Галина Маркус - Сказка со счастливым началом
И, значит, долг перед Аллочкой вовсе и ни при чём или почти ни при чём – Мара даже не упомянула здесь про него. Возможно, мать помнила об этом только в самом начале, пока сама не начала сомневаться. Но продолжала упорно скармливать окружающим эту историю, убеждая саму себя. В любом случае, она любила Соню совсем не за это. Вот только теперь никак нельзя поговорить с ней, всё объяснить и всё выяснить.
«Господи, мама! – заплакала тогда в голос Соня. – Какая же ты чудовищная дура! Зачем мне была эта твоя Аллочка или кто-то ещё? Нам могло быть так хорошо вместе… Но нам было, было хорошо! Прости меня…»
Одно только утешало Соню – Мара сейчас там, где всё известно, всё понятно, она теперь всё знает. Знает, что была ей единственной и настоящей мамой. И сейчас не поставила бы в конце своего письма этого ужасного, мерзкого знака вопроса.
* * *– А… твоя мама? Ты не у неё, значит, живёшь? – Соне не хотелось пока говорить про Мару.
– Сейчас я с отцом. Но я к ней часто хожу.
– А почему… почему ты оказался в том интернате? Кто тебя сдал?
– Ну… это было вынужденно. Просто маме тогда пришлось тяжело…
Соня подняла брови.
– Как раз когда я встретил тебя тогда, у подъезда, – продолжал он, – через несколько месяцев мать меня и сдала. Временно, конечно. Нина Степановна была нашей соседкой, она и предложила – мол, парень у меня под контролем будет. Она, и правда, меня на особом счету держала, и все знали, что я – блатной. А для персонала это кое-что значило. Ну, мать потом её отблагодарила, с помощью папы, конечно. Из простой воспитательницы – к вам в садик заведующей.
– А что случилось, почему…
– Сейчас расскажу. Ну, со слов матери, конечно. Перестройка началась, кооперативы пошли. Отцу тогда было лет двадцать восемь. Ну, и занялись они с приятелями… Сама знаешь чем.
– Рэкетом?
– Не, у них посерьёзней было. Несколько предприятий захватили, вошли в Совет директоров. Нарвались на таких же. Была разборка, со стрельбой. Короче, попали под статью. Они с братанами скрывались два года, в бегах числились. Сначала где-то по России. Потом им зарубежный «тур» устроили. Мать всё продала, что могла. Попрятала сначала, а потом избавилась – чтобы не конфисковали. Деньги быстро кончились, об отце – ни слуха, ни духа, только следаки навещают. В общем, крутиться надо, а тут я… НИИ развалилось, она устроилась гувернанткой – круглые сутки в чужой семье…
– Понятно. А потом отец вернулся?
– Да, отмазали их, дело закрыли. Но… Он другую себе там нашёл. Два года в разлуке. А мать-то его ждала… Вот и дождалась. Правда, потом он опомнился. Как вернулся, дела в гору пошли, про нас вспомнил. Меня он всегда признавал, не забывал, принимал участие. Но мама его не простила. И не пустила, хотя он умолял. А я тогда злился на неё, не понимал. Я ведь так ждал его, так любил…
– А почему сейчас у него живёшь?
– Я с матерью рос. Отец помогал, но я сам всё старался. Чтобы не сказали, что я… вот как ты решила, что только папа! Только когда в институт поступил, к нему переехал. Мама не против, сейчас у них отношения улучшились. Она знает, что мне надо будущее строить. Сама захотела, чтоб я стал ближе к отцу, чтобы он помог.
– А ты и не отказался.
– А чего мне отказываться? Я отца люблю. Мне с ним классно. Хорошо, свободно.
– Понятно… – Соня смотрела себе на кончики ногтей.
– Что – понятно? Думаешь, я ради денег с ним? Я знаю, все говорят, он – бандит, захватил город, всё купил. А по мне – так просто завидуют. У него хватка есть, коммерческая. А бандитами все были, и мэр ваш, и остальные… коммунисты бывшие. А у отца – всё по-честному. Никогда себе не изменял. Я его уважаю! – последние слова парень произнёс с вызовом.
– А я – нет… – вымолвила Соня. – Прости. Соврать не могу.
– Подожди! – подскочил Дима. – Ты его даже не знаешь!
– Я живу в этом городе, Мить. Но тебе оттуда не видно, тут не твоя вина.
– Ну и что мне прикажешь делать? От отца родного отречься? Я не Павлик Морозов!
– Нет. Я тебя понимаю. Но не могу оправдать то, что делают такие, как он. А ты оправдываешь. Ты ведь даже не видишь себя со стороны. А я только сейчас поняла… Всё, что в тебе лучшего – это оттуда, из прошлого, из обычной человеческой жизни. А всякая гадость – снобизм противный, выпендрёж тупой – от него. Хорошо, что ты ещё не так долго с ним жил! А если бы он тебя ещё и растил… С тобой и говорить-то было бы невозможно!
