Валерий Петков - Оккупанты
– Должно быть, умывался или завтракал, вот и не брал трубку, – подумал Зять.
Однако это была Астриса. Лопотала с сильным акцентом, сбиваясь, путая слова, что чувствовал Дед себя с вечера неважно, должно быть, магнитная буря, съел всего один банан и рано лёг спать, с утра к телефону не подходит и двери не открывает, а она звонит, звонит. Спрашивала, когда приедет, надо же срочно что-то делать.
Зять быстро собрался. Автобус сразу же подъехал, словно заказной, хотя и было их всего два в час в это время, в середине дня.
Дверь оказалась заперта на нижний, второй замок, и Зять понял, что Дед куда-то отлучился.
Пуховик отсутствовал, чёрных брюк и ботинок не было. Это означало, что Дед собрался и ушёл. Куда? И когда?
– Зря я ему вчера рассказал, сколько денег израсходовал на всякие платежи. Должно быть, засовестился, поехал искать какую-нибудь работёнку, – молча расстраивался Зять.
Спустился этажом ниже, к Астрисе. Она открыла дверь. На голове шляпка из искусственного «снежного барса», на шее шарф, в туфлях. Оставалось накинуть пальто и бежать по тревоге, куда подскажут обстоятельства. Глаза навыкате, голос беспокойный:
– Послушайте, я так волнуюсь!
– Ничего страшного, я думаю. Он такой и есть. Что-то втихаря надумает, подготовится, потом скрытный манёвр – и ругай его, не ругай, а дело сделано.
– Но разве так можно обращаться с людьми? Он вчера мне намекнул, что куда-то надо. Я ему сказала – не смейте без меня или без вас куда-то выходить! Вы ещё очень слабый. Он и сам сказал, что немножко вялый.
– Мне он вечером не позвонил, я уже утром начал догадываться – что-то задумал, притаился. Счас придёт, подчинится, и наказывать вроде бы не за что.
– Ах, вот как! Как ребёнок!
– Очень большой, ребёнок. Я его дождусь, вам скажу.
– Спасибо вам большое.
Дед появился не скоро. Прошло больше двух часов. Потом послышалось лёгкое шуршание в замочной скважине. Зять вышел в прихожую.
– Ты что это вытворяешь, Дед! Это что за фокусы? Ты в самоволку ходил, что ли?
– О! Привет!
– Куда тебя унесло? Тут Астриса такие ужасы про тебя нагнала, волнуется, переполох затеялся. Одетая, тока скажи куда бежать, кого спасать. Доложила, что вчера плохо себя чувствовал, кушал плохо, банан всего один съел!
– Да ну её, старая карга. Нагнала паники Я её встретил, за пенсией пошлёпала. Я ей говорю сходу – молчи! Молчи! Я теперь без провожатых буду ходить. Начни звонить, пойдут ах-ох, а я по-тихому сел и поехал. Нечего меня пасти. И всё отлично. От так.
– Серьёзно?
– Очень даже серьёзно. Абсолютно всё нормально. Туда доехал на «семнадцатом», по базару прошёлся, в мясной, гастрономический. наметилась небольшая починка. Девки спрашивают – здоров, можешь починить? Канешна! На неделе принесут несколько пар летней обуви, сезон начинается. Обратно в подземный переход и назад. Вот только пакет тяжеловатый – купил паштет, хлеба большой батон, Хозяйке рульку свиную, тапочки – летом бегать по участку. Я ей каждый год покупаю на лето. Три лата всего-то цена. Лето побегает и выкинет, не жалко. Она же меня поздравила с 23 февраля. Надо и мне её обрадовать.
– Давай я Дидзису позвоню, он волнуется, куда ты пропал.
– От он никогда не поленится, каждый раз звонит, справляется обо мне.
Зять набрал номер.
– Привет, Дидзис. Ну что, прилетел наш сокол в родное гнездо. Я, говорит, вполне даже здоров, до Елгавы своим ходом добегу. Астриса переполох подняла, вот она такая. Что делать? У нас ведь у каждого свои тараканы в голове. Рысаки, а не тараканы. Счас полдня буду всем рассказывать, где Дед, что с ним. А с ним всё в порядке, ноги в норме, здоровье есть. В пятницу? Отлично. Да приезжайте, как надумаете. Мы вам всегда рады.
Зять положил трубку.
– Тебе большой привет от Дидзиса.
– В Елгаве таких тапок нету! Недорогие, ноские, – ответил Дед в продолжение разговора.
