Валерий Петков - Оккупанты
– Будет зависеть от погоды. Автобус закажем. Но до Дня Победы обязательно должны провести. Всё? Будьте здоровы и счастливы.
Дед возвращался домой, чувствовал себя уставшим. Солнце выглянуло, словно дорогу ему показало.
Он поднял голову. Ажурный квадрат антенны на старинном корпусе ВЭФа блеснул в вечернем освещении. Дед долго смотрел. Подумал:
– Не всякий заметит. По мне, дак как маяк на высоком берегу. Ходил на его свет, знал, что он есть, и так было надо. Теперь остались ты да я. Ты погас, а я? Для кого-то голая арматура, а для меня полжизни символизирует.
Грусть от свидания с друзьями немного развеялась. Он смотрел на виадук в Чиекуркалнс, огромный торговый центр и пустые корпуса бывшего вагоностроительного завода. На противоположной стороне – магазин мясных деликатесов для избранных. Дальше старинный административный корпус времён «Всемирной электрической компании UNION». Зевс между колонн, словно в гроте, с приручённой молнией над головой. Выше – антенна над квадратной башней. Такой знакомый вид.
Вздохнул тяжело.
– Вам плохо? – участливо спросила женщина.
– Не волнуйтесь, я в порядке.
Он пришёл домой, сделал бутерброд с паштетом. Запил кружкой молока.
Вернулся в комнату. Смотрел в окно. Снова на глаза попалась антенна.
Расстелил постель. Глянул на медали и ордена на стенке, на чёрной суконке.
– Я знаю, что надо делать!
И уснул крепко и спокойно.
Глава 35. День Победы
Обычно они ездили в этот день к Памятнику воинам-освободителям, за Двину. Путь был неблизкий, от центра города.
Красные гвоздики Дед покупал заранее. Пиджак парадный, сверху лёгкую курточку, чтобы прикрыть ордена и медали. Запрещённая символика.
От остановки надо было пройти немного пешком. Людской поток устремлялся к монументу, видному издалека. Бойцы с автоматами идут в атаку. Стела высоченная, понизу цифры «1941 – 1945». Рядом пруд.
Оттуда гремела музыка, огромный, пёстрый ковёр из цветов у подножия был виден издалека.
Обычно выступал кто-то из российских певцов, хор. Артисты читали стихи про войну. Школьники поздравляли Деда, подходили, дарили ему цветы. Мэр города выступал с приветственным словом со сцены.
Так было много лет. Сегодня они решили не ехать, Дед не восстановился полностью после болезни.
День Победы бывал, как правило, тёплым, даже жарким. Вот и сегодня – двадцать четыре градуса. Занавески ветерок треплет, окна раскрыты настежь.
В комнате Деда гремели марши, по телевизору шёл репортаж парада из Москвы.
Дед сидел, слегка откинувшись на спинку, внимательно смотрел телевизор.
– С Праздником тебя, Дед! С Днём Победы!
– Спасибо, родной! Я с утра уже парад смотрю, смотрю, а не надоедает.
Расцеловались. Цветы – в центр стола. Скатерть вышитая, тёщи покойной радость.
– Врач с утра была, поправила меня. Легче стало мне вставать, ходить. Плясать-то ещё рановато, хотя и просятся ноги в пляс, да и так-то уже уверенней себя чувствую.
– А я вчера весь день занимался готовкой, – сказал Зять. – Холодец пять часов варил, потом разбирал его, как кроссворд, часа полтора. Селёдочку замариновал, лучком приправил. Пылесосом прибрал дом. Хожу по дому, и кажется – кто-то на меня смотрит. Ну, думаю, нет же никого! Глаза поднимаю, а на плафоне – пыль в три пальца толщиной. Давай её вытирать. В шесть утра к плите подошёл, пока чесночок нарубил, то да сё, а в час ночи в койку уполз без задних ног. Засыпал, думаю – ну не может быть, чтобы Деду не понравилось. И вот теперь только начинаю понимать, как домашняя работа может затянуть на целый день.
Накрыл стол. Сперва хотел в большой комнате, но потом принесли маленький, складной из кухни и сервировали прямо у кровати Деда.
Зять купил цветы, пирожные, коньяк. Лососину сделал малосольную, нарезал тонкими ломтиками лимон. Печёнку куриную с мёдом натушил. Салаты овощные выставил, курицу копчёную нарубил на порции.
– Курочка духмяная.
– Утром ещё бегала. До базара только и успела добежать. На базаре два чудака – один продаёт, другой покупает. И курица между ними, копчёная, – пошутил Зять.
– Да, видно, свежая, не замученная.
– Стол у нас – только закуски, без горячего. Очень жарко сегодня. Сейчас народ соберётся, так что придётся тебе гармошку доставать, молодой человек. Отвечаешь за музыкальную часть. Схожу в магазин, за квасом. Водку тебе нельзя, а квас ты любишь. Литр кваса равен ста граммам водки. Идёт такой расклад?
