Ольга Карпович - Закулисный роман (сборник)
Майя позорно покинула поле боя, ворвавшись в гримерку, побросала в сумку свои пожитки и собиралась уйти, когда в помещение просочилась Введенская.
– Уже уходите, деточка? – с насмешкой произнесла она. – А как же ваш несказанный талант? Неужели теперь придется зарыть его в землю?!
– Да пошла ты, стерва! – не выдержав, закричала Майя и набросилась на обидчицу.
Введенская не обладала боевым духом Аллы Геннадьевны, к тому же не ожидала такого бурного нападения. Комично присев, она пыталась прикрыть ладонями голову и лицо и кудахтала как курица:
– Помогите! Помогите!
– Да заткнись ты, уродина, – брезгливо бросила Майя, напоследок пнув обидчицу ботинком, и выбежала из театра.
В троллейбусе пахло промокшими куртками и неприкаянностью. Майя уселась на прорезанное дерматиновое сиденье и уставилась в окно, закусив матерчатый палец перчатки. За стеклом хлюпала прокисшая поздняя осень, из-под колес троллейбуса взметались грязные брызги, под козырьком метро толпились люди, безуспешно пытаясь переждать зарядивший, похоже, на целый день дождь, двое рабочих стаскивали с рекламного щита плакат с изображением моря и пальм.
Майя плакала. Было мучительно жалко себя, свой так никчемно завершившийся театральный роман, дурацкие мечты, смешные теперь амбиции. Считала себя звездой, самой талантливой, самой непревзойденной, и в голову не приходило, что Войцеховскому просто захотелось трахнуть ее в своем кабинете. Влюбилась в Корабельщикова, а он безжалостно выставил ее за дверь, не потрудившись объяснить, чем она ему не угодила, и сегодня даже не попытался защитить от озверевшей Аллы Геннадьевны. Теперь все разбито, все потеряно. Нужно забирать документы из театра, и никто не станет ее удерживать.
Всхлипнув, она уставилась на дождевую каплю, медленно сползавшую по грязному троллейбусному стеклу. За каплей тянулась вниз светлая дорожка.
В сумке у Майи завибрировал мобильник. В безумной надежде, что это Войцеховский звонит извиниться перед ней за жену или Корабельщиков понял наконец, что обязан был ее поддержать, Майя выхватила аппарат и увидела незнакомый номер на экране.
Звонили с киностудии. За те полгода, что Майя проработала в театре, ее данные вместе с фотографией успели уже попасть в картотеку «Мосфильма», и теперь услужливая девушка сообщила ей, что ее типаж приглянулся какому-то там режиссеру – его фамилия Майе ни о чем не говорила – и ее приглашают на кинопробы в запускающийся сериал.
Слезы мгновенно высохли. Пряча телефон в сумку, Майя злорадно улыбнулась. Вот теперь-то она им покажет. Значит, высмеяли ее, да? Вышвырнули, как бездомную собачонку? Интересно, как вытянутся их рожи, когда Майя улыбнется им с экрана телевизора безмятежной, всепрощающей улыбкой. И денег за съемки ей наверняка заплатят больше, чем получают эти клуши в театре. Майя торжествовала.
И действительно, кинопробы прошли успешно. Майя понравилась режиссеру, и ее утвердили на роль. Через месяц самолет унес ее из московской промозглой и слякотной зимы на съемки в Египет, жаркий, солнечный край, где небо было таким синим, море – таким ручным, а горячий ветер так обжигал губы, что трудно было поверить в то, что где-то существует снег.
Съемочную группу разместили в отеле на самом склоне горы. Африканское солнце рвалось в окна номера, проникая под плотные оранжевые шторы. Майе становилось легко и радостно на душе, она просыпалась рано, с восходом солнца, и распахивала окно.
Далеко впереди, рассекая горизонт, высились островерхие скалы. Лицо гладил горячий воздух, пахнущий нагретым камнем и пустыней.
Съемки начинались рано, автобус в шесть утра ждал невыспавшихся киношников у отеля. Погрузившись в него, они еще час тряслись по извилистой дороге на место съемок. Майя чувствовала себя бодрой, несмотря на то что вечером к ней то и дело стучались в номер подвыпившие каскадеры и осветители. Майя же мило улыбалась каждому, вина с ними не пила и старалась выпроводить незваных гостей как можно скорее.
Она была поглощена своей ролью и вечерами, наконец-то оставшись одна, учила текст и обдумывала завтрашние мизансцены. Она чувствовала себя настоящей актрисой, на которую возложили серьезный груз ответственности.
Еще в самолете к ней подсел Артем, двадцатидвухлетний каскадер из киногруппы. Мускулистый, поджарый и гибкий, с лицом Аладдина из диснеевского мультика, он смотрел на Майю своими темными бархатными глазами, шутил и всячески старался понравиться.
– Ты чего такая грустная? – допрашивал он, интимно склоняясь к Майе.