– А я сметаны купил к обеду, вчера кислые щи хлебали, не забелили сметанкой. Нарезку взял, лососинку копчёную, бутерброды сделаю. С чаем попьём. Молочка литр, ты любишь.
– Спасибо! Я утром молочка погрел, блины Катрина принесла. Замечательная женщина. Блины белые, круглые, красивые. Тебе два сберёг, на пробу. Я немного проголодался. Давай чай пить.
– Женщине надо кого-то обихаживать. Вот как Бог их придумал, такие они и есть.
– Куда ты столько нарубил бутербродов!
– Да что тут, двести граммов рыбки на двоих. Сели, поели, нарадовались и дальше едем! Нормальное чаепитие. Ты же аппетит нагулял, я вижу. Вот я сейчас молотым перчиком припылю сверху, лимончиком сбрызну, для остринки нашей лососинки. А щи на обед погреем, часам к двум. Может, Астриса маленькую принесёт, у неё сегодня пенсия.
– Хрен она тебе принесёт на лопате! Училка, что с ней взять. Не та баба. Балованная. Вот Катрина, эта другое дело… Вкусно!
– Ещё бы, копчёный лосось. Взяли немного, побаловались. А то вон в прошлый раз по акции ты два с половиной кило цапнул, на радостях. Так ели, ели, ели. Даже устали.
– Уууу! Какие дивные блинцы с чаем, со сметанкой. Неплохо. Я тебя ждал, смотрел на дорогу, вспоминал, как из больницы добирались. Едва двигался. До магазина дополз, держусь за стеночку…
– Ладно, хоть стеночка была.
– Так и есть. Хоть в лужу завались.
– Я бы не допустил, ты что.
– А вот сегодня всё прошло очень даже неплохо. Что-то сдвинулось в хорошую сторону.
– Молодец, что не стал сразу большую нагрузку давать.
– Я же время не терял: зарядка, массаж ног, икры два раза в день разминал. Тут уж я плавно подошёл, не рвал с места. Перед этим – прошёлся, сразу заваливаюсь, а сейчас ничего.
– А что это у тебя, грудки куриные в холодильнике? Может, отбивные сделать из белого мяса?
– Это Астриса. Она сама там будет жарить, готовить.
– А чего дома не готовит?
– Не хочет таскаться туда-сюда. Сразу ко мне несёт. Всё, кроме сливочного масла. Масло – нет! Масло дорогое. Всё! Наелся до предела! Как нищий на поминках!
– И я тоже.
Звонок в дверь. Зять открыл. На пороге Астриса.
– Проходите. – Помог снять пальто.
– А я встретила нашего парня на улице. Где мои тапочки?
– Да, я в курсе. Он мне рассказал.
– О! Так вы тут лососинкой закусываете.
– Да, угощайтесь, – предложил Зять, – чаю хотите?
– Я лососину очень люблю. И чай, если можно.
– Вот и угощайся, – предложил Дед. – Я сейчас тебе тапки принесу.
– Кассу взяли? – спросил Зять. – Пенсию, имею в виду.
– Я же, когда лежала в больнице, двадцать один день, мне сделали операцию на желудке, и я сразу не могла заплатить – двести семьдесят пять латов. Знакомая мне помогла, устроила рассрочку. Теперь высчитывают каждый месяц. С процентом, конечно. За январь только двадцать латов удалось внести квартплату, за февраль ничего не платила, денег нет, а надо девяносто латов. Отопление сейчас кончится, тогда буду входить в норму. Монополисты, дерут за отопление безбожно!
– С каждым днём всё радостнее жить! Отлично! – возмутился Зять. – Вы хоть десять латов в месяц за квартиру плати́те, иначе могут выселить. А так-то хоть пытаетесь платить, юридически трудно придраться.
– Вот и я говорю! Отлично! – усмехнулась Астриса.
Дед принёс ей тапочки.
– Спасибо, спасибо. На три размера больше. – Астриса присела к столу, кушала бутерброды.
Зять поставил перед ней кружку с фруктовым чаем.
– Дед у нас дамский угодник! – засмеялся Зять. – Жизнь прекрасна! – Погладил себя по животу.
– Жизнь кувырком!
– Ну что вы! Всё отлично. Вон Дед сидит, улыбается, румянец на щеках заалел, слегка даже загорел, а то белый был неестественно, с простынями одного цвета. Три часа гулял – и ноги в норме, – возразил Зять.
– Жаль, забыл на весы встать, сколько же я потерял от болезни, – сказал Дед, укладываясь на диванчик в углу.
