Юлия Лешко - Ангел в темноте
– Ольга Николаевна, пазванiце бабе, я да дому хочу…
В слове «хочу» девочка делала ударение на первый слог. Ольга посмотрела на Гену, как бы ища поддержки, и еще раз напевно, ласково произнесла:
– Баба ў цябе ўрано была, она ж не доiхала ще…
Тихое хныканье стало тихим всхлипыванием, потом послышались быстрые удаляющиеся шажки – Зоська убежала, не закрыв за собой дверь.
Гена, наблюдавший эту сцену с невольной улыбкой, спросил:
– На каком это вы языке с ней говорили – по-украински?
Ольга отрицательно покачала головой и пошла к двери:
– Она из Брестской области. Там что ни деревня, то своя мова. Мешанка, «трасянка» – и польские слова, и русские, и белорусские, и украинские… Все ведь рядом. А вот песни поют – и не слышно, что речь мешаная. Такие там песни красивые, особенно свадебные.
Закрыла дверь, выглянув на всякий случай в коридор – а вдруг стоит где-то недалеко, плачет, как часто бывало, у окна маленький зяблик в красном хала тике? Нет, побежала в палату к подружкам. По не счастью…
– Я там, когда училась в институте, практику проходила. И после Чернобыля работала в Ивановском районе, там река Ясельда протекает, приток Припяти.
Оба молчали, задумавшись, – каждый о своем.
Потом, коротко взглянув на Гену, как будто оценив, стоит ли ему доверить чужую беду, Ольга Николаевна произнесла:
– Зосю мы вылечить не можем, поддерживаем только. Она у нас по полгода лежит. Не знаю, как в школу пойдет – ей ведь шесть уже исполнилось весной. А за границей ей могли бы помочь, но…
Гена понимающе кивнул – теперь он этот вопрос изучил обстоятельно.
Ольга продолжила:
– К сожалению, ее очередь не скоро подойдет. И я просто Бога молю о чуде…
Гена спросил осторожно:
– Семья… неблагополучная?
Ольга даже руками всплеснула возмущенно:
– Да почему же сразу неблагополучная? Обычная семья. Живут в деревне, у родителей еще двое детей, постарше. К счастью, они здоровы. Каждую копейку берегут, собирают Зоське на операцию…
Гена взъерошил по привычке волосы:
– Я ведь и раньше в газетах часто видел – просят помочь, публикуют счета. Все думал: надо перечислить, а потом как-то все не до того. Еще и подумаешь – что мои деньги, капля в море. А вот теперь…
Ольга покачала головой:
– А как же – и у Зоськи есть свой счет.
Гена с надеждой взглянул на врача:
– И что? Поступают деньги?
Ольга, с грустной улыбкой ответила:
– Без комментариев, как говорят в голливудских фильмах.
Гена невольно улыбнулся:
– А вы любите голливудские фильмы?
Ольга, неожиданно открыто улыбнувшись после этого грустного разговора, подтвердила:
– Люблю! Особенно мелодрамы – у них почти всегда счастливый конец.
* * *Заглянув на следующее утро в палату Маринки и увидев ее спящей, Ольга хотела уйти, но голос девочки остановил ее:
– Ольга Николаевна, не уходите.
Ольга подошла ближе.
– Температуру измерим? – спросила Марина.
Ольга Николаевна отрицательно покачала головой:
– Тебе же недавно Ирина Сергеевна мерила. Вроде, нормально пока, в пределах допустимого… Ты же, наверное, сама чувствуешь, что полегче?
Ольге очень хотелось спросить ее о вчерашней встрече с отцом, но она не решилась. Но все равно Маринка опередила ее:
– Ольга Николаевна, помните, вы разрешили задавать мне любые вопросы, кроме?
– Конечно, помню, – поспешно кивнула Ольга.
– У меня есть один вопрос, но он… взрослый, – Марина села поудобнее, а руки скрестила на груди.
Поза получилась неожиданно напряженная и почему-то властная, ни дать ни взять – прокурор при исполнении! Ольга Николаевна почувствовала даже какой-то трепет: о чем спросит-то?
– Интересно, интересно… в смысле – его задают только взрослым, или его вообще не стоит задавать?
Маринка с сомнением посмотрела на Ольгу и все же спросила:
– Ольга Николаевна, почему вы развелись с Наташиным папой?
Ольга поняла, что изменилась в лице, не смогла совладать с собой: она ожидала всего, чего угодно, но только не этого. Неужели девочка чувствует, что в отношениях родителей намечается кризис? Может быть, хочет подстраховаться, набраться опыта «выхода из кризисных ситуаций»? Нет, не похоже.
Ну что? Выразить недоумение? Намекнуть на бестактность и неуместность подобных вопросов? Спросить, ей в тон: «А это имеет отношение к чему бы то ни было?» И все – доверия больше не будет. А оно еще так им понадобится…
Ладно, о чем бы дитя ни спрашивало, лишь бы не… И все-таки чувство некоторого комизма ее собственного положения взяло верх, она улыбнулась и сказала:
– Хорошо, раз обещала, отвечу. Мы не сошлись характерами.