– Я не грустная, – отпиралась она. – Просто летать боюсь.
– Летать. Пф, это ерунда. Если будем падать, я тебя спасу, – обещал он.
– Это как же, интересно? – с улыбкой отозвалась Майя.
Этот забавный парень понравился ей. С ним было легко и спокойно. Разговор складывался как бы само собой, и не нужно было, как с Корабельщиковым, каждую секунду следить за тем, чтобы не брякнуть что-нибудь глупое, вызвав его высокомерную усмешку.
– Ну, я же каскадер, – развел руками Артем. – Подумаешь, какие-то десять тысяч метров!
– Да ну! Может, ты и летать умеешь? – хохотала Майя.
– Конечно, могу. И вообще я Бэтмен. Не веришь? Погоди, на месте докажу.
От Артема головокружительно пахло юностью, здоровьем, вызывали восхищение его сила и ловкость. Майю приятно взволновало его внимание. Однако, помня об истории с Корабельщиковым, на этот раз она решила держать дистанцию и не позволять себе так скоропалительно влюбляться.
В один из съемочных дней Майе и Артему предстояло вместе исполнить трюк. Снимали сцену, в которой героиня Майи вместе с любимым должна была выпрыгивать из окна дома. То есть сам прыжок выполняли, конечно, каскадеры. Майя же должна была крепко уцепиться за шею своего возлюбленного, бесстрашного спецагента, собирающегося вместе с ней прыгнуть вниз. Камера в этот момент не видела лица героя, зато прекрасно давала крупный план Майкиной героини. Именно поэтому Майя цеплялась не за актера, а за каскадера Артема.
По команде режиссера Майя шагнула на подоконник и ухватилась руками за шею Артема. Она почувствовала пальцами бьющуюся под его кожей жилку. Пахло от него мускусом и солнцем. У Майи закружилась голова.
Удалось снять сцену через несколько дублей.
– Всем спасибо, – сказал режиссер в мегафон.
– Ну, милая, хватка у тебя железная, – заметил Артем. – С тобой прямо в пропасть можно прыгать без страховки.
Майя промолчала. Ей было неловко, что Артем заметил ее волнение.
Майя долго не могла уснуть. Металась по номеру, крутилась на кровати, сбивая простыни, то распахивала дверь на балкон, жадно глотая горьковато-йодистое дыхание моря, то запиралась и включала кондиционер в надежде, что искусственная, синтетическая прохлада успокоит ее. Она вспоминала руки Артема, сжимающие ее сильно и бережно, его бронзовые волосы, касающиеся ее лица, ей казалось, что она ощущала тогда каждый напряженный мускул его легкого, гибкого тела.
Наконец ей удалось задремать. Но и сон не принес успокоения, перед глазами мелькали какие-то яркие обрывки: тянущиеся к ней лапы Войцеховского, надменный изгиб губ Корабельщикова и солнечные, карие глаза Артема. Она проснулась со стоном, услышала какой-то шорох со стороны балкона и открыла глаза. На фоне легкой белой занавески, танцевавшей от ночного бриза, отчетливо чернел чей-то силуэт.
У Майи перехватило дыхание. «Вор, – решила она, – или насильник. Араб-террорист? Господи, что же делать?» Стараясь дышать ровно и глубоко, чтобы незнакомец не догадался, что она проснулась, Майя начала незаметно пододвигать руку к прикроватной тумбочке. Она помнила, что в ней находился небольшой гостиничный утюг. План ее был прост: неожиданно огреть грабителя утюгом, а потом бежать и звать на помощь, пока он не очухался.
Ночной гость подходил все ближе, двигаясь бесшумно, с мягкой кошачьей грацией. Шаг, еще шаг… Майкины пальцы проникли за дверцу тумбочки и обхватили рукоятку утюга. Еще мгновение – и она, подскочив на кровати, рванула утюг наружу и обрушила его на голову незнакомца, задев попутно настольную лампу, стоявшую на тумбочке.
– О-о-ой, – охнул он подозрительно знакомым голосом и сел на пол, потирая ушибленный затылок.
Майя снова замахнулась, и он выставил вперед руку:
– Да погоди ты, сумасшедшая.
– Артем? – наконец узнала она.
Покореженная лампа включаться отказалась, и объясняться им пришлось в мерцающей южной темноте.
– Ты как сюда пробрался? – спросила она.
– Я же тебе говорил, что я Бэтмен, – пошутил он, все еще потирая голову. – Между прочим, ты меня прилично приложила.
– Ты же супергерой, ты должен быть неуязвим, – засмеялась она. – Ну-ка, дай посмотрю.
Он придвинулся ближе, и Майя погрузила пальцы в его жесткие, покалывающие кожу волосы, пытаясь нащупать, есть ли рана. Губы Артема почти касались ее ключицы, горячее дыхание билось на ее шее.
