Александр Самойленко - Долгий путь домой
– Видишь, Матвей Алексеевич, батюшку обидел! – с коварной задушевностью пожурил Лядова генерал. – Не успел войти – уже согрешил. Ты зачем к нам заглянул?
Лядов, смущенный и разозленный такой реакцией на его появление, потеребил свой малиновый бутончик.
– Ефим Моисеевич проинформировал меня о вашем… мероприятии, и я счёл необходимым…
Все навели на директора музея строгие взгляды. Ефим Моисеевич начал затравленно, как уличённый в разглашении великой тайны, озираться. Незаметно для Лядова сделал удивленное лицо и даже недоумённо пожал плечами, мол, не понимаю, это он о чём?!
– Но я здесь, можно сказать, здесь по поручению губернатора, – продолжил Лядов директивным тоном, из которого следовало: я вас сейчас тут всех построю! И продолжил, как доклад с трибуны:
– На днях мы обсуждали с губернатором ряд вопросов… Я между делом доложил ему об учреждении мной общественного дворянского собрания. Благодаря Ефиму Моисеевичу мы выявили первого члена этого общественного объединения… – Лядов достал из кармана бумажку, прочитал: – Графиня Грушницкая Мария Владимировна. Это вы, если я не ошибаюсь? – он вопросительно посмотрел на Мария Владимировну, как генеральный секретарь на рядового члена партии. – Очень приятно. Будем вместе работать над дальнейшим развитием нашего общественного движения. Надеюсь, вы не будете возражать против вашего назначения председателем нашего собрания?
– А кто меня назначит? – игриво спросила графиня, разволновавшись от возникшего желания занять эту высокую должность.
– Как кто? – удивился Лядов. – Я!
– А зарплата какая будет? – спросил Грим, наблюдая краем глаза, как генерал и полковники озорно переглядываются, потешаются от души.
– Вот это деловой разговор! – повеселел Лядов, не улавливая издевки. – Это мы обсудим… Договоримся! Также губернатор поручил мне осветить это событие в прессе! Так вот, выполняя поручение губернатора, я поздравляю молодых! Освещение в прессе я обеспечу. Да, чуть не забыл… Лично мой подарок молодым – стол за счет заведения.
– Халява! – радостно завопил Веник. Ужас на лице Данияра от явления Лядова сменился горем, он надеялся сделать на этом заказе хорошие деньги. А если за счет заведения, то можно было и без роз, плавающих в вазе. И фрукты можно было не натирать бархоткой. И вообще, зачем отборного барашка у дагестанцев заказал, можно было взять баранину в магазине…
– Отдыхайте! – сказал, как разрешил Лядов. – Пресса, за мной! – И пошел из зала на площадку давать интервью. Про цветы Лядов забыл, всё-таки он крепко растерялся. Водила побрел следом за шефом, держа букет как веник, цветами вниз.
Все проводили его коллективным тяжелым молчанием, перевели взгляды на окно, за которым Лядов приосанился перед телекамерой, занял монументальную позу и начать вещать – про губернатора, дворянское собрание, преемственность поколений…
– С этим надо кончать! – недовольно буркнул Грим и громко продекламировал. – Солнце вышло из-за туч, чтоб рассеять нашу грусть! Ну-ка, любезный, угости нас, чем Бог послал!
Гости оживились, Данияр встрепенулся, дал своему спецназу команду. И под тихую мелодию «Учкудук, три колодца» закружилась карусель из официантов с подносами – на стол несли диковинные узбекские закуски, соусы, самсу. Гости с живейшим интересом поглядывали на поданные блюда, шумно вдыхали поплывший над столом аромат.
– Ну вот, жизнь улучшается! – генерал азартно потер ладонями, с удовольствием откупорил водку. – Под такую закуску не грех встрепенуться. Делай как я!
Все быстренько сделали как он, нагребли в свои тарелки закуску и нетерпеливо уставились на генерала: ну, говори скорей! Генерал и не собирался мешкать.
– Уважаемые, можно сказать, дорогие наши господа Грушницкие! ВДВ поздравляют вас с вашим единением душ и сердец! А также благодарим вас за то участие, которое вы приняли в жизни наших соратников… – генерал посмотрел на отца Никона, который одобрительно кивал: хорошо начал, генерал! Поощренный батюшкой комдив, наддав торжественности в голосе, продолжил:
– От имени и по поручению нашего командования, разрешите вручить вам наши командирские часы с памятной гравировкой.
Оркестр тихонько дал туш. Генерал подошел к ним, протянул каждому футляры зеленого бархата, поцеловал руку графини, обнял Грима. Мария Владимировна расчувствовалась, осторожно открыла футлярчик. На белом атласе лежали золотые часы с эмблемой ВДВ на циферблате.
– Спасибо, – прошептала графиня. Она вся полыхала от удовольствия. И была хороша в своём волнении.
Вместе со всеми отец Никон с удовольствием пригубил свой бокальчик с кагором, поглядывая при этом с завистью, как его «паства», включая жен комсостава дивизии, лихо расправилась с первой рюмкой водки и навалилась на закуски.