Засыпал на глазах.
Зять и Астриса разговаривали за столом.
– У меня подруга Милда, дружим ещё со школы, она живёт в хозяйском доме.
Рассказ Астрисы про подругу Милду
– И вот, у неё хозяин, Имант. Такой наглый. У него пять домов! У неё три комнаты, и все такие плохие, хотя она раньше ремонтировала. Сейчас у неё таких денег нет, пенсия сто восемьдесят латов. Хозяин на каждый месяц насчитает ей двести с чем-то латов. Она ему просила, там ему были одна комнатные, две комнатные квартиры, перебраться ему просила. Она сказала, я осталась одна, сын женился, с двумя детьми живёт в другое место. Я не могу отрабатывать в такой большой квартире, где прожила всю жизнь, и мама здесь прожила тоже всю жизнь. А хозяину не стыдно, нисколько не жалко, он как будто из Австралии приехал, а не здесь всю жизнь прожил, не понимает, там, может быть, такое дело нормально, отношение такое. А она физически не в состоянии заплатить, просит уменьшить, хотя бы пятьдесят латов платить в месяц, чтобы не умереть от голода. Даже не остаётся, что кушать, если она за квартиру всё ему отдаст. И она просто сама плотит пятьдесят латов. И за последние месяцы набралось долг больше двух тысячи. И таких денег просто у неё нет. И пошла бы работать, она не дура, может ещё поработать, а работы тоже нет! И денег нет. И никто, правительство, никто не останавливает хозяев таких и подобных. Получается, что в правительстве такие же сидят хозяева, раз они ничего не делают. Она всё это так переживает, спина болит, ноги болят, глаза, сердце не работает, почти не ест, кишки заросли. Ей надо бы сейчас операцию делать обязательно, а откуда деньги взять? Как это назвать? Истребление, геноцид это, вот. Я же тоже после больницы не могла заплатить, внучка пошла к главному врачу и подала заявление, он разрешил не сразу. И теперь мне надо за несколько месяцев всё оплатить. Я ничего не покупаю ни от обуви, ни от одежды. Только квартиру оплатить, немножко покушать. И лекарства такие дорогие. Я Милде сказала, я же ей сказала, ты не хочешь приходить ко мне? Я в эту комнату, ты в другую. Будем целый день вместе, я тебе помогу. Я всю жизнь жила в семье, а потом ещё сыночек со мной, я никогда не была одна. Вы не представляете, как я прихожу домой, а там никого нет. И мне даже какой-то страх. И я рада прийти к Деду, помогать ему, есть с кем повоевать. И я вас жду, поговорить, ну. Почувствовать себя человеком. Катрина потом вот, соседи. Я к ним захожу. А так бы Милда жила. Мы с ней и в институте учились когда-то, знаем друг друга давно. И ей было бы легче, и мне было б лучше. Хозяин подал уже её в суд, на выселение. Взять с неё нечего, но куда-то её переставят. У меня подруга юрист есть. В социальный дом, ночлежка. Я была классной руководительницей, а подруга, ещё одна моя подруга, воспитательницей. Школа-интернат. Она тоже совсем одна, друг ей умер, она так и замуж не вышла, детей нет, и она стояла в очереди как одиночка. И сейчас ей дали от рижской Думы. Она такая довольная, достала эту квартиру. Такая красивая квартира. Была на новоселье, уходить не хотелось. Одна комната, кухня большая. Душ, кабинка такая. Дом это есть Московский форштадт. А я пятьдесят латов только отопление плачу, зимой. А Милде некуда идти сейчас, потому что она в такой очереди не стояла. У неё прописан сын, надо было его давно выписать. Невестка не хочет её сына к себе прописывать, хотя у них два ребёнка. Она плохая, плохой человек. У него есть и сын, и дочка, у Раймонда, а эта не хочет его прописывать к себе, вот так. И Милда как одинокий пенсионер тоже бы достала уже квартиру. Такую же. Она мне говорит, куда мне деть всю мебель? Три комнаты, шкаф там, секретер, один диван, второй диван, телевизор столиком и стулья, стол большой, на сто человек. Я ей сказала, продавай всё. Она ко мне не прислушивается, потому что Раймонд не дал своё согласие, какое-то своё слово не сказал. Даже не понимаю, он человек умный, сердечный, очень добрый, и маму свою любит, но вот не выписывается, поэтому она там живёт и живёт. Хотя давно могла уйти. И прописка не важно сейчас, но она не считается одинокий пенсионер, и закон на неё не действует.
