Ольга Карпович - Закулисный роман (сборник)
Войцеховский поправлял волосы, пододвигал к ней крошечную чашку дымящегося кофе.
– Расскажи мне, о какой роли ты мечтаешь? Не лукавь, ведь я знаю, что ты репетируешь ночами тайно от всех, – проницательно улыбался он.
Майя мучительно краснела, но все-таки признавалась:
– Я хотела бы сыграть Ларису в «Бесприданнице».
– Ну конечно! Ларису! – подхватывал Войцеховский. – Ты – именно тот типаж, слишком чистая, слишком непрактичная для этого расчетливого мира. К сожалению, в ближайшем сезоне мы не ставим Островского, – он на минуту задумался, а затем предложил: – Майя, знаешь что? Приходи сюда, ко мне в кабинет, я сам буду с тобой репетировать. И – чем черт не шутит – может быть, в следующем сезоне…
– Правда? – не могла поверить своему счастью Майя.
– Но учти, – напускал на себя серьезный вид Войцеховский, – ты должна быть очень убедительна, очень… Чтобы я решился изменить запланированный репертуар…
– Я буду, буду! Вот увидите, – клялась Майя. – Это моя роль, я ее чувствую. Я сама – Лариса!
Проходили дни, Майя все так же жила в квартире Корабельщикова. Быт их был странным. У Виктора вечно не хватало денег, и Майя безропотно тратила на хозяйственные расходы свою небольшую театральную зарплату. Они все так же продолжали мотаться вместе по светским мероприятиям, гулять, бывать в шумных компаниях, фактически все воспринимали их парой, но отношений между ними так и не было.
Майя уже начала сомневаться, все ли с ней в порядке, смотрела в зеркало и видела молодую, симпатичную девушку. Но только Виктор, кажется, принимал ее всего лишь за необременительного приятеля. В театре, правда, ходили слухи, что Виктор – гомосексуалист, но Майя им не верила – слишком заинтересованно он всегда глядел на красивых женщин.
Выдержки ее уже не хватало, хотелось хоть как-то прояснить это двойственное положение. В отчаянии Майя стала подсовывать Виктору записки с намеками, а потом и откровенными признаниями. Он же продолжал делать вид, что ничего не происходит, и никогда ни словом не упоминал, что получил от нее хоть строчку.
В один из сырых ноябрьских вечеров Майя, дожидаясь своего недомужа, выпила в одиночку бутылку вина, набралась смелости и решила действовать. Вскоре на пороге появился Виктор – элегантный и безукоризненный, как всегда.
– Витя, – низким голосом начала Майя, наступая на него.
– О-о-о, – иронично протянул он. – Леди потеряла голову? Надеюсь, это было не то коллекционное божоле, которое мне подарили поклонники на прошлой неделе?
– Леди давно потеряла голову, и вино тут ни при чем, – отрезала Майя. – И мне не нравится, когда ты так говоришь со мной, шутишь… Я никакая не леди, я просто девушка, которая тебя любит.
– Ох, ну вот ты опять, – скривился он. – Я ведь тебе говорил – нет никакой любви. И ненависти нет. Красивые слова, которыми люди прикрывают инстинкты. А мне вся эта фальшивая позолота, извини, неинтересна.
– Хватит! – крикнула Майя. – Слова, слова, слова – меня уже тошнит от них. Посмотри на меня – я молодая, красивая женщина. Мне все равно, как ты это назовешь – любовь или инстинкт… Все равно!
Она шагнула к нему, обхватила пылающими руками за шею, попыталась прижаться губами к его губам, но Виктор отвернул голову:
– Убери руки, пожалуйста! – не повышая голоса, попросил он.
Майя отшатнулась, как от пощечины, всхлипнула, отступила назад. С видом абсолютно спокойным, индифферентным Виктор прошел мимо нее и принялся стаскивать ботинки.
Нервное напряжение, сдобренное алкоголем, взяло свое, и Майя истошно заорала:
– А может, ты вообще импотент?! Ты просто прячешься за громкими фразами?! Объясни мне наконец, что происходит? Я измучилась! Я уже просто тебя ненавижу!
– Я думаю, тебе лучше уйти, – все так же, не повышая голоса, ответил ей Виктор. – Возвращайся домой, Майя.
Несчастная, пьяная, голодная, Майя выбежала из квартиры Корабельщикова. Денег у нее не было – последние копейки она потратила, купив пачку сосисок им с Виктором на ужин. Майя отправилась домой пешком через пол-Москвы. Теперь она уже жалела, что затеяла этот разговор, что не смогла сдержаться и выплеснула на Виктора всю свою обиду. Конечно, он указал ей на дверь, счел сумасшедшей истеричкой. Боже, как стыдно!
На следующий день в театре она вилась перед Корабельщиковым, как нашкодивший щенок, заглядывала в глаза и ждала удобного случая, чтобы извиниться. Но он держался с ней ровно, о происшедшем не упоминал и вскоре после спектакля отбыл в неизвестном направлении. Майя с горечью поняла, что ее роман закончился, не успев начаться.
