Аркадий Маргулис - Обращение Апостола Муравьёва
Трактором отворили четвертину скалы. Апостол долго ходил, примеривался. Решился. Заложил взрывчатку, отмотал с пятьдесят метров шнура. Глянул на Мамонтова. Тот отрицательно покачал головой, кивком указав на небо. Пасли старателей на совесть. Если погода хорошая, а сегодня она выдалась на редкость, вертолёты летали весь день без передыху.
Ждать пришлось долго. Наконец Виктор Петрович дал отмашку. Рвануло на совесть. Подельники, с трудом скрывая нетерпение, дождались, пока осядет пыль. Бросились наверх, обгоняя друг друга. Развороченный бок скалы исходил кровью, она успела свернуться и поблёскивала из оборванных вен крупинками золота.
Работали неделю, максимально используя световую долю суток. Никто не жаловался. Трудились на износ, бригадир наравне со всеми. Колун, решивший, что наконец-то поймал за хвост синюю птицу, от счастья светился в темноте. Последние дни, закрепив на скале фонари, работали по ночам. Отдых полчаса на ужин, затем, поплевав на ладони, в кровавое мясо из разорванных мозолей, с удвоенной силой вгрызались в породу.
На восьмой день, вечером, в доме старателя Мамонтова состоялся серьёзный разговор. Молодые подельники успели насладиться кайлением невмоготу. Пришло время посвятить их в тонкости старательного бизнеса.
– У своих не воруй, в общее, кроме десяти процентов за взрывчатку, дай, – поучал молодых Виктор Петрович, – мы добыли столько золота, что до конца жизни можем не работать. Каждый имеет право на треть. Но делить будем после того, как с общего веса отдадим долг в десять процентов и обычную долю в общак. Даже с учётом расходов сумма получается бешеная. Поэтому надо срочно решать, что делать с рыжьём. Дома хранить такое количество опасно. В любом случае теперь придётся кидать здесь караульного и работать вдвоём. Я не хочу, чтобы в бригаде были недомолвки… Решение, куда сбыть золото, мы примем вместе. Кратко дам ситуацию по Иркутской области, а вы делайте выводы. В итоге решим.
Бригадир сделал паузу, чтобы выпить рюмку. Тут же разлили по второй.
– Можно сдавать государству, но останемся на бобах. Разве что малую часть за «бонны». На них в поселковом магазине можно приобрести дефициты. Прииск, считай, государство, платит за золото по восемь рубликов. И смех и грех. Дальше. Есть перекупщики: семья цыган, они ходят под приисковым контролёром Федотовым… Ну – Рустам… хер знает, кто такой и откуда, то ли с Кавказа, то ли с Бухары. Тот ещё подонок. Есть одиночки. Шлёп-нога Лютого тоже покупает товар. Если повезёт, кому-то из перекупщиков можно сдать по одиннадцать рублей за грамм, что, тоже понимаете, грабёж среди бела дня. Так что, как ни крути, настоящую цену дадут только на Большой Земле. Даже в Иркутске, куда, правда, ещё добраться надо, товар принимают рубликов по двадцать пять.
– Ого! – подпрыгнул Колун от возбуждения, – мы же миллионеры!
– Погодь, малый, не говори «гоп». Ещё продать умно надо. Думаешь, приехал в город, пришёл к ювелиру, а он лапки к небу? Он с тобой разговаривать не станет, а будешь бузить, сдаст ментам. Или ворам, что его доят, чтобы зарплату отрабатывали. Они же, ювелиры, хитрые, как Берия в день смерти Сталина. Дошло, миллионер? И менты и воры золото отберут, с той разницей, что первые посадят, а вторые порешат. Хотя не факт. Менты сегодня иные стали, от воров не отличишь, могут тоже спустить концы в воду, – Мамонтов выпил, закусил горстью квашеной капусты с клюквой из пузатой бочечки на неокрашенном столе, заодно служившем полигоном для деловых разговоров, – а в стольной Москве, а в Киеве? Там за грамм по сорок целковых отваливают. Выгодней всего в город для торговли толкового человечка отсылать. Мы, старатели, порой так делаем. Несколько бригад скидываются золотишком и отсылают ловкого человека в «хлебные города». Обычно… обычно это сын одного из старателей. Так что точняком возвратится, если не убьют по дороге. А за батькой его мужики здесь присматривают потихоньку. Лично я отдал бы калеке по десятке уже сегодня, а завтра без головной боли на прииск слюду рубить. Человек работать должен. Тем более там ещё самородки имеются. Там стараться-расстараться ещё неделю можно. Потом, как обычно, набегут контролёры да инспектора с рудника и попрут нас с горы. Мы чёрную работу сделали, залежи разведали, а что пару самоцветиков в карман припасли, так со старшего дяди не убудет. Он во стократ больше имеет.
Выпили молча. Разговаривать не хотелось, перспективы беззаботной жизни улетучились, как не бывало. Мамонтов пожевал в раздумье ус. Предложил:
– Припасён, детки, у меня канал… Картинка приблизительно такая. Дама живёт достойная в небольшом городке, километров сорок от Иркутска. К ней могу поехать сам, или послать кого-то из вас с письмушкой. Если она при деле, ей можно сдать по пятнадцати рубликов. От неё канал в Москву. Так вот, барыги у дамы забирают по двадцать пять и везут в столицу. Там сдают по тридцатнику бывшему ювелиру безрукому, но со связями. Он сдаёт по сороковнику. Всё бы ничего, но цепочка слишком длинная, а деньги отдают после окончательной реализации. Стоит одному из звеньев цепочки разорваться, и денежки тю-тю.