– Значит, бандитским сыном ты брезгуешь, да? А я вот такой, как есть. Тупой, противный. Не нравится? Ну и…
Дима швырнул губку и выбежал из кухни. Соня услышала возню в коридоре – он обувался.
Первым её порывом было тотчас же броситься за ним и умолять о прощении. Только невероятным усилием воли Соня заставила себя устоять. Она схватилась за краешек раковины; спина, руки – всё похолодело от страха, что он сейчас уйдёт и никогда-никогда не вернётся. В голове закололо иголками: ну, вот и всё, вот и всё…
А чего она хотела? Калюжный… От этого не избавиться, не изжить. По лицу потекли слёзы – за последние несколько дней она выплакала больше, чем за всю жизнь. Он уйдёт, и она умрёт… Зачем, зачем она так с ним разговаривала? Как могла оскорбить, за что? Не всё ли равно, как он считает? Кому нужны эти принципы!
Возня в коридоре затихла. Потом началась заново, и Митя вновь появился на кухне – без плаща и ботинок.
– Ты что со мной сделала? – тихо проговорил он. – Можешь ноги вытереть. Можешь плюнуть… Я ведь даже уйти не могу…
* * *– Ну, что ты, что? – он просительно-тревожно вглядывался ей в лицо.
Они сидели на неразложенном диване, полуодетые, взъерошенные, крепко вцепившись друг в друга, словно кто-то пытается их растащить, а они сопротивляются.
– Митенька… Я не должна была так говорить тебе. Получается, я настраиваю тебя против отца. Я этого не хочу. Просто не могу тебе врать. Я и вообще-то… не умею. А тебе – совсем не могу!
– Ничего… ты просто с ним не знакома, только слышишь, что говорят люди, а они…
– Давай не будем сейчас об этом, ладно?
– Ладно. Ты их увидишь – и маму, и папу, и…
– Митя… Мить, они меня не захотят. Я знаю.
– Да с чего ты взяла?
– Я не из их среды.
– Ну и что? Сами-то они из какой среды? Мама моя – такой же учитель… Только сейчас, можно сказать, живёт на уровне. Знаешь, отец ведь её до сих пор любит, он мне признался. Много для неё делает.
– Третья жена у него молодая?
– Ну, не сильно моложе, лет на шесть. У него с ней не очень. Если честно… у него баб хватает, так что… Стоп, я знаю, что ты сейчас скажешь! Я – не такой!
Соня предпочла промолчать.
– Он говорил мне – если бы твоя мама вернулась, я бы ни на одну тёлку не глянул, – добавил Дима.
– Мить… Твоя мама… Ни одна мать не захочет, чтобы… Я ведь старше тебя. Намного старше.
– Какое – намного! Чепуха, а не разница.
– Угу… И ещё – вот увидишь – они подумают, что я позарилась на твоё положение и деньги! В детском садике уже так считают…
– Сонь, не хочу обсуждать эту чушь!
– Нет у нас будущего, Мить… Ты когда-нибудь снова на девушек станешь смотреть. В сорок лет будешь молодым красавцем. А я… почти пенсионеркой.
– Только очень красивой пенсионеркой, – засмеялся он. – А если я стану выглядеть намного моложе, то пойду и вырву себе все зубы – буду шамкать, и ни одна девушка на меня не взглянет.
– Дурачок ты! – засмеялась в ответ Соня, но тотчас снова потускнела.
– Сонь… Ну что опять, а?
– Сегодня воскресенье. Я хотела пойти в церковь. И не смогла.
– Ну… ты же болеешь, да? Вот и не смогла.
– Да… болею. Серьёзно болею. Я не знаю, как туда идти. После всего… что мы… что я натворила.
– Подожди… Что плохого между нами произошло?
– Плохого – ничего. Просто – незаконное.
– А с ним? С ним было – законное?! – Митя резко приподнялся, всматриваясь ей в лицо.
– И с ним – нет. Но я вышла бы за него замуж. Со стопроцентной гарантией.
– Так что же не вышла? – неожиданно спросил он.
Соня даже не поняла сразу, почему он так говорит.
– А что – надо было?
– Нет, ну, ты же говоришь – «сто процентов». Ну и где же эти твои сто процентов… ну и где?
– Так ведь ты же, как ураган… все проценты насмарку. Из-за тебя всё, не из-за Жени. Мы откладывали – после траура… или… не знаю уже почему…
– Неважно! Я про то, почему он был, видишь ли, законным, ая – нет! Аргумент твой, про гарантии – полная хрень!
– Ты прав… Я сама виновата! Никогда нельзя решать за… высшие силы.
– Вот видишь! – довольно констатировал Дима. – И хватит… не произноси это имя, слышать не могу: «Женя то, Женя сё…»
– Да только с тобой-то все ещё хуже, – усмехнулась она. – Какие уж там проценты, я бы гроша ломанного на нас не поставила. Господи, Митя! Я же не потому, что ухватилась за тебя и в загс тяну… противно всё это выглядит… со стороны представить… бррр… Мне не это надо, я хочу жить по совести. А не получается, опять не получается! И то поглядеть – какая женитьба, неделю знакомы, ну какая?
