте?
– Как видишь… – Я невинно развел руками.
Просияла. Не знаю, что ее так обрадовало: то ли мое отшельничество, то ли доказанное монашество. Ее походка сделалась заметно развязней. Она прицельно двинулась на меня, покачивая всем, чем положено покачивать женщине.
– Как я тебе?
– Ты, безусловно, прекрасна.
– Формальный ответ меня не устраивает.
– А меня угнетают вопросы о практической привлекательности изрядно поюзанных жизнью самок.
Ничуть не смутившись, обвилась вокруг моей шеи. Заулыбалась с артистической чувственностью…. Я вдруг увидел:
– Что с твоими губами?
– Тебе нравится или нет?
– Даже не знаю…
– А ты попробуй… – Накрыла меня поцелуем.
После тестового лобзания и выслушивания невнятного отзыва, наконец, объявила, что «улучшила форму», закачав в губы гель. Я лишь крякнул. По ее словам, акцент женского эротизма в наше время смещен с глаз на губы. Ясно. Глаза – это вход в душу, а губы – известно куда. Душа нынче не в моде.
Скользнула рукой мне под майку. Я начал мрачно догадываться, что поцелуй – это только начало. Хотел открытым текстом послать, но из ложной галантности промолчал. Яд – оружие слабых. Просто высвободился.
Она вспыхнула атакующим взглядом.
Все еще надеясь спустить дело на тормозах, я обогнул длинный стол, уставленный клетками, в каждой из которых сидело по «воину». За последнее время они нешуточно расплодились. Я стал поправлять хаос нагромождения, создавая порядок, типа я занят. Скорпионы притихли.
И тут она заорала.
Я мгновенно оглох. И дело даже не в громкости воплей, резонирующих под сводом ангарного помещения, а в содержании ее бесконечных претензий, которые я выслушал в жизни бессчетное количество раз, и всякое обращение к старой песне о пошлом, в одном и том же истерическом исполнении, давно выработало в измочаленном мозге стойкий рефлекс – запредельное торможение с абсолютной невосприимчивостью.
Развернувшись, я быстро пошел на выход. Пока она тут беснуется, подожду-ка на свежем воздухе.
– Я сейчас позвоню Малышу!!!
Слух пробился внезапно. Пришлось оглянуться.
Она держала мобильник, словно гранату с выдернутой чекой…
И снова она добилась-таки своего. И снова я находился в ее власти. Кто страшнее: буйная или «нормальная»? Буйную, так ту хоть можно сдать в психлечебницу. А эту – терпеть. И снова она получила от меня секс.
Сжимая приталенные бледные полушария, подергиваясь да похлюпывая в разогнавшемся ритме, отрабатывая угрюмую физическую повинность, я размышлял о трагической нестыковке. В этом все менее притягательном теле жил все более отвратный характер, но пока между ног будет цвести жаркая роза, она будет ждать мужского участия. Вчера «Ботокс», нынче гель в губы, завтра – что-то еще. Технологии надувательства стремительно развиваются. Продукты без срока годности. Жизнь без законов природы. Секс без любви. Человек превращается в прижизненную консерву. Возможно, доведись мне дожить до преклонного возраста, полусотлетняя фурия покажется мне прекрасной ягодкой. Однако сегодня мои ровесницы и даже несколько младшие, для меня – содрогание с подташниванием. Нет-нет, я не о добродетельных клушах, пожизненно озабоченных своим выводком и вызывающих у меня почтительнейшее уважение как женщины, поставившие на себе крест. Я – о других, эпатажных и хищных, с гипнотическим взглядом, с ужимками страсти, с претензией на соблазн, из рекламы гламурных обманок – «ведь вы этого достойны».
Я, конечно, попридержал язык за зубами: сказать такое женщине откровенно может только самоубийца.
– Нет задачи труднее, чем доказывать очевидное, – ухмыльнулась жена по завершении экзекуции. Я ответил свирепым молчанием. И она пояснила: – На самом деле, ты меня любишь. Просто, боишься в этом признаться.