– Не-а, – не к месту подал голос Марат, выпил, хрустнул капусткой, продолжил совершенно спокойно, на его лице не отразилось эмоций, кроме скуки, – я пас.
– Что?! – Виктор Петрович с племянником вскочили одновременно.
– А что такое? – не понял их реакции Апостол. – Деньги поднял добрые, можно и домой. За бабками я сюда приехал. В Киеве меня жена с дочками дожидается.
– Какая, на фиг, жена! – Колун схватил приятеля за грудки. – Ты что нам лапшу на уши вешаешь? Здесь перспективы… Или кинуть нас хочешь? Слышь, Палыч, он кинуть хочет, – и снова Марату, – что ты за человек, Апостол?! Арсена Ашотовича чуть до инфаркта не довёл. Он, если хочешь знать, на пенсию из-за тебя, мудака, убыл, – Николай вошёл в раж, и уже не держал себя в руках, – если бы не ты, гнида… Ванька-встанька с пустой башкой, меня Габриелян в мастера спорта вывел бы. А как ты появился, ублюдок, он меня забыл и выбросил, как игрушку…
Колун продолжал что-то кричать, брызгая слюной, и неожиданно нанёс Марату сильнейший хук слева. Апостола как подкосило, но в долю секунды он оказался на ногах, успев глянуть в сторону и тут же растечься по столу ртутью. Именно это последнее движение спасло ему жизнь – в его грудь летел длинный и тяжёлый охотничий нож, им бригадир разделывал мясо.
Виктор Петрович настолько ошалел от разворачивающихся событий, что не пытался остановить племянника. Именно распластавшись в последний миг на столе, Апостол ушёл с линии атаки. Лезвие просвистело над головой, мощно воткнулось в бочонок и завибрировало с порочным звуком.
Опомнившийся бригадир кинулся между противниками. Охотничий нож, выдернутый и оказавшийся в руке Колуна, с омерзительным чавканьем рассёк бригадиру горло. Из разрезанной трахеи вырвалась струя алой, как клюква в капусте, крови. Мамонтов, обдав племянника горячими брызгами, стал заваливаться на него. Колун, выронив нож, инстинктивно подхватил тело. Заминки хватило Апостолу, чтобы обрушить непочатую бутылку «Коленвала» на голову Колуна. Марат не метил намеренно, единственным желанием было нейтрализовать рехнувшегося приятеля, в тот миг вооружённого ножом. Но в следующее мгновение Колун, придавленный телом умиравшего Мамонтова, развернулся в профиль, и страшный удар пришёлся в висок. Оба потомка легендарного русского мецената умерли одновременно.
До крови закусив губу, сжав кулаки так, что ногти вонзились в ладони, Апостол бездумно осматривал побоище. Допрыгался!
Поймав единственную здравую мысль, метнулся к окну. Посёлок спал. Скудно освещённые улицы пусты, как карманы алкоголика перед зарплатой, окна соседних домов – бесчувственно слепы. Марат попытался успокоиться, но присутствие двух залитых кровью трупов, из которых один стал таковым из-за нанесённого им удара, мешало сосредоточиться. Неудачник, заметавшийся по гостиной… Неудачник? Это состояние напрочь отчуждалось душой Апостола, как пионерский галстук в колонии малолетних преступников. Центр вселенной сместился. Будто не смерть двух человек, а сбой в управлении собою, своим телом и мыслями, гасили сознание.
Марат кинулся к бутылке, но вспомнил, что она разбилась о голову Колуна. В шкафчике под умывальником их целая батарея – Мамонтов, отыскав занорыш, с радости скупил в сельпо семь ящиков.
Апостол двинулся туда, но резко остановился на полпути. Вдруг ясно представил, как должен поступить. Оставалось взять себя в руки. Бывший – он всегда оказывался бывшим в чём-то – боксёр закрыл глаза и заплясал по комнате. В своё время Арсен Ашотович на одной из тренировок торжественно объявил, что «мальчик» успешно освоил школу «боя с тенью» и теперь удостоен тренировок на «лапах. Погодя допустят и к «груше». Только пройдя все снаряды, спортсмен способен биться со спарринг-партнёром. Обычно им оказывался Колун. Покойный ныне Колун. Здесь нынче отсутствовали живые противники. Ожили тени, воистину жадные, жирные хозяева в комнате смерти. Апостол никогда не признавал право иных людей на собственное право. Бой шёл при полном автоматизме, когда нет возможности обдумывать следующий шаг, молниеносно реагируя на изменение ситуации. Возможно ли прогнозировать действия теней в бою? Оказалось – да, стоило взять воображение под контроль. Поверженные призраки с душераздирающим молчанием возвращались в царство мёртвых, оставив принадлежащую им по праву добычу в мире живых. Сегодня они проиграли, но тени не любят, когда их побеждают. Они обязательно вернутся. Они никогда не забудут того, кто помешал им сделать чёрное дело.