– Идёт! – согласился Дед.
– Хозяйка звонила, Дидзис – тебя поздравили с праздником. Пригласил их, но вряд ли они приедут: пашут и сеют. На весь год чтобы хватило. Им самим и друзьям. Это их жизнь.
– День год кормит. Сейчас у них забот много. До седьмого ноября теперь один праздник – огород.
– Надо будет переодеться. Четыре женщины придут, надо приодеться.
– В честь праздника надо!
– Я спирт принёс во фляжке и кружку алюминиевую, будем, как на фронте, спиртиком баловаться.
– Шутишь?
– Ясное дело! Хозяйка передала бутылочку домашней смородиновки к столу.
– Молодец! Такое настроение… сейчас бы в окошко дать в небо очередь из ППШ. Салют!
– И знамя на Дворец культуры ВЭФа водрузить! Чем не Рейхстаг – сплошные колонны.
Племянницы пришли с букетами цветов.
– Думали, опоздаем. Ездили к памятнику. Наро-о-о-ду! Тысячи тысяч! Полгорода там. Цветов видимо-невидимо. Концерт будет вечером, казачий хор.
Чуть позже пришли семейный врач и физиотерапевт, тоже с цветами, нарядные.
– За Деда – первый тост, чтобы поправлялся, за здоровье, – предложил Зять.
– Раз ты прошёл войну, Дед, – сказала врач, – значит, крепкий орешек. Комиссия придёт через два дня. Врачи будут тебя дома обследовать. Оформим первую группу, коляску, будешь путешествовать наперегонки с ветерком.
– Ни боже мой! – запротестовал Дед, – врачам только пальчик дай, оттяпают руку по самое плечо! И слушать не хочу!
– Так держать! Тебя так просто с ног не собьёшь. Вон рука какая крепкая. Я думала – забегу, поцелую и дальше побегу, – засмеялась врач.
– Да разве так можно! В такой день! – упрекнул её Зять. – Вам коньяк, вино домашнего разлива?
– Коньячка, чуть-чуть.
– Вот это уже нормально! – похвалил Зять.
– Смотрю, уже он мне больше нужен, чем я ему. В отличной форме. Я таких мужчин раньше только по телевизору видела, – улыбнулась физиотерапевт.
– Трудно бороться со стереотипами, – согласился Зять.
– Дед у вас… дай бог, чтобы у меня было столько крепости духа, силы воли. Учусь у него, – похвалила физиотерапевт. – И вы так к нему бережно относитесь, с любовью. Я тут была в одной семье – драки, склоки. Человек ещё живой, а уже наследство делят, метры квадратные, прикидывают. Даже меня не стесняются.
– От России выписали пособие Деду, небольшое. Я прихожу, говорю, мол, всё в порядке, получил по доверенности деньги, а он и не спросил – сколько. Смотрю, у него слезинка блеснула на глазах, и говорит: «Помнит меня Родина»! Разве же можно таких людей победить? За Победу, Дед!
Потом фотографировались на память.
Врачи распростились, пообещали заниматься плотно с Дедом, чтобы скорее дело пошло на поправку, и ушли.
Соседка зашла, Катрина, поздравила. Усадили её за стол. Сказала тост:
– Дед у вас – мужчина-праздник. За Деда!
– Я хочу стихотворение прочитать, – сказал Зять. – Лауреат Нобелевской премии 1956 года, Хуан Рамон Хименес:
Старики, не думайте о страшном!
…Старым два шага до гроба…
Ни о чём не знают дети наши.
Фантастическая тропка
детской памяти короткой
пролегла рассветной кромкой.
На восходе мир светло окрашен.
Дети, смейтесь громко,
ничего не ведая о нашем, вашем
дне вчерашнем.
Старики, не надо!.. раньше срока…
– За здоровье Деда!
Из Дублина Жена позвонила, с поздравлениями.
Дед что-то отвечал, бурно, слова путал от волнения, заплакал от радости:
– Тут все собрались, мои любимые… Давление в норме, тепло, такой праздник, доченька. Празднуем хорошо! Спасибо. А внучка позвонила, я её и не узнал, по первости не понял, трубку бросил, а потом уж разобрались. Выросла девонька. Алфавит выучила правнучка? Ай, умничка растёт – это что-то! Это – уже мне в рай обеспечен пропуск! Ну, дай Бог вам здоровья.
Дед стал подрёмывать. Женщины стол прибрали.
– Давай, отдохни немного. Сейчас скатерть-самоубранку приведём в порядок. Как ты любишь говорить – «дружно – не грузно». А ты поспи. Может, вырастешь немного, – улыбнулся Зять. – Да и хороший гость – недолгий.
Глава 35. Самоволка
Зять позвонил Деду утром, как обычно, в десять часов. К телефону никто не подошёл. Перезвонил через полчаса. Трубку по-прежнему никто не брал.
Только он присел, как зазвонил телефон.