В кабинете Войцеховского было полутемно, плотно сдвинутые шторы не пропускали ни света, ни уличного шума. Майя, прижав руки к груди, стояла в углу, у полированного шкафа. Сердце билось тяжело, тревожно. Войцеховский приближался к ней, медленно, неотвратимо. Глаза его завораживали, губы были плотно сомкнуты. И Майе казалось, она сейчас закричит, если он не произнесет ни слова. Наконец, приблизившись почти вплотную, он произнес хриплым от страсти шепотом:
– Как я проклинал себя, когда вы пели…
– За что? – спросила она, отметив, как удачно дрожит голос от едва сдерживаемого рыдания.
– Потерять такое сокровище, как вы, разве легко? – Он стиснул ее плечи, склонился ближе и прохрипел в самые волосы: – Зачем я бежал от вас? На что променял?
«Он как-то перескакивает, – пронеслось в голове Майи. – Там еще две мои реплики». Войцеховский прижал ее к стене, на нее пахнуло его сладким одеколоном. Руки его принялись шарить по ее телу, мять, тискать. «Это что-то уж слишком, – поморщилась Майя. – Или он так вжился в роль? Господи, почему же мне никогда не удается отключить голову? Как, как достичь такого же мастерства?»
Чуть отвернув голову, чтобы в рот не попала седая прядь, она произнесла:
– Едемте! Как вам угодно. Когда вам угодно…
– Ну, хватит, – буркнул вдруг Войцеховский и припал скользкими губами к ее шее.
Майю скрутило от отвращения. Бледные морщинистые лапы в пятнах старческой гречки шарили по ее телу. В голове всего несколько секунд билась отчаянная мысль: «Худрук театра… мой шанс… перетерпеть…», а затем омерзение взяло верх, и Майя, глухо зарычав, приложила ополоумевшего старца коленом прямо во вздыбленный пах. Войцеховский отлетел от нее, согнулся в три погибели, яростно заскулив:
– Дура! Истеричка! Тебя ждут заводы, бездарность неблагодарная!
Но Майя, уже не слушая его, метнулась к двери и понеслась прочь из провонявшего сладким одеколоном худруковского кабинета. На лестнице она, расхристанная, налетела на главную приму театра – Введенскую. Та манерно подняла брови и с затаенной улыбкой посмотрела вслед удиравшей Майе.
На следующий день на репетиции Войцеховский смотреть на Майю избегал, пялился поверх ее головы, словно ее и вовсе не было на сцене. Зато все остальные, задействованные в спектакле, почти не скрываясь, хихикали и шептались у нее за спиной. А затем в зал ворвалась разъяренная Алла Геннадьевна. Мясистая ее шея пошла красными пятнами, бесцветные космы выбились из аккуратного обычно пучка. Разгневанная фурия одышливо вскарабкалась на сцену и отечными наманикюренными пальцами вцепилась Майе в волосы.
– Ах ты, паскуда! – клокотала она. – Тебя, прошмандовку с улицы, здесь приняли, взяли в штат… А ты… К Марлену Борисовичу полезла…
Майя, прикрывая локтями лицо, пыталась отбиться от распетушившейся мегеры.
– Послушайте, – пищала она. – Да отцепитесь вы! Мне на фиг не нужен ваш Марлен Борисович. Он сам…
– Ну что вы, в самом деле, расстроились, Алла Геннадьевна, – саркастически произнесла Введенская. – У бездарностей есть только один способ пробиться, вот они им и пользуются. Вечная история.
Стоявший чуть поодаль Виктор Корабельщиков картинно захлопал в ладоши:
– Алла Геннадьевна, какой темперамент, сколько чувства! Зачем вы стали хореографом? Вы погубили в себе великую драматическую актрису!
Эти реплики окончательно растравили Майю:
– А ну отцепись от меня, корова старая! – Она вывернулась из клешней Аллы Геннадьевны и теперь сама набросилась на нее, молотя кулаками куда попало.
Тут уже окружающие пришли в движение, и вскоре Майю, жаждавшую крови обидчицы, оттащили в сторону. Алла Геннадьевна, злобно фыркая, вынимала из прически вырванные пряди волос. Войцеховский, вплыв наконец на сцену, принялся обхаживать жену:
– Аллочка, ну зачем ты… Обращаешь внимание на глупые сплетни…
На Майю он даже не обернулся. Никто и не вздумал вступиться за нее, все, кажется, только и предвкушали, как всласть обсудят за кулисами случившийся скандал. И даже Виктор, тот, которого она считала свободным от пошлой буржуазной морали, одиноким гением, предпочел не вмешиваться в разразившуюся склоку.
Майя позорно покинула поле боя, ворвавшись в гримерку, побросала в сумку свои пожитки и собиралась уйти, когда в помещение просочилась Введенская.