Убедившись, что застолье наладилось, Грим кивком головы дал знак майору, и они подошли к Данияру.
– Слушай, а почему этот Блядов сказал, что он здесь у себя дома? – спросил узбека Грим.
– Это его ресторан, – ответил Данияр. – Я здесь только управляю.
– Не, ты понял?! – желчно обратился Грим к майору. – Он тут всё захапал, от кладбища до ресторанов. Мы тут все у него живем и гниём, в его городе! Мы все, получается, блядовцы! – ёрничал Грим, но злость его была сценически искренней.
– Я тебе вот что скажу… – Грим взял Данияра под локоток. – Я с твоим хозяином на одном гектаре срать не сяду. Ты мою мысль понял?
– Ой бай! – восхитился Данияр и замечтал, наверное, представил гектар, посреди которого в полном одиночестве гадит Лядов.
– И никто из нас с ним на гектаре не сядет! – уточнил мысль Грима майор.
– Ой бай! – опять воскликнул Данияр и бросил взгляд на генерала, которого на гектаре тоже не будет рядом с Лядовым. – Я, дорогой, эту мысль понял…
– Поэтому! – с назидательным упором произнес Грим. – Нам за счет заведения твоего хозяина ничего не надо!
По лицу Данияра скользнула радость, но на всякий случай он безнадежным голосом протянул:
– Хозяин сказал… Его слово для меня закон.
– То, что он сказал, это для тебя закон, а для нас оскорбление, понял? – спросил Грим.
– Какой красивый мысль! – Радость полностью овладела Данияром. – Ты хочешь заплатить? Ты гордый человек! Ты был бы настоящий узбек! – польстил Гриму Данияр. – Только ты хозяину не говори… – Данияр сиял, теперь он затраты на стол повесит на хозяина, а оплату банкета наличными положит в карман.
– Он тебе заплатит, сколько скажешь, – Грим указал на майора, и они вернулись за стол, где уже гудело смехом, говором, звоном посуды дружное веселье. Только одноглазый капитан, полностью овладев вниманием Ефима Моисеевича, рассказывал ему:
– Я ему говорю, ты заделай мне стеклянный глаз, чтобы был как настоящий. А он, сука очкастая, спрашивает: зачем тебе эта бутафория, ты щас как Кутузов, а будешь как Азазелло! Представляешь, прямо так и оскорбил, сказал – будешь как Азазелло!
– А зачем вам стеклянный глаз? – поинтересовался быстро окосевший Ефим Моисеевич, с лёгким ужасом глядя на одноглазого капитана и пытаясь отстраниться от него, словно ему явился натуральный Азазелло. – Это такие расходы…
– А я ему, значит, говорю, как зачем, я жениться хочу! Я же не могу жену одним глазом сверлить!
– Тогда, конечно, – согласился Ефим Моисеевич, – когда смотришь за женой в оба глаза, это совсем другое дело!
После заместителей комдива майор дал слово их женам, чем отвлек их от увлекательного занятия. Женщины зыркали на грудь графини и страстно шушукались. Декольте Марии Владимировны было прикрыто до горла чем-то неуловимо розоватым, сумрачно поблескивающим, тяжелым даже на глаз… От этой таинственной штуки супруги комсостава пребывали в неистовстве, шипели друг другу:
– Манишка, что ли, такая, вроде как накладная…
– Может вышивка набойная, с бисером?
– Какая вышивка, ты глянь, какой блеск!
– Бижутерия, что ль?
– Ну да, станет тебе графиня бижутерию на себе таскать!
Все гости с фальшивым волнением тарахтели одно и то же – про любовь, единение душ и счастье в личной жизни. Мария Владимировна была растрогана, простодушно смотрела на всех с сердечным умилением. Грим деловито выпивал, закусывал, с желчной иронией поглядывал на особо скудословных. Оркестранты сидели за отдельным столом, изумляя Данияра своим солдатским аппетитом. Они жевали молча, размеренно, при этом у всех синхронно с челюстями двигались уши. Официанты не успевали убирать пустые блюда и подавать полные. Музыкальное сопровождение обеспечивали только скрипка и флейта, в ползвука наигрывали мелодию «а эта свадьба, свадьба пела и плясала». При этом скрипач и флейтист косили глазами на уставленный закусками стол оркестра.
Застолье наладилось распрекрасное. Все были слегка хмельны, веселы, радушны друг к другу. От армейских анекдотов воздерживались. Майор Брагин был доволен реализацией своего «плана мероприятия». Только вот Михалыч раздражал его. Он еще на кладбище не понравился майору, темный какой-то мужик, скользкий, косит под дурачка, а глаза холодные, колкие. А здесь, за столом, рядом с командованием и графиней, этот мужик вообще был как… обезьяна с гранатой. Хотя Михалыч ничего такого не делал, сидел смирно, тупо глядя в стол, послушно выпивал вместе со всеми, зажёвывал водку баклажанами с чесноком.