Маринка кинула на нее обиженный взгляд и замкнулась.
Ольга, понимая, что обидела девочку, осторожно проговорила:
– Я догадываюсь, Марина, что ты спросила не просто из любопытства, но почему все-таки?
Марина ничего не ответила, испытующе глядя на Ольгу. Ольга, пожав плечами, нерешительно продолжила:
– У нас… возникли разногласия по разным вопросам. Нет, серьезные глаза Маринки не дадут отвертеться, и Ольга продолжила, слегка иронично:
– Ну, например, я встаю очень рано, а он может спать до полудня, потому что спать ложится в полночь. Я люблю бисквитный торт, а он – песочный, и цвета нам всегда нравились разные…
Потом коротко взглянула на девчонку и уже совершенно серьезно закончила:
– Я носила белый халат, от меня и дома всегда пахло больницей, я часто дежурила по ночам, а ему, как оказалось, больше нравились черные кружева, французские духи и… свобода выбора.
Сделала паузу, а потом, совсем как взрослую подругу, попросила:
– А теперь объясни мне, зачем тебе это нужно было знать.
Маринка долго собиралась с мыслями и выдала, наконец:
– Я догадывалась. Он просто не любил вашу работу.
Ольга улыбнулась одними губами, а Маринка, заметив эту кривоватую улыбку, абсолютно уверенно заявила:
– Он вас просто ревновал, да! А вы ведь свою работу не поменяете, правда? Вот ему и пришлось уйти. Но, я думаю, он вас любит, очень любит.
Ольга встала, какое-то время смотрела на Маринку, склонив голову. Все понятно. Она хотела убедиться, что работа для нее, Ольги, важнее всего. Вот и убедилась таким простым способом. Не клятву же Гиппократа, в самом деле, с нее заново брать? Бедная, маленькая Маринка, еще и постаралась утешить: «он вас любит».
Ну, ладно. В конце концов, она так долго набиралась храбрости для этого вопроса.
– Когда-нибудь из тебя выйдет очень неплохой психолог, Маринка. Поступай после школы в мединститут! Хотя это совершенно не обязательно должно стать профессией…
Маринка посмотрела на нее сначала с затаенной болью – после школы? А оно наступит, это «после школы»?
И все-таки потом на лице сама собой расцвела улыбка. Ольга поняла: девочка и в самом деле верит каждому ее слову. И поняла, что очень хочет поплакать где-нибудь, где никто не увидит ее слез. Поплакать о бедной Маринке, о своей Наташке, об Андрее, который дорог несмотря ни на что, о себе, о Косте… Но нет такого места у Ольги Николаевны, нет…
Перед тем как выйти, Ольга наклонилась, поцеловала Маринку в бледный висок – так уж попало – и сказала девочке то, что та очень хотела услышать:
– А я и правда очень люблю свою работу. И тех, кого лечу, очень люблю…
* * *Гена ходил к Маринке через день. Не потому, что не хотел – очень хотел, рвался к ней всей душой! Но мысль о том, что рассчитывать он отныне может только на собственные силы и астрономическую, по его понятиям, сумму должен набрать в невероятно, рекордно короткие сроки, – ведь грозная болезнь кредита не даст, – заставляла его работать с удвоенной силой. Он искал заказы, расписывал рейсы таким образом, чтобы это было суперрентабельно. Леша, ныне финансовый директор, а раньше, и прежде всего, лучший друг и верный соратник, почуял недоброе в этой вновь введенной «потогонной системе».
– Ген, всех денег не заработаем. Ты чего? Август кончается, в отпуск пора, ребятам надо отдохнуть.
Геннадию не хотелось до поры до времени рассказывать другу о болезни Марины, но, видимо, это время все-таки настало.
– Леша, купи у меня мой пакет акций.
– Давай, – с едва заметной иронией тут же согласился Алексей и полез в карман за бумажником. – Почем отдаешь?
Но шутить Гене совсем не хотелось:
– Очень скоро мне понадобятся тридцать тысяч долларов.
– Хорошие деньги, – серьезно ответил Алексей. – Когда нужны?
– Вчера.
Алексею тоже расхотелось шутить. Знал он Гену давно, не раз были в серьезных переделках, в бытность свою «водителями». Если нужны деньги – значит, нужны. Если не говорит зачем – тоже есть причина. Помощи не просит. А это почему?
– Своими силами хочешь обойтись?
– А иначе не получается.
– В чем дело-то? На выкуп похоже, уж ты меня прости. Что молчишь? Случилось что?
Гена посмотрел на друга: сам того не зная, Леха попал в точку. Выкуп. Только не у людей, с людьми бы как-нибудь, общими усилиями…
